Понанедельник
Разворачивал на новом диске текстово-картиночную помойку (за 100 гигабайт перевалило, не считая колхоза, ньюйоркера и статей, 100 гигабайт, жуть, ведь жизни не хватит, чтобы просто в каждый файл заглянуть, что же это за руки загребущие) заодно и поразбирал чуток. Вспомнил откуда ноги растут у пассажа про парадокс взрослых развлечений. Когда-то это было общей затравкой для двух расходящихся тем, а точнее появился он на точке их схода. Пробежался по запискам, пощелкал по ссылкам, оказывается, в феврале умер Джейми Гиллис.
Первая тема, по возрасту первая, сидела на продолжении инфантильной половины. "Порнография как упражнение по феноменологии". Совершенно ничего не помню, кроме того, что было забавно и поучительно читать Гуссерля и Хайдеггера, считая, что они имеют в виду порнографию. Ни как порнография оказывалась феноменологией, ни как получалось обратное - говорим феноменология подразумеваем порнография - в голове совершенно не осталось. Провалище такой, что заглядывать жутко. Может, правда, еще вернется.
Во второй ветке сидело желание понять, а существует ли вообще литература для взрослых. За это зацеплялся кризис литературности вообще и там оказывалось много забавного и любопытного. Возможно даже и не глупого.
Что такое литература для взрослых. Это литература для тех, кто знает цену слова - оно настолько ничего не стоит, что за каждое нарушение тишины приходится нести ответственность. Для тех, кто мозоли натер, предавая самого себя, и потому от фальши выворачивает наизнанку. Для тех, кто знаком с выбором между плохим и плохим, и кто знает не понаслышке, что у каждого человека достанет мужества и силы характера, чтобы сожрать самого себя. Речь, конечно, не о чернухе и не о "правде жизни", а о том насколько беспомощны и скучны выдуманные схемы. Вот там, за гранью придумываемого, и живет литература для взрослых, если, конечно, она вообще существует на этой узкой полоске между публицистикой, мемуаристикой и т.п.
На пути взрослого с легкостью разрешаешь самые зубодробительные парадоксы. Например, может ли всемогущий (пусть будет волшебник, без роду, без племени) построить стену, которую сам не может разрушить? Ну, конечно, может. Только он сам себя при этом уничтожает. Всемогущесть никуда не деваетс, носитель пропадает.
Вот попредставляешь этого всемогущего и грустно становится. А, каково на такую работу ходить? Куда там твоя "каторга". Что ты вообще в каторгах понимаешь? Здесь с каждой кладкой ближе и ближе к собственному концу, не свернуть с дороги ни на секунду. И зачем, спрашивается, подписался, чего не хватало?
Оттягивает всемогущий как может. Рассеянно бродит по площадке, бьется коленкой о ванную, в которой раствор мешает, преувеличенно охает, машет кудлатой головой, морщится, громко цокая, трет коленку. Садится на край ванной, пьет пиво из бутылки в коричневом пакете, щурится, смотрит вдаль, пытается что-то там разглядеть. А вдали ничего, холмы, степь, отороченная жестким кустом, солнце встает, отбрасывает длинные тени отсюда и досюда, и скоро цикады и прочая другая живность в траве затрещит, и пора браться за работу, и невмоготу. И перехватывает всемогущий бутылку за горлышко, чтобы запустить подальше в канаву, а осевшая пена струйкой подло пускается за рукав, и летит бутылка кое-как, и руку о бороду, и мерзко, все мерзко, и солнце уже, ох, как высоко, и останавливай время, не останавливай - разницы нет, да и смысла нет, ни в чем смысла нет, и страшно устал, чертовски страшно устал, а можешь такую стену построить? да, могу, да, проклятие, могу, не знаю, могу...
Вот такая она, литература для взрослых, пропади она пропадом. А рядом веселуха - люди горячо поминают Аристотеля, Рассела и несчастного Геделя. Они все давно мертвы. Там, где главные действующие лица уже мертвы, всегда весело.
Как-то так.
Первая тема, по возрасту первая, сидела на продолжении инфантильной половины. "Порнография как упражнение по феноменологии". Совершенно ничего не помню, кроме того, что было забавно и поучительно читать Гуссерля и Хайдеггера, считая, что они имеют в виду порнографию. Ни как порнография оказывалась феноменологией, ни как получалось обратное - говорим феноменология подразумеваем порнография - в голове совершенно не осталось. Провалище такой, что заглядывать жутко. Может, правда, еще вернется.
Во второй ветке сидело желание понять, а существует ли вообще литература для взрослых. За это зацеплялся кризис литературности вообще и там оказывалось много забавного и любопытного. Возможно даже и не глупого.
Что такое литература для взрослых. Это литература для тех, кто знает цену слова - оно настолько ничего не стоит, что за каждое нарушение тишины приходится нести ответственность. Для тех, кто мозоли натер, предавая самого себя, и потому от фальши выворачивает наизнанку. Для тех, кто знаком с выбором между плохим и плохим, и кто знает не понаслышке, что у каждого человека достанет мужества и силы характера, чтобы сожрать самого себя. Речь, конечно, не о чернухе и не о "правде жизни", а о том насколько беспомощны и скучны выдуманные схемы. Вот там, за гранью придумываемого, и живет литература для взрослых, если, конечно, она вообще существует на этой узкой полоске между публицистикой, мемуаристикой и т.п.
На пути взрослого с легкостью разрешаешь самые зубодробительные парадоксы. Например, может ли всемогущий (пусть будет волшебник, без роду, без племени) построить стену, которую сам не может разрушить? Ну, конечно, может. Только он сам себя при этом уничтожает. Всемогущесть никуда не деваетс, носитель пропадает.
Вот попредставляешь этого всемогущего и грустно становится. А, каково на такую работу ходить? Куда там твоя "каторга". Что ты вообще в каторгах понимаешь? Здесь с каждой кладкой ближе и ближе к собственному концу, не свернуть с дороги ни на секунду. И зачем, спрашивается, подписался, чего не хватало?
Оттягивает всемогущий как может. Рассеянно бродит по площадке, бьется коленкой о ванную, в которой раствор мешает, преувеличенно охает, машет кудлатой головой, морщится, громко цокая, трет коленку. Садится на край ванной, пьет пиво из бутылки в коричневом пакете, щурится, смотрит вдаль, пытается что-то там разглядеть. А вдали ничего, холмы, степь, отороченная жестким кустом, солнце встает, отбрасывает длинные тени отсюда и досюда, и скоро цикады и прочая другая живность в траве затрещит, и пора браться за работу, и невмоготу. И перехватывает всемогущий бутылку за горлышко, чтобы запустить подальше в канаву, а осевшая пена струйкой подло пускается за рукав, и летит бутылка кое-как, и руку о бороду, и мерзко, все мерзко, и солнце уже, ох, как высоко, и останавливай время, не останавливай - разницы нет, да и смысла нет, ни в чем смысла нет, и страшно устал, чертовски страшно устал, а можешь такую стену построить? да, могу, да, проклятие, могу, не знаю, могу...
Вот такая она, литература для взрослых, пропади она пропадом. А рядом веселуха - люди горячо поминают Аристотеля, Рассела и несчастного Геделя. Они все давно мертвы. Там, где главные действующие лица уже мертвы, всегда весело.
Как-то так.