Сергей Сиротин о Миябэ, Деблине, Каван, Делилло, Коуту и Пинчоне
Хорошие рецензии коллеги по Ноблиту.
О "Радуге тяготения" (пер. М. Немцова, А. Грызуновой):
"«Радуга тяготения» - это, безусловно, постмодернистский роман. В этом не может быть никаких сомнений. Разрывность повествования здесь возводится в принцип. Но Пинчон идет дальше просто бессвязности, как это уже было у Фолкнера в «Шуме и ярости», и дальше потока сознания, как это было в «Улиссе» Джойса. Бессвязность как таковая делается объектом рассказа, и именно это делает роман постмодернистским. Если читать внимательно, то уже в феноменологии ракеты Фау-2 можно увидеть ростки берроузовской техники нарезки, где бессвязность также была принципом. Пинчон так пишет: «Вообразите ракету, чье приближение слышишь только после взрыва. Реверсирование! Аккуратно вырезанный кусочек времени… несколько футов кинопленки, прокрученные наоборот…» Подобные строки можно было вполне встретить в «Мягкой машине» или «Нова экспресс» Берроуза. Жизнь в страхе перед ракетой сама делается реверсивной, поэтому Ленитропа так и бросает из одного конца Европы в другой. Не менее постмодернистскими выглядят догадки и фантазии Пинчона на тему технократического будущего человечества. От них веет еще не родившимся киберпанком. Вот, например, фрагмент: «Может, есть такая Машина, и она заберет нас, заберет целиком, через электроды в черепе нас засосет прям в Машину, и мы там станем жить вечно, мы и остальные души, которые в ней сидят». На таком сюжете мог бы построить роман любой из фантастов от Филипа Дика до Уильяма Гибсона. Еще одним элементом постмодернистской техники является смешение жанров. Но речь идет не о безобидном литературном карнавале или гротескном реализме, в котором всегда оставалось место для жизненного вывода. Речь идет о вторжении масс-медийного мифа и его тотальности, когда виртуальную реальность уже нельзя отличить от обычной. Здесь можно привести любопытный эпизод, где Пинчон влагает в уста одного из персонажей следующее: «- В День Д, - признается он, - когда я услышал, как по радио генерал Эйзенхауэр объявил о вторжении в Нормандию, я подумал, что на самом деле это Кларк Гейбл, замечали когда-нибудь? голоса идентичны…» Итак, с одной стороны, военный генерал и события, от которых зависит судьба Европы, и, с другой, популярный голливудский актер, секс-символ и мечта женщин Америки. Пинчон ставит между ними знак равенства. Тем самым он еще раз показывает, как сложно устроена современная реальность, как глубоко она заражена коллективным психозом. Или еще один похожий пример: «Вот огромная хромолитография Сталина: Ленитроп мог бы поклясться, что это девчонка, которую он некогда клеил в Гарварде, усы и прическа побочны, как любой грим…»
Впрочем, тотальное разложение и смешение смыслов у Пинчона так и не побеждает по причине чрезмерной силы традиционных институтов, посредством субординации отстаивающих бастионы смысла и значения. По сути, «Радуга тяготения» как раз и написана о борьбе пассивной свободы и энтропии против сил государства, которые, с одной стороны, подчиняют человека, а с другой, предохраняют его от скатывания в безумную свободу шизофренического психоза. И оказывается, что, когда Пинчон говорит о враге, то есть государстве, он по сути пишет оду эзотерическому гитлеризму."
Ряд других интересных рецензий автора (также рекомендую его же тексты других лет):
О романе Миюке Мияюэ "Виртуальная семья" (пер. Е. Третьяковой)
О романе Альфреда Деблина "Горы моря и гиганты" (пер. Т. Баскаковой)
О рассказах Анны Каван "Механизмы в голове" (пер. Пер. В. Нугатова, А. Асланян и Д. Волчека)
О романе Дона Делилло "Космполис" (пер. М. Немцова)
О романе Миа Коуту "Божьи яды и чертовы снадобья" (пер. Е. Хованович)
О "Радуге тяготения" (пер. М. Немцова, А. Грызуновой):
"«Радуга тяготения» - это, безусловно, постмодернистский роман. В этом не может быть никаких сомнений. Разрывность повествования здесь возводится в принцип. Но Пинчон идет дальше просто бессвязности, как это уже было у Фолкнера в «Шуме и ярости», и дальше потока сознания, как это было в «Улиссе» Джойса. Бессвязность как таковая делается объектом рассказа, и именно это делает роман постмодернистским. Если читать внимательно, то уже в феноменологии ракеты Фау-2 можно увидеть ростки берроузовской техники нарезки, где бессвязность также была принципом. Пинчон так пишет: «Вообразите ракету, чье приближение слышишь только после взрыва. Реверсирование! Аккуратно вырезанный кусочек времени… несколько футов кинопленки, прокрученные наоборот…» Подобные строки можно было вполне встретить в «Мягкой машине» или «Нова экспресс» Берроуза. Жизнь в страхе перед ракетой сама делается реверсивной, поэтому Ленитропа так и бросает из одного конца Европы в другой. Не менее постмодернистскими выглядят догадки и фантазии Пинчона на тему технократического будущего человечества. От них веет еще не родившимся киберпанком. Вот, например, фрагмент: «Может, есть такая Машина, и она заберет нас, заберет целиком, через электроды в черепе нас засосет прям в Машину, и мы там станем жить вечно, мы и остальные души, которые в ней сидят». На таком сюжете мог бы построить роман любой из фантастов от Филипа Дика до Уильяма Гибсона. Еще одним элементом постмодернистской техники является смешение жанров. Но речь идет не о безобидном литературном карнавале или гротескном реализме, в котором всегда оставалось место для жизненного вывода. Речь идет о вторжении масс-медийного мифа и его тотальности, когда виртуальную реальность уже нельзя отличить от обычной. Здесь можно привести любопытный эпизод, где Пинчон влагает в уста одного из персонажей следующее: «- В День Д, - признается он, - когда я услышал, как по радио генерал Эйзенхауэр объявил о вторжении в Нормандию, я подумал, что на самом деле это Кларк Гейбл, замечали когда-нибудь? голоса идентичны…» Итак, с одной стороны, военный генерал и события, от которых зависит судьба Европы, и, с другой, популярный голливудский актер, секс-символ и мечта женщин Америки. Пинчон ставит между ними знак равенства. Тем самым он еще раз показывает, как сложно устроена современная реальность, как глубоко она заражена коллективным психозом. Или еще один похожий пример: «Вот огромная хромолитография Сталина: Ленитроп мог бы поклясться, что это девчонка, которую он некогда клеил в Гарварде, усы и прическа побочны, как любой грим…»
Впрочем, тотальное разложение и смешение смыслов у Пинчона так и не побеждает по причине чрезмерной силы традиционных институтов, посредством субординации отстаивающих бастионы смысла и значения. По сути, «Радуга тяготения» как раз и написана о борьбе пассивной свободы и энтропии против сил государства, которые, с одной стороны, подчиняют человека, а с другой, предохраняют его от скатывания в безумную свободу шизофренического психоза. И оказывается, что, когда Пинчон говорит о враге, то есть государстве, он по сути пишет оду эзотерическому гитлеризму."
Ряд других интересных рецензий автора (также рекомендую его же тексты других лет):
О романе Миюке Мияюэ "Виртуальная семья" (пер. Е. Третьяковой)
О романе Альфреда Деблина "Горы моря и гиганты" (пер. Т. Баскаковой)
О рассказах Анны Каван "Механизмы в голове" (пер. Пер. В. Нугатова, А. Асланян и Д. Волчека)
О романе Дона Делилло "Космполис" (пер. М. Немцова)
О романе Миа Коуту "Божьи яды и чертовы снадобья" (пер. Е. Хованович)