“В Европу забежала какая-то рiccola bestia” (Достоевский и Восточный вопрос)
Федор ДОСТОЕВСКИЙ (1821-1881) - один из тех писателей, чьи художественные произведения вряд ли нужно представлять. Гораздо менее известна его публицистика. В 1876 году он начал издавать свой ежемесячный журнал в форме авторского “Дневника”, выходивший в 1876-1877 гг. в количестве 8000 экземпляров и имевший необыкновенный успех. Одной из сквозных тем журнала стали события в Болгарии и Русско-турецкая война. Напомним, в 1876 году в Болгарии началось восстание против турок, которое было подавлено с неслыханной жестокостью. 24 апреля того же года Александр II подписал Манифест о войне с Турцией...
Разумеется, писатель-мыслитель, к тому же славянофил, не мог не среагировать на бедствия, навалившиеся на братьев-болгар, а также на Восточный вопрос в целом. В своих далеко не однозначных размышлениях Достоевский во многом оказался провидцем. Такое ощущение, что речь идет также о Западной Армении, о расправе с христианами-армянами. Можно сказать с уверенностью: доживи Достоевский до резни армян в 1894-1895 гг. в той же Османской Турции, он бы непременно откликнулся.
Некоторые параллели оказываются абсолютно реальными. Действительно, что сегодня может произойти с миром, если, по-Достоевскому, “выдвинуть Турцию обратно в Азию...” Не буквально, конечно. Но “стращают народ: будет-де страшное потрясение, беда”. И, говорит Федор Михайлович, ничего бы не произошло ни в Европе, ни на Востоке. И если сегодня не носились бы с Турцией, как с писаной торбой, тоже ничего не произошло бы. Впрочем, читатель может судить сам.
Предлагаем отрывки из журнала “Дневник” Федора Достоевского.
* * *
...зачинается вновь теперь Восточный вопрос: ну, сознайтесь, много ли у нас, и кто именно - способны согласиться по этому вопросу на какое-нибудь одно общее решение? И это в таком важном, великом, в таком роковом и национальном нашем вопросе. Да что Восточный вопрос! Куда брать такие большие вопросы! Посмотрите на сотни, на тысячи наших внутренних и обыденных, текущих вопросов - и что это за всеобщая шатость, что за неустановившийся взгляд, что за непривычка к делу.
* * *
Мне кажется вот что: с Восточным вопросом забежала в Европу какая-то рiccola bestia и мешает успокоиться всем добрым людям, всем любящим мир, человечество, процветание его, всем - жаждущим той светлой минуты, в которую кончится наконец-то хоть эта первоначальная, грубая рознь народов. В самом деле, если вдуматься, то иногда кажется, что с окончательным разрешением Восточного вопроса кончится и всякая прочая политическая рознь в Европе, что в этой формуле: в Восточный вопрос заключаются, и может быт неведомо, и все остальные политические вопросы, недоумения и предрассудки Европы.
* * *
Между суждениями о Восточном вопросе я встретил один уже совершенный курьез. Как-то раз, недавно, в заграничной прессе появилась странная вещь: в горячих, почти фантастических представлениях принялись воображать, что станется со всем миром, если уничтожить Турцию совсем и выдвинуть ее обратно в Азию. Выходило, что будет беда, страшное потрясение. Предсказывали даже, что в Азии, где-нибудь в Аравии, явится новый калифат, воскреснет вновь фанатизм, и мусульманский мир низринется опять на Европу. Более глубокие мыслители ограничивались лишь мнением, что взять-де и выселить этак всю нацию из Европы в Азию - вещь невозможная и вообще немыслимая. Когда я читал все это, мне почему-то было очень удивительно; но я все еще не догадывался, в чем дело. И вдруг понял, что все эти дипломаты-мечтатели и в самом деле ставят вопрос в буквальном смысле, то есть, что как будто дело идет и в самом деле о том, чтоб, уничтожив Турецкую империю политически, действительно, буквально, вещественно взять и перевезти всех турок куда-нибудь туда, в Азию. Как могло зародиться такое понятие - решительно не понимаю; по крайней мере на банкетах и митингах этим несомненно стращали народ: будет-де страшное потрясение, беда. Между тем, мне кажется, ровно ничего не могло бы быть, и решительно ни одного-таки турка не пришлось бы переселить в Азию. У нас в России уже раз случилось нечто в этом же роде. Когда кончилась татарская Ода, усилилось вдруг Казанское царство, и до того, наконец, что одно время даже трудно бы было предсказать: за кем останется русская земля - за христианством или мусульманством? Это царство владычествовало над тогдашним востоком России, сносилось с Астраханью, держало в руках Волгу, а сбоку России объявился у него великолепный союзник, хан Крымской орды, страшный разбойник и грабитель, от которого много досталось Москве. Дело было настоятельное - и молодой царь Иван Васильевич, тогда еще не Грозный, решил кончить с этим тогдашним Восточным вопросом и взять Казань.
...как поступил царь Иван Васильевич, войдя в Казань? Истребил ли ее жителей поголовно...? Переселил ли казанцев куда-нибудь в степь, в Азию? Ничуть; даже ни одного татарчонка не выселил, все осталось по-прежнему, и геройские, столь опасные прежде казанцы присмирели навеки. Произошло же это самым простым и сообразным образом: только что овладели городом, как тотчас же внесли в него икону божьей матери и отслужили в Казани молебен, в первый раз с ее основания. Затем заложили православный храм, отобрали тщательно оружие у жителей, поставили русское правительство, а царя казанского вывезли куда следовало, - вот и все. Немного спустя казанцы начали нам продавать халаты, еще немного - стали продавать и мыло. Тем дело и кончилось. Точь-в-точь... дело кончилось бы и в Турции, если б пришла благая мысль уничтожить наконец этот калифат политически.
Во-первых, тотчас же бы отслужили молебен в Святой Софии; затем патриарх освятил бы вновь Софию; из Москвы, я думаю, в тот же день подоспел бы колокол, султана бы вывезли куда следует, - и тем все бы и кончилось. Правда, есть у турок один закон, почти что догмат Корана, именно: что один только мусульманин может и должен носить оружие, а райя нет. Ну, так вот разве этот только один закон можно бы было... в день первого молебна в Святой Софии изменить обратно, в том смысле, что только райя может и должен носить оружие, а мусульманин ни за что и даже за пошлину. Ну, вот и все обеспечение тишины - и уверяю, что больше ровно ничего и не надо. Прошло бы немного - и турки тотчас же принялись бы нам продавать халаты, а еще немного - и мыло, и, может быть, даже лучше казанского. Что же до земледелия, до табачного и виноградного производства, то все эти части, при новых порядках и законах, поднялись бы, думаю, с такой быстротой, с таким успехом, что, уж конечно, мало-помалу выплатили бы наконец даже и неоплатные долги прошлого турецкого государства Европе. Одним словом, ровно ничего бы не вышло, кроме самого хорошего, самого подходящего, и, повторюсь, ни единого даже турчонка не пришлось бы выселить из Европы...
И на Востоке ничего бы не произошло. Калифат-то, пожалуй, где-нибудь и объявился бы, где-нибудь в азиятской степи, в песках; но, чтоб низринуться на Европу, в наш век потребно столько денег, столько орудий нового образца, столько ружей, столько обоза, столько предварительных фабрик и заводов, что не только мусульманский фанатизм, но даже самый английский фанатизм не в состоянии был бы ничем помочь новому калифату. Одним словом, решительно ничего не будет, кроме хорошего. И дай бы бог поскорее это хорошее, а то ведь так много дурного!
* * *
...во-первых, если мы уже будем в войне с турками, а наши татары, например, начнут помогать туркам деньгами или пойдут в их ряды, то еще прежде того, как отнесется к ним общество, само правительство, думаю, отнесется к ним как к государственным изменникам и, уж конечно, сумеет их остановить вовремя. Во-вторых, если война еще не будет объявлена, а турки начнут резать славян, которым все русские равно сочувствуют, то в случае если начались бы пожертвования, деньгами или людьми, русских мусульман в пользу турок, - неужели вы думаете, что кто-нибудь из русских мог бы отнестись к такому факту без оскорбленного чувства и без негодования?.. По-вашему, вся беда в вероисповедном характере пожертвований, то есть если уж русский стал помогать славянину, как единоверцу, то как же может он, не нарушая гражданской равноправности и справедливости, запретить такое же пожертвование и русскому татарину в пользу единоверца своего - турка? Напротив, очень может и имеет на то самое полное право, потому что русский, помогая славянину против турок, даже и в мысли не имеет стать врагом татарина и пойти на него войной, тогда как татарин, помогая турку, разрывает с Россией, становится изменником России и, становясь в ряды турок, идет прямо на нее войной. Кроме того, ведь если я, русский, пожертвую в пользу славянина, воюющего с турком, хотя бы даже и из единоверия, то ведь победы ему желаю над турком вовсе не потому, что тот мусульманин, а потому лишь, что тот режет славянина, тогда как татарин, переходя к турку, может это сделать единственно лишь из той причины, что я христианин и что будто бы хочу истребить мусульманство, тогда как я вовсе не хочу истреблять мусульманства, а лишь единоверца своего защитить... Помогая славянину, я не только не нападаю на веру татарина, но мне и до мусульманства-то самого турка нет дела: оставайся он мусульманином сколько хочет, лишь бы славян не трогал.
* * *
...Нерешительность и медленность великих держав, дипломатический выверт Англии, отказавшейся примкнуть к заключениям берлинских конференций, и вдруг затем последовавшая революция в Константинополе и вспышка мусульманского фанатизма и наконец ужасное избиение башибузуками и черкесами шестидесяти тысяч мирных болгар, стариков, женщин и детей - все это разом зажгло и двинуло войну. У славян много надежд. У них, если сосчитать все их силы, до ста пятидесяти тысяч бойцов, из которых более трех четвертей порядочного регулярного войска. Но главное - дух: они идут, веря в свое право, веря в свою победу, тогда как у турок, несмотря на фанатизм, большое безначалие и большое смущение, и - не диво будет, если смущение это после самых первых встреч обратится в панический страх. Кажется, можно уже предсказать, что если вмешательства Европы не воспоследует, то славяне победят наверно.
* * *
Пусть в Англии первый министр извращает правду пред парламентом из политики и сообщает ему официально, что истребление шестидесяти тысяч болгар произошло не турками, не башибузуками, а славянскими выходцами, - и пусть весь парламент из политики верит ему и безмолвно одобряет его ложь: в России ничего подобного быть не может и не должно. Скажут иные: не может же Россия идти во всяком случае навстречу явной своей невыгоде? Но, однако, в чем выгода России? Выгода России именно, коли надо, пойти даже и на явную невыгоду, на явную жертву, лишь бы не нарушить справедливости. Не может Россия изменить великой идее, завещанной ей рядом веков и которой следовала она до сих пор неуклонно. Эта идея есть, между прочим, и всеединение славян; но всеединение это - не захват и не насилие, а ради всеслужения человечеству. Да и когда, часто ли Россия действовала в политике из прямой своей выгоды?
* * *
Если бы возможна была когда-нибудь война Франции с Турцией и при этом заволновались бы принадлежащие Франции мусульмане, алжирские арабы, то неужели вы думаете, что французы не усмирили бы их тотчас же самым энергическим образом? Вы пишете самым величавым образом нравоучение для всей России: “Беспокойство, обнаружившееся в некоторых местностях Кавказа, должно напомнить нам, что православный великорус живет в семье, что он не единственный, хотя и старший сын России”. Положим, что это величаво сказано, что ж, однако, великорусу-то делать в том случае, если б действительно кавказцы заволновались? Чем виноват этот старший сын в семье, что мусульманин-кавказец, этот младший сын в семье, так восприимчив насчет своей веры и с такими понятиями, что, идя против турок, старший сын идет уже и против него и всего мусульманства?.. Вы тревожитесь, чтобы “старший брат в семье” (великорус) не оскорбил как-нибудь сердца младшего брата (татарина или кавказца). Какая, в самом деле, гуманная и полная просвещенного взгляда тревога! Вы напираете на то, что православный великорус не “единственный, хотя и старший сын России”. Позвольте, что ж это такое? Русская земля принадлежит русским, и есть земля русская, и ни клочка в ней нет татарской земли. Татары, бывшие мучители земли русской, на этой земле пришельцы. Но, усмирив их, отвоевав у них назад свою землю и завоевав их самих, русские не отомстили татарину за двухвековое мучительство, не унизили его, подобно как мусульманин-турок измучил и унизил райю, ничем и прежде его не обидевшего, а напротив, дал ему с собой такое полное гражданское равноправие, которого вы, может быть, не встретите в самых цивилизованных землях столь просвещенного, по-вашему, Запада. Даже, может быть, русский мусульманин пользовался иногда и высшими льготами против самого русского, против самого владетеля и хозяина русской земли... Веру татарина никогда тоже не унижал русский, никогда не притеснял и не гнал, и поверьте, что нигде на Западе и даже в целом мире не найдете вы такой широкой, такой гуманной веротерпимости, как в душе настоящего русского человека. Поверьте тоже, что скорей уж татарин любит сторониться от русского (именно вследствие своего мусульманства), а не русский от татарина. В этом всякий вас уверит, кто жил подле татар...
Чем я оскорбляю татарина, что сочувствую моей вере и единоверцам, чем гоню его веру? И чем я виноват, что, в его понятиях, всякая наша война с турками принимает характер вероисповедный? Не может же русский изменить основные понятия всего мусульманства.
* * *
Одним словом, вся Европа будет глядеть на борьбу христиан и султана, не вмешиваясь в нее, но... пока только, до времени... до дележа наследства. Но возможно ли будет это наследство? Еще будет ли какое наследство? Если шлет славянам успех, то до какого предела в успехе допустит их Европа?
Не служила ли она, напротив, в продолжение всей петербургской своей истории всего чаще чужим интересам с бескорыстием, которое могло бы удивить Европу, если б та могла глядеть ясно, а не глядела бы, напротив, на нас всегда недоверчиво, подозрительно и ненавистно. Да бескорыстию в Европе и вообще никто и ни в чем не поверит, не только русскому бескорыстию, - поверят скорее плутовству или глупости. Но нам нечего бояться их приговоров: в этом самоотверженном бескорыстии России - вся ее сила, так сказать, вся ее личность и все будущее русского назначения. Жаль только, что сила эта иногда довольно-таки ошибочно направлялась.
* * *
Получены известия и, кажется, весьма точные, что туркам, хотя и анонимно, весьма деятельно помогают австрийцы и англичане. Впрочем, почти и не анонимно. Помогают деньгами, оружием, снарядами и - людьми. В турецкой армии множество иностранных офицеров. Огромный английский флот стоит у Констант... из политических соображений, а вернее - на всякий случай. Австрийская пресса раздражительно относится к восставшим сербам и - к России.
* * *
...прочел в одной корреспо
нденции об одной матери, болгарке, там у них в Болгарии, где целыми уездами истреблялись люди, одна старуха уцелела в одной деревне и бродит, обезумевшая, по своему пепелищу. Когда же ее начинают расспрашивать, как было дело, то она не говорит обыкновенными словами, а тотчас прикладывает правую руку к щеке и начинает петь и напевом рассказывает, в импровизированных стихах, о том, как у ней были дом и семья, был муж, были дети, шестеро детей, а у деток, у старших, были тоже , маленькие внуки ее. И пришли мучители и сожгли у стены ее старика, перерезали соколов ее детей, изнасиловали малую девочку, увели с собой другую, красавицу, а младенчикам вспороли всем ятаганами животики, а потом зажгли дом и пошвыряли их всех в лютое пламя, и все это она видела и крики деточек слышала.
* * *
...турок режет славянина за то, что тот, будучи христианином, райей, осмеливается домогаться с ним равноправия. Перейди болгарин в магометанство - и турок тотчас же перестанет мучить его, напротив, тотчас же признает его за своего, - так по Корану. А болгар между тем будут все резать да резать, а европейская пресса так, пожалуй, опять поддержит башибузуков, скажет, что Россия придирается из честолюбия, нарочно интригует против конференции и хочет войны...
* * *
...Тут стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим военным бессилием не только перед Европой, но и перед турками, забывая, что турецкий башибузук, мучитель безоружных и беззащитных, отрезыватель мертвых голов, по русской пословице - “молодец против овец, а против молодца и сам овца”, что, наверно, и окажется.
На снимках: Турецкое 11-дюймовое орудие в Маджар-Табле; русские санитарные повозки для транспортировки раненых; Федор Достоевский
Подготовила для газеты "Новое время"
Елена Шуваева-Петросян
Разумеется, писатель-мыслитель, к тому же славянофил, не мог не среагировать на бедствия, навалившиеся на братьев-болгар, а также на Восточный вопрос в целом. В своих далеко не однозначных размышлениях Достоевский во многом оказался провидцем. Такое ощущение, что речь идет также о Западной Армении, о расправе с христианами-армянами. Можно сказать с уверенностью: доживи Достоевский до резни армян в 1894-1895 гг. в той же Османской Турции, он бы непременно откликнулся.
Некоторые параллели оказываются абсолютно реальными. Действительно, что сегодня может произойти с миром, если, по-Достоевскому, “выдвинуть Турцию обратно в Азию...” Не буквально, конечно. Но “стращают народ: будет-де страшное потрясение, беда”. И, говорит Федор Михайлович, ничего бы не произошло ни в Европе, ни на Востоке. И если сегодня не носились бы с Турцией, как с писаной торбой, тоже ничего не произошло бы. Впрочем, читатель может судить сам.
Предлагаем отрывки из журнала “Дневник” Федора Достоевского.
* * *
...зачинается вновь теперь Восточный вопрос: ну, сознайтесь, много ли у нас, и кто именно - способны согласиться по этому вопросу на какое-нибудь одно общее решение? И это в таком важном, великом, в таком роковом и национальном нашем вопросе. Да что Восточный вопрос! Куда брать такие большие вопросы! Посмотрите на сотни, на тысячи наших внутренних и обыденных, текущих вопросов - и что это за всеобщая шатость, что за неустановившийся взгляд, что за непривычка к делу.
* * *
Мне кажется вот что: с Восточным вопросом забежала в Европу какая-то рiccola bestia и мешает успокоиться всем добрым людям, всем любящим мир, человечество, процветание его, всем - жаждущим той светлой минуты, в которую кончится наконец-то хоть эта первоначальная, грубая рознь народов. В самом деле, если вдуматься, то иногда кажется, что с окончательным разрешением Восточного вопроса кончится и всякая прочая политическая рознь в Европе, что в этой формуле: в Восточный вопрос заключаются, и может быт неведомо, и все остальные политические вопросы, недоумения и предрассудки Европы.
* * *
Между суждениями о Восточном вопросе я встретил один уже совершенный курьез. Как-то раз, недавно, в заграничной прессе появилась странная вещь: в горячих, почти фантастических представлениях принялись воображать, что станется со всем миром, если уничтожить Турцию совсем и выдвинуть ее обратно в Азию. Выходило, что будет беда, страшное потрясение. Предсказывали даже, что в Азии, где-нибудь в Аравии, явится новый калифат, воскреснет вновь фанатизм, и мусульманский мир низринется опять на Европу. Более глубокие мыслители ограничивались лишь мнением, что взять-де и выселить этак всю нацию из Европы в Азию - вещь невозможная и вообще немыслимая. Когда я читал все это, мне почему-то было очень удивительно; но я все еще не догадывался, в чем дело. И вдруг понял, что все эти дипломаты-мечтатели и в самом деле ставят вопрос в буквальном смысле, то есть, что как будто дело идет и в самом деле о том, чтоб, уничтожив Турецкую империю политически, действительно, буквально, вещественно взять и перевезти всех турок куда-нибудь туда, в Азию. Как могло зародиться такое понятие - решительно не понимаю; по крайней мере на банкетах и митингах этим несомненно стращали народ: будет-де страшное потрясение, беда. Между тем, мне кажется, ровно ничего не могло бы быть, и решительно ни одного-таки турка не пришлось бы переселить в Азию. У нас в России уже раз случилось нечто в этом же роде. Когда кончилась татарская Ода, усилилось вдруг Казанское царство, и до того, наконец, что одно время даже трудно бы было предсказать: за кем останется русская земля - за христианством или мусульманством? Это царство владычествовало над тогдашним востоком России, сносилось с Астраханью, держало в руках Волгу, а сбоку России объявился у него великолепный союзник, хан Крымской орды, страшный разбойник и грабитель, от которого много досталось Москве. Дело было настоятельное - и молодой царь Иван Васильевич, тогда еще не Грозный, решил кончить с этим тогдашним Восточным вопросом и взять Казань.
...как поступил царь Иван Васильевич, войдя в Казань? Истребил ли ее жителей поголовно...? Переселил ли казанцев куда-нибудь в степь, в Азию? Ничуть; даже ни одного татарчонка не выселил, все осталось по-прежнему, и геройские, столь опасные прежде казанцы присмирели навеки. Произошло же это самым простым и сообразным образом: только что овладели городом, как тотчас же внесли в него икону божьей матери и отслужили в Казани молебен, в первый раз с ее основания. Затем заложили православный храм, отобрали тщательно оружие у жителей, поставили русское правительство, а царя казанского вывезли куда следовало, - вот и все. Немного спустя казанцы начали нам продавать халаты, еще немного - стали продавать и мыло. Тем дело и кончилось. Точь-в-точь... дело кончилось бы и в Турции, если б пришла благая мысль уничтожить наконец этот калифат политически.
Во-первых, тотчас же бы отслужили молебен в Святой Софии; затем патриарх освятил бы вновь Софию; из Москвы, я думаю, в тот же день подоспел бы колокол, султана бы вывезли куда следует, - и тем все бы и кончилось. Правда, есть у турок один закон, почти что догмат Корана, именно: что один только мусульманин может и должен носить оружие, а райя нет. Ну, так вот разве этот только один закон можно бы было... в день первого молебна в Святой Софии изменить обратно, в том смысле, что только райя может и должен носить оружие, а мусульманин ни за что и даже за пошлину. Ну, вот и все обеспечение тишины - и уверяю, что больше ровно ничего и не надо. Прошло бы немного - и турки тотчас же принялись бы нам продавать халаты, а еще немного - и мыло, и, может быть, даже лучше казанского. Что же до земледелия, до табачного и виноградного производства, то все эти части, при новых порядках и законах, поднялись бы, думаю, с такой быстротой, с таким успехом, что, уж конечно, мало-помалу выплатили бы наконец даже и неоплатные долги прошлого турецкого государства Европе. Одним словом, ровно ничего бы не вышло, кроме самого хорошего, самого подходящего, и, повторюсь, ни единого даже турчонка не пришлось бы выселить из Европы...
И на Востоке ничего бы не произошло. Калифат-то, пожалуй, где-нибудь и объявился бы, где-нибудь в азиятской степи, в песках; но, чтоб низринуться на Европу, в наш век потребно столько денег, столько орудий нового образца, столько ружей, столько обоза, столько предварительных фабрик и заводов, что не только мусульманский фанатизм, но даже самый английский фанатизм не в состоянии был бы ничем помочь новому калифату. Одним словом, решительно ничего не будет, кроме хорошего. И дай бы бог поскорее это хорошее, а то ведь так много дурного!
* * *
...во-первых, если мы уже будем в войне с турками, а наши татары, например, начнут помогать туркам деньгами или пойдут в их ряды, то еще прежде того, как отнесется к ним общество, само правительство, думаю, отнесется к ним как к государственным изменникам и, уж конечно, сумеет их остановить вовремя. Во-вторых, если война еще не будет объявлена, а турки начнут резать славян, которым все русские равно сочувствуют, то в случае если начались бы пожертвования, деньгами или людьми, русских мусульман в пользу турок, - неужели вы думаете, что кто-нибудь из русских мог бы отнестись к такому факту без оскорбленного чувства и без негодования?.. По-вашему, вся беда в вероисповедном характере пожертвований, то есть если уж русский стал помогать славянину, как единоверцу, то как же может он, не нарушая гражданской равноправности и справедливости, запретить такое же пожертвование и русскому татарину в пользу единоверца своего - турка? Напротив, очень может и имеет на то самое полное право, потому что русский, помогая славянину против турок, даже и в мысли не имеет стать врагом татарина и пойти на него войной, тогда как татарин, помогая турку, разрывает с Россией, становится изменником России и, становясь в ряды турок, идет прямо на нее войной. Кроме того, ведь если я, русский, пожертвую в пользу славянина, воюющего с турком, хотя бы даже и из единоверия, то ведь победы ему желаю над турком вовсе не потому, что тот мусульманин, а потому лишь, что тот режет славянина, тогда как татарин, переходя к турку, может это сделать единственно лишь из той причины, что я христианин и что будто бы хочу истребить мусульманство, тогда как я вовсе не хочу истреблять мусульманства, а лишь единоверца своего защитить... Помогая славянину, я не только не нападаю на веру татарина, но мне и до мусульманства-то самого турка нет дела: оставайся он мусульманином сколько хочет, лишь бы славян не трогал.
* * *
...Нерешительность и медленность великих держав, дипломатический выверт Англии, отказавшейся примкнуть к заключениям берлинских конференций, и вдруг затем последовавшая революция в Константинополе и вспышка мусульманского фанатизма и наконец ужасное избиение башибузуками и черкесами шестидесяти тысяч мирных болгар, стариков, женщин и детей - все это разом зажгло и двинуло войну. У славян много надежд. У них, если сосчитать все их силы, до ста пятидесяти тысяч бойцов, из которых более трех четвертей порядочного регулярного войска. Но главное - дух: они идут, веря в свое право, веря в свою победу, тогда как у турок, несмотря на фанатизм, большое безначалие и большое смущение, и - не диво будет, если смущение это после самых первых встреч обратится в панический страх. Кажется, можно уже предсказать, что если вмешательства Европы не воспоследует, то славяне победят наверно.
* * *
Пусть в Англии первый министр извращает правду пред парламентом из политики и сообщает ему официально, что истребление шестидесяти тысяч болгар произошло не турками, не башибузуками, а славянскими выходцами, - и пусть весь парламент из политики верит ему и безмолвно одобряет его ложь: в России ничего подобного быть не может и не должно. Скажут иные: не может же Россия идти во всяком случае навстречу явной своей невыгоде? Но, однако, в чем выгода России? Выгода России именно, коли надо, пойти даже и на явную невыгоду, на явную жертву, лишь бы не нарушить справедливости. Не может Россия изменить великой идее, завещанной ей рядом веков и которой следовала она до сих пор неуклонно. Эта идея есть, между прочим, и всеединение славян; но всеединение это - не захват и не насилие, а ради всеслужения человечеству. Да и когда, часто ли Россия действовала в политике из прямой своей выгоды?
* * *
Если бы возможна была когда-нибудь война Франции с Турцией и при этом заволновались бы принадлежащие Франции мусульмане, алжирские арабы, то неужели вы думаете, что французы не усмирили бы их тотчас же самым энергическим образом? Вы пишете самым величавым образом нравоучение для всей России: “Беспокойство, обнаружившееся в некоторых местностях Кавказа, должно напомнить нам, что православный великорус живет в семье, что он не единственный, хотя и старший сын России”. Положим, что это величаво сказано, что ж, однако, великорусу-то делать в том случае, если б действительно кавказцы заволновались? Чем виноват этот старший сын в семье, что мусульманин-кавказец, этот младший сын в семье, так восприимчив насчет своей веры и с такими понятиями, что, идя против турок, старший сын идет уже и против него и всего мусульманства?.. Вы тревожитесь, чтобы “старший брат в семье” (великорус) не оскорбил как-нибудь сердца младшего брата (татарина или кавказца). Какая, в самом деле, гуманная и полная просвещенного взгляда тревога! Вы напираете на то, что православный великорус не “единственный, хотя и старший сын России”. Позвольте, что ж это такое? Русская земля принадлежит русским, и есть земля русская, и ни клочка в ней нет татарской земли. Татары, бывшие мучители земли русской, на этой земле пришельцы. Но, усмирив их, отвоевав у них назад свою землю и завоевав их самих, русские не отомстили татарину за двухвековое мучительство, не унизили его, подобно как мусульманин-турок измучил и унизил райю, ничем и прежде его не обидевшего, а напротив, дал ему с собой такое полное гражданское равноправие, которого вы, может быть, не встретите в самых цивилизованных землях столь просвещенного, по-вашему, Запада. Даже, может быть, русский мусульманин пользовался иногда и высшими льготами против самого русского, против самого владетеля и хозяина русской земли... Веру татарина никогда тоже не унижал русский, никогда не притеснял и не гнал, и поверьте, что нигде на Западе и даже в целом мире не найдете вы такой широкой, такой гуманной веротерпимости, как в душе настоящего русского человека. Поверьте тоже, что скорей уж татарин любит сторониться от русского (именно вследствие своего мусульманства), а не русский от татарина. В этом всякий вас уверит, кто жил подле татар...
Чем я оскорбляю татарина, что сочувствую моей вере и единоверцам, чем гоню его веру? И чем я виноват, что, в его понятиях, всякая наша война с турками принимает характер вероисповедный? Не может же русский изменить основные понятия всего мусульманства.
* * *
Одним словом, вся Европа будет глядеть на борьбу христиан и султана, не вмешиваясь в нее, но... пока только, до времени... до дележа наследства. Но возможно ли будет это наследство? Еще будет ли какое наследство? Если шлет славянам успех, то до какого предела в успехе допустит их Европа?
Не служила ли она, напротив, в продолжение всей петербургской своей истории всего чаще чужим интересам с бескорыстием, которое могло бы удивить Европу, если б та могла глядеть ясно, а не глядела бы, напротив, на нас всегда недоверчиво, подозрительно и ненавистно. Да бескорыстию в Европе и вообще никто и ни в чем не поверит, не только русскому бескорыстию, - поверят скорее плутовству или глупости. Но нам нечего бояться их приговоров: в этом самоотверженном бескорыстии России - вся ее сила, так сказать, вся ее личность и все будущее русского назначения. Жаль только, что сила эта иногда довольно-таки ошибочно направлялась.
* * *
Получены известия и, кажется, весьма точные, что туркам, хотя и анонимно, весьма деятельно помогают австрийцы и англичане. Впрочем, почти и не анонимно. Помогают деньгами, оружием, снарядами и - людьми. В турецкой армии множество иностранных офицеров. Огромный английский флот стоит у Констант... из политических соображений, а вернее - на всякий случай. Австрийская пресса раздражительно относится к восставшим сербам и - к России.
* * *
...прочел в одной корреспо
нденции об одной матери, болгарке, там у них в Болгарии, где целыми уездами истреблялись люди, одна старуха уцелела в одной деревне и бродит, обезумевшая, по своему пепелищу. Когда же ее начинают расспрашивать, как было дело, то она не говорит обыкновенными словами, а тотчас прикладывает правую руку к щеке и начинает петь и напевом рассказывает, в импровизированных стихах, о том, как у ней были дом и семья, был муж, были дети, шестеро детей, а у деток, у старших, были тоже , маленькие внуки ее. И пришли мучители и сожгли у стены ее старика, перерезали соколов ее детей, изнасиловали малую девочку, увели с собой другую, красавицу, а младенчикам вспороли всем ятаганами животики, а потом зажгли дом и пошвыряли их всех в лютое пламя, и все это она видела и крики деточек слышала.
* * *
...турок режет славянина за то, что тот, будучи христианином, райей, осмеливается домогаться с ним равноправия. Перейди болгарин в магометанство - и турок тотчас же перестанет мучить его, напротив, тотчас же признает его за своего, - так по Корану. А болгар между тем будут все резать да резать, а европейская пресса так, пожалуй, опять поддержит башибузуков, скажет, что Россия придирается из честолюбия, нарочно интригует против конференции и хочет войны...
* * *
...Тут стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим военным бессилием не только перед Европой, но и перед турками, забывая, что турецкий башибузук, мучитель безоружных и беззащитных, отрезыватель мертвых голов, по русской пословице - “молодец против овец, а против молодца и сам овца”, что, наверно, и окажется.
На снимках: Турецкое 11-дюймовое орудие в Маджар-Табле; русские санитарные повозки для транспортировки раненых; Федор Достоевский
Подготовила для газеты "Новое время"
Елена Шуваева-Петросян