"Каждый год, 31 декабря...."
Только на секунду взгляните со стороны: каждый год, в середине-конце декабря, в самое холодное и неприспособленное для жизни и счастья время года, миллионы взрослых людей: богатых, бедных, на ленд-крузерах, на жигулях, на санках или на плече по эскалатору, бизнесменов и безработных, домохозяек и учителей, алкоголиков и школьников идут за колючим, вонючим, смолянистым, пачкающимся, не гнущимся и разлапистым деревом. Едут за город в Оби, покупают дерево за сумму с четырьмя нулями на красной площади, втихаря рубят топором в подмосковном лесу или собирают пластиковое чучело десятилетней давности. Взрослые люди мерзнут на морозе, царапают машины, пытаясь запихнуть двухметровое растение в салон, торчат в пробках.....везут. Везут, чтобы потом с охами, вздохами и матом втащить растение в квартиру/дом/общагу, поставить и начать долго и кропотливо развешивать на ветвях ватные огурцы, груши, вишни, морковки, стеклянные шары и домики, медные снежинки и деревянных лошадок, словно драгоценными украшениями, нежно и ласково обвивать растение электрическими лампами и блестящими, шуршащими лентами и даже нитями, имитирующими дождь. А потом ставят под это дерево ватную куклу бородатого седого старичка, в ночь с 31 на 1 раскладывают вокруг него красиво завернутые коробочки и ждут.
Если вы до сих пор находите странным традиции племен фульбе, мурси, догонов, масаев или тваков, хоть раз в жизни взгяните на все вышеописанное со стороны.
И странно для меня знать, что есть люди, которые не ставят ёлку. Что есть те, кто начинает ворчать и кривить лицо от просьб близких поставить хоть маааааленькое деревце, от просьб встречать новый год дома и в кругу семьи. Потому что дело ведь не в дереве, не в хвойном запахе, а в невидимой нити, которая тянется от него, как паутина, на 365 дней вплетая нас в общую паутину времени. Ведь только благодаря этому бумажная гирлянда, которую я клеила маленькими кривыми пальчиками 20 лет назад теперь доклеивают другие маленькие пальчики, они гладят, аккуратно вынимая из бумаги мутно-зелёный шар с грибом 1936 года, который прадедушка привёз с Дальнего Востока, и слушают рассказы о войне, Сибири, сопках и кедровых орехах. А потом ставится стремянка и шар бережно, с благоговением и важностью, будто образ самого прадеда, водружается на самую верхнюю ветку. И из отдельной коробки достается ватный Дед Мороз, нелепо разукрашенный бабушкой в далекие теперь уже 60-е - и становится понятно, что, оказывается, бабушка тоже когда-то была девочкой, и тоже любила гуашь и Новый год, а потом она выросла и стала мамой, и только потом - бабушкой. И Дед Мороз всё это время был - и если попытаться посчитать - получается, что почти вечность. Огромные голубые глаза маленького нового человека видят ватную бурятку в желтом тулупе и с красным флажком - и слушают про прадеда Василия, который приёз её на новый 1967 год в Москву из Благовещенска. А съеденная наполовину рыжим кокером немецкая овчарка - сувенир из несуществующей уже ГДР. Они видят и чувствуют, как каждый год, с трепетом и предчувствием волшебства, взрослые, пыхтя и ругаясь, выбирают саааамое красивое и саааамое пахучее дерево, обливаясь потом закрепляют его на крестовине, достают с верхних полок запылившуюся коробку и как настоящее сокровище разворачивают клочки прошлогодних газет, по очереди извлекая из них настоящее таинство семейной традиции.
Если вы до сих пор находите странным традиции племен фульбе, мурси, догонов, масаев или тваков, хоть раз в жизни взгяните на все вышеописанное со стороны.
И странно для меня знать, что есть люди, которые не ставят ёлку. Что есть те, кто начинает ворчать и кривить лицо от просьб близких поставить хоть маааааленькое деревце, от просьб встречать новый год дома и в кругу семьи. Потому что дело ведь не в дереве, не в хвойном запахе, а в невидимой нити, которая тянется от него, как паутина, на 365 дней вплетая нас в общую паутину времени. Ведь только благодаря этому бумажная гирлянда, которую я клеила маленькими кривыми пальчиками 20 лет назад теперь доклеивают другие маленькие пальчики, они гладят, аккуратно вынимая из бумаги мутно-зелёный шар с грибом 1936 года, который прадедушка привёз с Дальнего Востока, и слушают рассказы о войне, Сибири, сопках и кедровых орехах. А потом ставится стремянка и шар бережно, с благоговением и важностью, будто образ самого прадеда, водружается на самую верхнюю ветку. И из отдельной коробки достается ватный Дед Мороз, нелепо разукрашенный бабушкой в далекие теперь уже 60-е - и становится понятно, что, оказывается, бабушка тоже когда-то была девочкой, и тоже любила гуашь и Новый год, а потом она выросла и стала мамой, и только потом - бабушкой. И Дед Мороз всё это время был - и если попытаться посчитать - получается, что почти вечность. Огромные голубые глаза маленького нового человека видят ватную бурятку в желтом тулупе и с красным флажком - и слушают про прадеда Василия, который приёз её на новый 1967 год в Москву из Благовещенска. А съеденная наполовину рыжим кокером немецкая овчарка - сувенир из несуществующей уже ГДР. Они видят и чувствуют, как каждый год, с трепетом и предчувствием волшебства, взрослые, пыхтя и ругаясь, выбирают саааамое красивое и саааамое пахучее дерево, обливаясь потом закрепляют его на крестовине, достают с верхних полок запылившуюся коробку и как настоящее сокровище разворачивают клочки прошлогодних газет, по очереди извлекая из них настоящее таинство семейной традиции.