С пары культуры Японии - переводы: фазан Какиномото-но Хитомаро
На дом были заданы переводы танка из "Ста стихотворений ста поэтов": про фазана Какиномото-но Хитомаро, про весенние дожди Оно Комати, про залив Таго Ямабэ Акахито и неудержимо-пафосную нетленку про реку Тацута Аривара Нарихира.
Про Таго я уже переводила и заново не стала.
Остальные три вещи страшно сложны: макура-котоба, омофоны, поворотные строки, куча легенд и поверий в подтексте, лексически темные места.
Фазан, как мне казалось, вообще непереводим из-за звукописи (ударения в строках традиционно на последнем слоге):
Асибики но
ямадори но о но
сидари о но
наганагаси ё о
хитори камо нэму
Все на о, самый конец на у. Типа ночь долгая, одинокая и унылая, тянется и тянется.
Древнющая вещь, периода Манъёсю, 7-8 вв.
Буквальный перевод, как обычно, разматывается с конца: 'Наверное, проведу (лягу спать) в одиночестве долготекущую ночь длинного свисающего хвоста хвоста (!) фазана' - а дальше игра слов и макура-котоба. Асибики - устойчивый эпитет к яма. Как полагается, значение его темно. Аси - это ноги. Предполагают, что асибики но яма - это горы, по которым надо ходить широким шагом; или же широко раскинувшиеся горы/предгорья.
Игра слов в том, что гор-то тут и нет. Там не яма, а ямадори 'фазан' - буквально "горная птица". Ясно, что на слух сперва четко шло асибики но яма, а потом уже становилось понятно, что там ямадори и нас надули.
Игра слов в древнеяпонской поэзии считалась ужасно изысканным приемом, никакого балагурства, как у нас. Ну и составитель "Ста стихотворний ста поэтов" был литведом (первым известным литведом в истории Японии) и для своего сборника танка выискивал самые закрученные образчики жанра.
К чему тут фазан? Вот к чему: "Метафора стихотворения опирается на поверье о том, что длиннохвостый горный фазан на ночь расстается со своей парой и одиноко спит в равнине (вариант: спят порознь, разделенные гребнем горы)". Товарищ Какиномото, стало быть, сопоставляет себя с фазаном. Хз, что ему мешало отправиться к своей возлюбленной: направление ли было неблагоприятно той ночью, или же он очищался от скверны, а может, следуя моде, подражал женской поэзии (женщины-то не могли навещать своих мужей, сидели ждали в родительском доме).
И вот такие стихи - как орех: раскрываешь, смотришь, что внутри, радуешься, а потом закрываешь обратно, чтобы читатель тоже поработал, комментарии читал. Весь смысл в перевод все равно не запихнуть - да и не нужно.
Долог, долог хвост
у фазана, что живет
у подножья гор.
Долгой, долгой ночью вновь
в одиночестве усну.
Со звукописью справилась на ура. Не ставила цель сохранить одно длинное предложение. Про поверье не помнила - вспомнила только, когда разбирали на паре. В подножье гор нечаянная перекличка внутренней формы с асибики, пусть.
Вот как переводили это раньше. Бахтин, 1905 год - безупречная форма, отлично передано настроение:
Как хвост фазана,
длинна пора ночная.
Увы, как долго
томиться, засыпая
на ложе одиноком!
Соколов - дивная, невероятная отсебятина:
Горной крестьянки
след, свисает косичка
ее как ветка.
А мне в постели эту
долгую ночь коротать?
Ему бы горных крестьянок в ночном лесу выслеживать, а он, бедняга, коротает долгую ночь в постели.
Санович:
В глухих далёких горах
Фазан длиннохвостый дремлет.
Долог хвост у фазана.
Эту долгую-долгую ночь
Ужели мне спать одному?
Тут у переводчика не было цели соблюсти размер, так что насилие над синтаксисом оригинала оправдать нечем. Эти отупляющие, куцые фразы не соединяются в поэтическое целое, хоть ты тресни. Мудрено и мышь поймать, мудрено и мысль споймать - вот что на ум приходит (при всем уважении к переводу Пангур Бана).
Черевко:
Неужели коротать одному
эту долгую-долгую ночь,
что длинна,
словно хвост у фазана,
обитающего в горах?
Это больше похоже на подстрочник, чем на поэтический перевод, ей-богу. Все в лоб.
Поверье про фазанов не вплел никто; лишь переводы Сановича и Бахтина, в принципе, не противятся такому прочтению.
Бахтин зе бест! Мой перевод фонетически крут, но немножко отсебятины есть (сама не понимаю, откуда там это вновь) и поверье не приплести. И монотонен сверх меры, если сравнить с другими переводами: там-то риторические вопросы да восклицания.
UPD 9.5.2020
Плетнер, 1924 (из очерка Веры Марковой в сборнике "Мастерство перевода" 1966 г.):
Тихо идущий
Горный фазан: хвост его
тянется сзади.
Ах, ночь бесконечную
Один проведу ли я?
"Переводчик не замечает ритмического хаоса, он занят подсчетом слогов. Все правила как будто выполнены, стихотворения не получилось", - комментирует Маркова.
Про Таго я уже переводила и заново не стала.
Остальные три вещи страшно сложны: макура-котоба, омофоны, поворотные строки, куча легенд и поверий в подтексте, лексически темные места.
Фазан, как мне казалось, вообще непереводим из-за звукописи (ударения в строках традиционно на последнем слоге):
Асибики но
ямадори но о но
сидари о но
наганагаси ё о
хитори камо нэму
Все на о, самый конец на у. Типа ночь долгая, одинокая и унылая, тянется и тянется.
Древнющая вещь, периода Манъёсю, 7-8 вв.
Буквальный перевод, как обычно, разматывается с конца: 'Наверное, проведу (лягу спать) в одиночестве долготекущую ночь длинного свисающего хвоста хвоста (!) фазана' - а дальше игра слов и макура-котоба. Асибики - устойчивый эпитет к яма. Как полагается, значение его темно. Аси - это ноги. Предполагают, что асибики но яма - это горы, по которым надо ходить широким шагом; или же широко раскинувшиеся горы/предгорья.
Игра слов в том, что гор-то тут и нет. Там не яма, а ямадори 'фазан' - буквально "горная птица". Ясно, что на слух сперва четко шло асибики но яма, а потом уже становилось понятно, что там ямадори и нас надули.
Игра слов в древнеяпонской поэзии считалась ужасно изысканным приемом, никакого балагурства, как у нас. Ну и составитель "Ста стихотворний ста поэтов" был литведом (первым известным литведом в истории Японии) и для своего сборника танка выискивал самые закрученные образчики жанра.
К чему тут фазан? Вот к чему: "Метафора стихотворения опирается на поверье о том, что длиннохвостый горный фазан на ночь расстается со своей парой и одиноко спит в равнине (вариант: спят порознь, разделенные гребнем горы)". Товарищ Какиномото, стало быть, сопоставляет себя с фазаном. Хз, что ему мешало отправиться к своей возлюбленной: направление ли было неблагоприятно той ночью, или же он очищался от скверны, а может, следуя моде, подражал женской поэзии (женщины-то не могли навещать своих мужей, сидели ждали в родительском доме).
И вот такие стихи - как орех: раскрываешь, смотришь, что внутри, радуешься, а потом закрываешь обратно, чтобы читатель тоже поработал, комментарии читал. Весь смысл в перевод все равно не запихнуть - да и не нужно.
Долог, долог хвост
у фазана, что живет
у подножья гор.
Долгой, долгой ночью вновь
в одиночестве усну.
Со звукописью справилась на ура. Не ставила цель сохранить одно длинное предложение. Про поверье не помнила - вспомнила только, когда разбирали на паре. В подножье гор нечаянная перекличка внутренней формы с асибики, пусть.
Вот как переводили это раньше. Бахтин, 1905 год - безупречная форма, отлично передано настроение:
Как хвост фазана,
длинна пора ночная.
Увы, как долго
томиться, засыпая
на ложе одиноком!
Соколов - дивная, невероятная отсебятина:
Горной крестьянки
след, свисает косичка
ее как ветка.
А мне в постели эту
долгую ночь коротать?
Ему бы горных крестьянок в ночном лесу выслеживать, а он, бедняга, коротает долгую ночь в постели.
Санович:
В глухих далёких горах
Фазан длиннохвостый дремлет.
Долог хвост у фазана.
Эту долгую-долгую ночь
Ужели мне спать одному?
Тут у переводчика не было цели соблюсти размер, так что насилие над синтаксисом оригинала оправдать нечем. Эти отупляющие, куцые фразы не соединяются в поэтическое целое, хоть ты тресни. Мудрено и мышь поймать, мудрено и мысль споймать - вот что на ум приходит (при всем уважении к переводу Пангур Бана).
Черевко:
Неужели коротать одному
эту долгую-долгую ночь,
что длинна,
словно хвост у фазана,
обитающего в горах?
Это больше похоже на подстрочник, чем на поэтический перевод, ей-богу. Все в лоб.
Поверье про фазанов не вплел никто; лишь переводы Сановича и Бахтина, в принципе, не противятся такому прочтению.
Бахтин зе бест! Мой перевод фонетически крут, но немножко отсебятины есть (сама не понимаю, откуда там это вновь) и поверье не приплести. И монотонен сверх меры, если сравнить с другими переводами: там-то риторические вопросы да восклицания.
UPD 9.5.2020
Плетнер, 1924 (из очерка Веры Марковой в сборнике "Мастерство перевода" 1966 г.):
Тихо идущий
Горный фазан: хвост его
тянется сзади.
Ах, ночь бесконечную
Один проведу ли я?
"Переводчик не замечает ритмического хаоса, он занят подсчетом слогов. Все правила как будто выполнены, стихотворения не получилось", - комментирует Маркова.