шёпоты, ясное дело, и крики
прежде, смотря кино, я всегда ставила барьер между собой и ними.
то есть я - это я; вот она я, я существую, я шатенка, метр семьдесят пять, я пью чай и краем глаза вижу, как в свете монитора белеет моя рука.
они - плоды воображения. их нет, они выдуманы кем-то просто для того, чтобы показать мне, как бывает или как могло бы быть. и всё.
фильмы трогали меня, да, но как фильмы. и всегда был какой-то оплот, в котором я сидела, как улитка, и из которого глядела на них.
в этот оплот никто не лез.
сегодня моя раковина треснула.
по ней прошлись сначала ногтем, и скрежещущий этот звук, отражаясь от створок и деформируясь, прозвенел куда гаже изнутри.
спустя четверть часа мой воображаемый дом ошпарили горячей жижей. она затекала в щели, которые я суетилась срочно заткнуть войлоком, но никак не успевала.
и под конец по раковине ударили булыжником и с такой силой, что я не выдержала и в первый раз заплакала перед экраном не от умиления или жалости, а от страха.
и если сначала были какие-то лучи пусть короткого, но облегчения, то дальше всё меркло и меркло, пока не опустилась тьма совсем беспросветная.
он показал мне, как человек может быть один на фоне ужаса и боли. один, кто бы его ни окружал.
как можно выносить, когда нельзя вынести.
он показал мне, сколько во мне же дерьма. потому что я, негодуя на героиню, непременно сделала бы то же. потому что под всем наносным - один только животный страх за свою шкуру да волчий вой.
как же плохо, физически плохо.
герр бергман, я снимаю шляпу.