"Ну а тем, кому выпало жить..."
13 декабря минувшего года в «НВ» была опубликована статья Елены Шуваевой-Петросян «Забытый герой?» Для тех, кто не знаком с этим материалом, коротко перескажем его суть. Речь в нем шла о непростой судьбе одного из героев Карабахской войны - летчика Арутюна Давтяна, который 9 мая 1992 года совершил подвиг, посадив горящий самолет, и спас жизни 28 фидаинов и членов экипажа. В результате полученных травм он стал инвалидом, в мирное время к его недугам прибавились инсульт и инфаркты, пенсии по инвалидности после упразднения «Армянских авиалиний», как и все его коллеги, лишился. Сегодня герой войны вместе с семьей живет в квартирке общежития аэропорта «Эребуни», не имея необходимых средств к существованию и, судя по всему, судьба его мало кого волнует. Об этом, о нашем постыдном равнодушии к забытым героям, о нашей неблагодарно короткой памяти и была рассказанная на страницах газеты история. Поведав читателям о судьбе Арутюна Давтяна, мы хотели привлечь внимание к судьбам многих участников войны, обделенных сегодня нашим вниманием и заботой.
Реакция на статью последовала незамедлительно - бурная и довольно неожиданная для нас. История, рассказанная со слов Давтяна, другим ее участником была пересказана с точностью до наоборот. К подробностям мы еще вернемся, даже не видя в этом особого смысла, но главное было вовсе не в этом...Многие из бывших участников Карабахской войны, которых взволновал этот материал и которые собрались в редакции, высказывались в основном в том смысле, что вообще бессмысленно затрагивать эту тему - все равно это ни к чему не приведет.
«Вы напрасно поставили знак вопроса в заголовке материала. Это давно не вопрос - 20 лет мы давно и прочно забыты. Кто нас вспоминает? Даже открытку к празднику не пошлют. Ну написали статью, взволновали всех, люди вернулись памятью к тем годам и больнее стали сегодняшние обиды. От всего этого только увеличивается число инсультов и инфарктов. Не нужно ворошить прошлое, все равно ничего не изменится, - сказал один летчик.
«Не судите нас строго, мы все немного неадекватны, нам очень трудно выживать», - сказал другой участник нашей встречи, который не захотел быть названным. И потому мы долго колебались - стоит ли вновь возвращаться к этой истории 20-летней давности, возвращаться , заведомо зная, что ничего изменить не сможем, что голос летчиков, каждого из которых , мы подчеркиваем, каждого, можно без всяких скидок назвать героем, все равно не будет услышан в нашей исполненной прагматизма и борьбы за выживание мирной жизни, которой мы обязаны им. Но даже сознавая это, мы все же решились еще на одну попытку и для этого вновь вернемся к нашей истории, действующими лицами которой были три человека - летчики Арутюн Давтян, Михаил Андреасян и бортмеханик Артавазд Саакян. Все случилось 9 мая 1992 года - день взятия Шуши. В целях полной объективности мы вынуждены еще раз повторить рассказ АРУТЮНА ДАВТЯНА, без чего наше изложение было бы не полным.
В тот день мы были в резерве, сидели в эскадрилье. Второго пилота и бортмеханика отпустили. Но нужно было снова лететь в Карабах, с нами вызвался лететь Миша Андреасян, который хотел повидать брата, воевавшего в Шуши. У него не было задания - он летел как выполняющий функции второго пилота. Мы нашли нашего бортмеханика Артавазда Саакяна и полетели. Когда мы приземлились на аэродроме Ходжалу, нас предупредили , что он обстреливался, и вражеский штурмовик может вот- вот вернуться, поэтому надо быстро лететь обратно. В этот момент я увидел этот самолет и закричал: «Сейчас будет бить, скрывайтесь!» Фидаины, которых мы должны были везти в Ереван, вбежали в здание. Азербайджанский CУ-25 пустил в район стоянки наших самолетов 4 ракеты - не попал. Одна ракета упала в нескольких метрах и, к счастью, не разорвалась. В этот момент самолет азеров, видимо, пошел на заправку, а я крикнул: «Ребята, быстрее садитесь в самолет, взлетаем!» Я запустил двигатели самолета. После взлета из Степанакерта прошло 8 минут, и вдруг машина затряслась, опустила крыло - было ясно , что нас сбили. Что делать? На борту 28 фидаинов, среди них раненые, нужно принимать срочное решение. Я передал штурвал Андреасяну и вышел в салон, чтобы посмотреть, что случилось и успокоить людей. Один фидаин порывался броситься в аварийный люк, но его удалось остановить. Я посмотрел и увидел, что горит крыло с правой стороны. Как потом стало известно, 6 снарядов попали в правое крыло. Топливо пока есть, но как только оно закончится, начнет гореть крыло. Самолет в воздухе сгорает гораздо быстрее, чем на земле. Мы приняли решение выключить двигатель и так долетели до Сисиана, где должны были совершить аварийную посадку без выпуска шасси и закрылков, так как отказала гидросистема. Андреасяну не удалось правильно подводить самолет к ВПП. При высоте 50 метров и скорости 250 км/ч без закрылок и шасси самолет бы упал за полосой, поэтому нужно было принудительно посадить, что и сделал я, как командир. Бортмеханик подтвержает о падении самолета с нескольких метров, это была грубая посадка. Переднее колесо ударилось о полосу, из-за чего Андреасян очутился на полу кабины, так как не был пристегнут, потом самолет поднял нос и хвостом ударился об землю, потом еще раз ударился, сломал стойку, стал катиться по полосе. Перед посадкой я потребовал, чтобы Миша пристегнулся - он отказался, именно поэтому от сильных ударов машины о землю он ударился, упал и повредил себе позвоночник и не мог самостоятельно двигаться, наш бортмеханик вынес его из самолета. Я кое -как выбрался из самолета, так как за нами летел наш товарищ Ашот Чилингарян, я прошел метров 60 предупредить его, чтобы он пошел на второй круг, так как на полосе валялась часть закрылок от нашего самолета, что он и сделал и что может сейчас подтвердить. Тогда, в состоянии какого-то аффекта, я не чувствовал боли - сгруппировавшись, согнувшись в три погибели, я заставил себя выйти из самолета, хотя для многих это представляется невозможным, учитывая мои травмы. Теперь Андреасян утверждает, что я тогда убежал трусливо прятаться. Но тот, кто не струсил в горящем самолете, не струсит и в поле - это же ясно. Мы вместе пережили это испытание, а теперь оказывается все лавры Мише, а я трус. Тогда мы с Мишей договорились, что не будем «якать», все что нам удалось сделать, сделали мы, а не каждый по отдельности. Даже в книге Анаит Чибухчян я не говорю только от своего имени. Но мой коллега не сдержал слова, поддавшись искушению лаврами.
Не так давно приходили документалисты - снимать фильм про ту историю. Потом фильм вышел, но только про Мишу, меня там вообще нет. Поверьте, я говорю не из честолюбия, я вообще никогда об этом не рассказываю - вот только раз писательнице для книги и вашей журналистке по их же просьбе. К слову, к журналисту «НВ» я лично не обращался, историю Елене рассказал другой человек, а она, занимаясь социальными вопросами, оказалась в нашем общежитии. Мы не для славы все это делали, не для почестей. Только обидно, когда правду искажают и еще перед семьей своей стыдно, что я мужчина, солдат, который всегда выполнял свой долг, так и не сумел создать ей нормальную жизнь.
МИКАЭЛ АНДРЕАСЯН: Накануне того дня я уже сделал 3 рейса, 4-ый - ночью, 9 мая у меня был выходной. Собрались с ребятами хорошо отдохнуть, даже двух баранов привезли. Но тут от генерала Петроса Аствацатуряна приказ- нужно лететь. Я сел справа - на место второго пилота, слева - на месте первого - Арут. И тут мы увидели, как вражеский самолет крутанул вокруг Шуши. У нас на борту 7 фидаинов (вопреки всем свидетельствам - прим. НВ) и раненые есть. Вдруг послышался сильный удар по крылу, мы поняли , что самолет подбили, надо срочно садиться. Ближе всех был Сисианский аэропорт, нужно любой ценой дотянуть до него. Самолет уже вел я, пришлось сажать его без шасси - «на пузо». Люди стали выбираться из машины через аварийный выход, я оказался зажатым между штурвалом и креслом. Потом чувствую, с позвоночником что-то неладно- не могу шевелиться. А машина может в любой момент взорваться. Смотрю никого нет- все во главе с Арутом убежали, в самолете один бортмеханик Арто. Он меня и вынес из самолета и отнес на безопасное расстояние.. А я ему сказал, чтобы он вернулся в самолет и посмотрел, вдруг там кто-то остался. Он пошел- сказал никого. Потом «Скорые» подъехали, забрали нас в сисианскую больницу - у меня оказался перелом позвоночника. Вертолетами нас доставили в Ереван. Долго лечился. Теперь не летаю, работаю начальником штаба в «Армавиа». Пенсию по инвалидности с летчиков сняли, так что работать нужно. Возглавляю Совет ветеранов- пилотов Карабахской войны, никакими привилегиями не пользуюсь, так же как и другие мои товарищи.
Меня в вашем материале знаете что больше всего обидело? Написали, что я подсуетился и получил Крест первой степени, в то время, как Арут, который спас самолет - получил Крест второй степени. Мне не было никакой надобности суетиться - я воевал честно, как и два моих брата, в течение дня я совершал несколько боевых вылетов, только за 40 дней меня сбивали дважды. Свой Крест я заработал не конкретно за 9 мая, а за всю войну. Что же касается того полета, о котором у нас с Арутом разные версии, то всему этому есть только один свидетель, находившийся с нами в кабине пилотов - бортмеханик Артавазд Саакян. Спросите у него.
Встретиться с Артаваздом , как оказалось, невозможно, поскольку он находится за рубежом. Но его свидетельство есть в дважды изданной книге Анаит Чибухчян, кстати, тоже участницы нашей встречи. В этом сборнике собраны документальные рассказы всех летчиков- участников Карабахской войны.
АРТАВАЗД СААКЯН: 9 мая я был в резерве.Командир Арутюн Давтян должен был лететь в Степанакерт, но унего не было ни второго пилота, ни бортмеханика. Я сразу согласился лететь с ним - мечтал увидеть освобожденный Шуши. Миша, который только вернулся с полета, выразил желание лететь с нами. Так мы полетели: командир - Арут, инструктор -Миша и я -бортмеханик. Когда прилетели в Ходжалу, нам сказали - быстро возвращайтесь назад, нас недавно бомбили. Мы посадили в самолет фидаинов и спиралью поднялись в небо. За несколько минут до нашей границы послышался удар. Командир приказал мне проверить двигатели. Наши приборы не показывали пожара - красная лампочка не горела. Но тут загорелось правое крыло. Чтобы в салоне не возникла паника, мы закрыли дверь кабины, Приняли решение об экстренном снижении и аварийной посадке в Сисиане. Перед посадкой Миша приказал открыть форточки. Уже при посадке самолет упал с нескольких метров. Газ попал в салон. При грубой посадке Мишу заклинило между штурвалом и креслом, крикнул мне, что не может двигаться, не чувствует ног. Я вынес его, потом вернулся посмотреть - не остался ли кто еще в самолете.
МЕЛКОН ОВАННЕСЯН - ветеран трех войн:
Я не находился в том самолете, но близко знаком из 28 с 25 азатамартиками, которые летели на том самолете. Они все считали минуты, когда долетят до нашей границы. Оталось совсем ничего, когда их настиг снаряды СУ-25. На борту были все люди бывалые, они прошли войну, а все-таки было страшно вдруг оказаться в горящем самолете. Они рассказывали, как в салон вышел командир Давтян, он был спокоен и их тоже успокоил. Им повезло, что команда была отличная и в этих экстремальных условиях летчики сумели посадить самолет и спасти всем жизни. Они до сих пор благодарны им за это, как благодарны и их дети, которые не остались сиротами.
Из свидетельста воинов-освободителей - Мурадяна Рафика, Барсегяна Есайи, Хачатряна Зограба, находившихся в потерпевшем аварию самолете (свидетельство подкреплено подписью и печатью):
«Был день 9 мая 1992 года. Армянские летчики осуществляли боевые полеты Ереван-Степанакерт-Ереван. В районе 19:15 в Степанакертском аэропорту совершил посадку самолет Як-40 N87532, который привез из Еревана около 35 бойцов-освободителей. В аэропорту на тот момент был еще 3 самолета Як-40, принадлежащих армянской авиации, чьи летчики ушли осматривать освобожденный город Шуши. В районе 20:10 в воздушном пространстве Шуши показался истребитель Су-25, принадлежащий азербайджанским ВВС, который выпустил несколько ракет в сторону города Шуши, выполнил поворот и взял направление на Степанакертский аэропорт. Ворвавшись в воздушное пространство Степанакерта, самолет Су-25 выпустил оставшиеся в его арсенале ракеты по 4 самолетам Як-40, стоявшим в аэропорту. Наши самолеты не пострадали от обстрела. Одна из ракет вонзилась в асфальт на расстоянии нескольких метров от самолетов и по счастливой случайности не взорвалась. От осколков взорвавшихся ракет получили легкие ранения несколько бойцов-освободителей, находившихся в аэропорту. После обстрела аэропорта истребитель Су-25 взял направление на Агдам. В этот момент командир самолета Як-40 Арутюн Давтян крикнул:
- Парни, возможно Су-25 вернется и повредит самолеты, давайте хоть этот один спасем.
Он бегом вошел в самолет и немедленно запустил двигатели. В это же время, мы - 27 бойцов-освободителей, часть которых была ранена - поднялись в самолет. Спустя несколько минут самолет уже находился над облаками и взял направление на Ереван. Через 6 минут после взлета самолет неожиданно содрогнулся и один из находившихся в самолете арцахских воинов-освободителей вскрикнул:
- Турки подбили.
От пулеметной очереди вражеского самолета Су-25 пострадало правое крыло нашего самолета. Это заметили несколько бойцов-освободителей, в их числе житель аштаракского села Кош, воин-смертник Есайи Барсегян. Крыло самолета загорелось. В самолете началась паника. Тотчас же в салон вошел командир самолета А.Давтян. Посмотрел из иллюминатора на горящее крыло, успокаивая бойцов-освободителей, предпринял аварийную посадку. Незамедлительно выключил правый двигатель и приказал спустить самолет внутрь облаков во избежание второго нападения врага.
Послышался шум взрыва. Как потом выяснилось, взорвались находившиеся в самолете кислородные баллоны. Огонь и душащий дым стали проникать в салон. По приказу командира были открыты все аварийные двери. Секунды казались вечностью. В любой момент горящее крыло могло отвалиться и гибель была б неминуемой. Через 8-10 минут после того как самолет Як-40 был подбит мы были на взлетной полосе Сисианского аэропорта, где не было никакого освещения. В этих сложных условиях , командир и экипаж корабля с большим трудом направили самолет на посадку. Только после трех сильных ударов командиру удалось резко снизить скорость самолета. При втором ударе от правого крыла отвалился кусок, от третьего - хвост, и неуправляемый самолет остановился на расстоянии всего 3-4 метров от края пропасти. Подошедшие на помощь местные перевезли нас с Сисианскую больницу. Там нам оказали первую мед.помощь, а потом нас на двух вертолетах транспортировали в Ереван.
Прошли годы. Героический поступок командира самолета Як-40 и его экипажа и совершенная в сложных условиях беспримерная посадка, подарившая нам всем вторую жизнь, никогда не забывается в наших семьях и семьях наших друзей-бойцов, в кругу родных и знакомых».
Так думают все, кто спасся в тот день благодаря исключительному мужеству, высокому профессионализму, самоотверженности наших военных летчиков.. Как-то Аруту Давтяну довелось быть в селе Кош в гостях у азатамартика Есаи, тоже участника того навсегда памятного рейса. Есаи подвел к Аруту своего сына со словами: «Вот смотри и запомни, это человек, благодаря которому у тебя есть отец».Эти слова многого стоят и, возможно, они и есть самая высокая и почетная из всех наград.
Итак, вопреки настойчивым просьбам некоторых летчиков, убежденных, что новая статья только подольет масло в огонь, вопреки собственным колебаниям, мы все же решились на повторное обращение к этой очень мучительной и деликатной теме. Но вернулись не для того, чтобы, взяв на себя роль судей, решать чья версия этой майской драмы в воздухе правдивее и точнее.
Да, в этой истории много противоречий, в версиях изложения одного и того же события некоторые детали не совпадают. К примеру, Андреасян утверждает, что в самолете было 8-9 азатамартиков, а Давтян настаивает, что их было 28, и это подтверждают и один из находившихся в машине фидаинов Мелкон Ованнесян, и тогдашний начальник аэропорта Сергей Ванцян.Некоторые из летчиков считают, что именно Арут как командир должен был удостоиться Креста первой степени, других несколько коробит , что в уже упомянутой книге Анаит Чибухчян рассказу Андреасяна о себе отводится гораздо больше места, чем других летчиков, имевших не меньше, а, возможно, и больше заслуг. Трудно совместить и проявленное Давтяном мужество в терпящем бедствие самолете с его «трусливым бегством», в котором его обвиняет коллега. Но цель нашей статьи - не скрупулезное расследование, не разбор этого полета, не определение степени проявленной летчиками отваги в тот экстремальный час. Как утверждают их товарищи, все они люди мужественные, отважные, достойно и честно прошедшие войну. И потому не суть важно, в чьих руках был штурвал, кто с какой стороны сидел, кто именно посадил самолет, сколько азатамартиков было в нем. Была экстемальная ситуация, был суровый экзамен на мужество и выживание и было огромное небо -одно на троих.
Они все герои, все, кто хоть раз в ту войну взлетел в ежеминутно грозящее гибелью небо. Они делали это многократно, они честно исполнили свой долг перед страной и перед нами, мы - нет. Мы не дали им и малой толики того, что они заслужили, и скорбная участь многих ветеранов войны и их семей- постоянный укор нашей совести. Мы с легкостью бросаем деньги на организации праздничных шоу, раздачу дорогих призов звездам шоу-бизнеса, на воззведение элитных строений, но при этом сотни наших азатамартиков уже 20 лет ютятся в крохотных квартирках и общежитиях, лишенные средств к существованию, не имея денег на лечение недугов, заработанных во время войны. Они очень устали, наши ветераны, несгибаемые и отчаянно мужественные на войне, они беспомощны и растерянны перед напористым прагматизмом и потребительством нашей сегодняшней мирной жизни, в которой многие из них так и не нашли себе место. Стыдно смотреть им в глаза, за всех нас стыдно.
Как-то одного боевого генерала спросили , что самое главное для правдивого и точного описания войны. Он ответил: «На войне главное не кто, а как. Именно поэтому самый почитаемый герой во всем мире - Неизвестный солдат, а самая почитаемая могила - Братская , на которой не ставят крестов и где не рыдают вдовы.Война - это самая общественная мужская работа, а победа в ней - совокупный подвиг всех участников». У войны свой нравственный градус, своя точка отсчета, свои оценки и критерии, свое чувство справедливости. Это уже потом в мирное время некоторые пересчитывают Кресты и ордена на своей и чужой груди и, случается, даже изменяют святому воинскому братству. Но это не от того , что они стали хуже, а от того, что не всем удалось удержаться на той нравственной высоте в их несложившейся замордованной мирной жизни, которая оказалась слишком и суровой и несправедливой к ним. На войне есть неизвестные солдаты, в мирной жизни не должно быть неизвестных и забытых ветеранов.
В мирное время, оправившись от последствий войны, страна была обязана обеспечить пристойную жизнь каждому из них - персонально и поименно. Этого не сделали. Наше повторное обращение к этой теме- попытка еще раз ударить в набат нашей общей памяти, еще раз воззвать к нашей общей совести и напомнить о тех, кому в той войне выпало жить, но как...
Валерия ЗАХАРЯН
Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН
Николай БАБАДЖАНЯН