Far @ Théâtre de l'Onde
Ну а во второй вечер в Париже пошел (точнее поехал в далекие пригороды Велизи) на последнюю постановку Уэйна МакГрегора, того самого хореографа, которым я так восхищался, и с которого в принципе началась моя французская любовь к контемпорари. У МакГрегора два основных направления работы - спектакли для своей труппы, вроде Entity или как раз Far, и постановки в других театрах - например он ставил балет Genus (какое соло Матиса Хейманна!) для Парижской Оперы, там же будет в июле Anatomy of Sensuality, или мои любимые Chroma и совершенно прекрасный Infra для Лондонского Royal Opera Ballet. Разумеется, он гораздо более радикален со своей труппой, с танцорами, которые знают его язык, и играют на нем, как по нотам. С чужими труппами получается невероятно красивая и разнообразная эклектика. Ну и вот, самый, наверное, известный британский хореограф (его еще называют рок-звездой балета), поставил, хмм, движения Тома Йорка для клипа Lotus Flower и выпустил со своей уже труппой Far.
Сквозь меня снова ровно час пропускали электричество, мы сели в середину первого ряда, в паре метров от края авансцены, и было ясное чувство попадания в это условное пространство, тебя окружает эта яркая, дрожащая от напряжения атмосфера, и ты вздыхаешь только когда последние танцоры убегают за кулисы после поклонов. В этот раз МакГрегор написал балет про эпоху Просвещения. В качестве пролога изумительное, словно забытое где-то посреди Infra, па-де-де под оперную арию с виниловыми шорохами, но потом факелы уносят со сцены, старый мир остался позади, родился новый человек, заработали новые законы, и история пошла совсем в другую сторону.
На фоне красивой, словно дышащей электрическими огоньками и тенями инсталляции проходит история человеческого тела, нервов, инстинктов, ощущений. Сначала обнюхиваешь партнера, ощупываешь пространство, измеряешь тело, изучаешь его законы, вращения суставов, изгибы мускулов, разворот ключиц, лопаток, потом осторожно ищешь новый язык, с одним, с другой, с третьим, со всеми, тело отбрасывает тень, тело работает, любит, бьет, страдает, рождается в каждом движении и каждую минуту проживает кончиками нервов, от макушки до пятки. Сначала почти без одежды, потом накидки, джинсы, брюки, рубашки, майки. Сначала факелы, потом электрические сонаты (прекрасная музыка Бена Фроста), оранжевые тени, и все это как кино, одновременное участие и отстранение, одновременная любовь и жалость, страсть и насилие. Когда к концу пятеро танцоров исполняют мужские па-де-де и па-де-труа, замираешь от напряжения, виртуозный язык МакГрегора непереводим, его только можно почувствовать, осознать и принять, этот язык лишен грамматики, она ему не нужна, здесь нет правил, батманы и плие заигрывают с языком слепых, с разворотами корпуса, фирменными будто неестественными вывертами запястий, ног; оглушающий музыкальный электро-фон симксован с отрывками из классики, минималом. Людей сбивает на какие-то мгновения друг с другом, потом снова отталкивает, сначала между ними только желание, потом эти резкие движения входят в ритм, появляется ревность, любовь, а с ними и вопросы, ответы, какая-то игра, сложные периоды и контарпункты, к финалу напряжение нарастает и легко сбрасывается почти классическим тонким и до дрожи прекрасным па-де-де. И в конце понимаешь, что ничего естественней и быть не может - молодые девчонки и парни, которые доводят свои тела до предела возможностей, улыбаются на поклонах во весь рот, им радостно от того, что они умеют говорить на этом языке, который никому более недоступен, и в этом смысле поначалу кажущаяся невероятной идея об эволюции человека Просвещения оказывается реализованной на все сто. Клик, и ты там.
Ну и, конечно, это надо видеть. В Германии, Англии, России (Пермь!), Италии или хотя бы так.
Click to view