Книга судьбы
Деревенское кладбище. Бедное, убогое, почти заброшенное. Трагичное, в своих скорбных датах и коротких сроках. И лежат здесь все почти как жили - соседи справа, соседи слева. Теперь навсегда вместе. И уже не важны сраженья при огородах, приязни и неприязни - всех примирила и укрыла кладбищенская глина. И лишь иногда перед глазами вдруг распахивается чья-то книга жизни. Пронзительно и ярко, словно ожог метеора по угольному безлунному небу.
…Могильная плита на кладбищенской свалке.
Два имени - одна судьба. Я не знал их и никогда о них не слышал. Но даты на плите как окна в прошлое - открывают книгу судьбы и рассказывают их историю. Ровесники «железного века», века крови и огня. Видевшие, как встала на дыбы и рухнула Россия, обживавшие новый мир - «страну рабочих и крестьян». Что она дала им? Какую жизнь они прожили в ней? Они видели первые колхозы и коллективизацию, первую лампочку и первый репродуктор, аэроплан над деревней и первый трактор в поле.
Здесь они нашли друг друга. Однажды и на всю жизнь. Их дети, дети 20-х. В сорок первом их забрала война, а родители на долгих два года оказались в полоне оккупации. Я не знаю, вернулись ли их сыновья с фронта, но род их война не оборвала. Остался кто-то, кто потом, через тридцать лет, поставил эту плиту…
Они своими натруженными крестьянскими руками поднимали Смоленщину из послевоенной разрухи. Они знали голод и холод. Но жизнь постепенно наладилась, и дышать стало легче. Семидесятые были и сытные и добрые. Я помню дома в моей деревне. Двери без замков - на щепочках! А от кого запираться-то? Замок, это если куда-то надолго уезжать. Но куда от коровы уедешь? Кто кур будет кормить? Кто Тузика накормит?
А ведь хорошо тогда жили! Телевизоры под ажурными, заботливо связанными крючком, салфетками, часы «ходики» на стене, сервиз с голубыми цветочками в буфете, хлеб под холстиной, сметана в крынке, масло в кастрюле с водой. Банки с молоком в холодном чулане, индийское кино в деревенском клубе. Хорошая была жизнь…
Вот только, сколько той жизни им оставалось-то…
…Они срослись в единое целое. Жили друг другом, и не могли друг без друга. Они и ушли вместе. Трагичные цифры их ухода. Почти день в день с разницей в пять месяцев, которые, наверное, показались ему без неё вечностью…
…Теплый весенний ветер. Кладбище после пасхи ярко цветёт ещё не выгоревшими на солнце пластиковыми букетами. Клейкие листки тополей пронзительно пахнул ладаном.
Слепая, без лиц, с отбитым углом плита на свалке. Короткая книга их судьбы.
Может быть, их внуки или правнуки поставили новую плиту, и на ней прибавилось имен, забранных Летой, и в их судьбу вплелись даты уходов их близких и не очень близких родных. Кладбище последний клуб, где собирается родня…
А может быть, заброшенная старая могила давно утратила свою форму и, упавшую старую плиту просто стащили на свалку, чтобы не спотыкаться о неё, петляя в кладбищенском лабиринте? И теперь только Господь знает их имена и видит их, спящих вечным сном, под изумрудной молодой осокой.
…Сегодня я это уже точно не узнаю. Я выхожу с погоста и шагаю к деревне, а за спиной оседающая сама в себя старая колокольня без купола долго провожает меня тёмными глазницами ярусов…