Неоцененный труд
П.А. Кропоткин "Взаимопомощь: фактор эволюции".
Книга издана в 1902 г на английском языке, русское издание (в связи с ослаблением цензуры) появилось в 1905 г., позже выходили дополнения и переботки, который велись до самой смерти Петра Алексеевича в 1921 году. В советское время, как я понимаю, книга не периздавалась. В основе - цикл из 6 лекций, опубликованных в 1890-1896 годах в английском журнале журнале "Девятнадцатый век" в ходе полемики с Гексли на тему теории эволюции.
Это был русский аргументированный взгляд - возражение против борьбы за существование как движущей силы эволюции в царстве природы - и, одновременно, против мальтузианства как одного из столпов дарвинизма, и также против более позднего социал-дарвинизма, уже как вывода из дарвинизма
В своей крайней форме во второй половине девятнадцатого века в европейском мировоззрении воцарился социал-дарвинизм, то есть взгляд на политику как на результат борьбы за существование, в которой побеждает сильнейший, а побеждённый теряет право на дальнейшее существование.
Этот взгляд служил оправданием для эксплуатации европейской черни, уступившей место под солнце более удачливым соотечественникам;
этим обосновывалось право Европы на колонии, на подавление и даже истребление отсталых рас;
эти же готовилась почва для будущих империалистических войн, в которых предстояло выжить "не только лишь всем".
Справедливости ради надо отметить, что сам Чарльз Дарвин и Томас Гексли придерживались по этому поводу более умеренных взглядов.
Дарвин в итоге обозначил свою позицию в эволюции человека тем, что под "сильнейшим" следует понимать "нравственным". Гексли признавал фактор конкуренции, но призывал бороться с "внутренним тигром и внутренней обезьяной" и тоже отойти в социуме от совсем уж одиозных приёмов из животного мира.
Но их поняли так, как поняли.
Многим идеалистам даже в Европе от этого поплохело.
В это время прозвучала русская позиция, не побоявшаяся бросить вызов мировым авторитетам и защитить тех, кого борьба за существование приговаривала к уничтожению.
Кропоткин тут был не одинок.
Он сам назвал своих предшественников из России: зоологов и географов Кесслера, Северцева, Мензбира, Брандта, Полякова.
"Русские зоологи исследовали необъятные континентальные районы в умеренной зоне, где борьба видов против условий среды более выражена, в то время как Уоллес и Дарвин изучали побережье тропических стран, где перенаселенность сильнее бросается в глаза"
К ним был близок ботаник Бекетов: ""настоящая борьба за существование" разворачивается не между видами, конкурирующими за ограниченные ресурсы. а между индивидами и окружающей средой", и как итог: ""Социальность ...есть мощное средство самозащиты".
С антропологической точки зрения критиковали европейские выводы из теории эволюции Петр Лавров и Николай Данилевский.
Русская наука в данном случае продемонстрировала свои лучшие качества.
Она не пошла на поводу европейского мейнстрима, а аргументированно указала на узость исследований, которые привели в ошибке в теории.
Англичане прекрасно знали средние широты Европы, свою родину, и тропики, сферу приложения своих интересов. В этих регионах богатство ресурсов и мягкость климата действительно приводили к переизбытку особей, между которыми начиналась конкуренция за кормовую базу.
Русские учёные изучали совсем другую часть Земли, с перманентным недостатком ресурсов и с поистине убийственным климатом: Сибирь и Центральную Азию. Здесь природные условия снижали поголовье особей до такой степени, что оставшиеся не имели недостатков в корме. Врагом для них были не сородичи, а климат - и они объединялись против него, противопоставляя опасностям взаимовыручку.
Учение Дарвина в части постулата борьбы за существование не было верным, потому что оно было неполным и предвзятым.
Следовательно, под сомнение ставились и социальные выводы. Мальтузианство кое-как можно было натянуть на Англию восемнадцатого века, но для России (даже для её центра - перенаселение наступило там только в конце девятнадцатого века!), а особенно для Сибири это был пустой звук.
С другой сторону, тут несомненно проявился русский менталитет, с его тягой к коллективизму.
Те же самые зоологи и географы, путешествующие по Сибири не могли не заметить, как много значили для выживания совместные действия и как быстро погибали одиночки.
В инстинктивно сбивающихся в стада животных и в общинах они улавливали единый закон природы, равный для всех тварей.
"Соревнование должно быть наиболее жестоко между близкими формами, занимающими почти то же место в экономии природы " Чарльз Дарвин.
Чарльз, ты не прав.
Как раз близкие друг другу, поставленные не в расслабляющие условия цивилизация, а на линию фронта выживания, демонстрировали не войну всех против всех, а братство всех со всеми.
Аристократ Кропоткин поехал в Сибирь за экзотикой, а вернулся анархистом, хотя и слова такого тогда не было: человека, верящего, что человек про природе своей друг, товарищ и брат другому. И что это качество в хомо сапиенсе существует на генетическом уровне (хотя термина такого тоже не было) и дополнительно воспитывается правильной социальной жизнью.
Спустя годы жизни, самообучения и пропаганды Петр Алексеевич изложил эти взгляды в своих статьях.
Вторая часть книги была посвящена развитием этого животного начала - в лучшем смысле - в человеческом обществе: в "примитивных" племенах, в крестьянских общинах, в вольных городах средневековой Европы, в ассоциациях и союзах трудящихся вплоть до конца девятнадцатого века.
Везде он находил чувство коллективизма, которое помогало выживать простому люду в таких условиях, которые обрекали его на уничтожение.
Это учение было созвучно набиравшему силу русскому космизму, выросшему на православии, хотя и отталкивалось от других исходных данных.
Для анархистов всего мира Кропоткин был одним из пророков - предтечей, а его книги были Новым Заветом.
И в этом качестве Петр Алексеевич был вытеснен из истории, а его мысли преданы анафемы победившими марксизмом и либерализмом.
(марксизм, кстати, с его борьбой классов и победой социализма как наиболее прогрессивной формы цивилизации, прямо исходит из дарвинизма).
Жаль.
Многое в данном учении Кропоткина было потом справедливо оспорено, многое устарело, но вот саму идею неплохо бы реанимировать и рассмотреть заново, на новом уровне развития науки о зверях и людях.
Мир, основанный на подобной (или близкой) концепции, сильно бы отличался от современного.
Из него бы точно ушло потребительское отношение к природе как к ресурсу, потому что постулат "социальности" животных и растений подразумевает отношение к ним как к почти равной по развитию структуре, в которой взаимоотношения должны строиться на взаимном уважении и патрнёрстве.
И в этом мире реплика о десятках миллионов соотечественников, не вписавшихся в рынок, привела бы автора в психушку, а не на высокие должности