худперевод: Кольо Георгиев. Как хорошо, что я родился
С этим переводом, как сегодня выяснилось, я пролетела на конкурс, так что теперь могу его сюда выложить.
Вот оригинал. Писатель 1929 года рождения. Это самый адекватный из конкурсных рассказов, хоть и пропитан патриархатом по самое не могу.
Я прямо цепенею весь от ужаса, как подумаю, что мог ведь и не родиться.
В таком случае я бы никогда не попробовал теплый хлеб с брынзой, не играл бы в чехарду, не рассматривал книг с картинками… Такую жизнь и жизнью не назовешь.
А ведь могло так случиться, что я бы и не родился, потому что папа долго не знал, нравится он маме или нет. Он и так и эдак пытался понять, но все не удавалось.
Однажды они вдвоем возвращались из школы, из соседней деревни, потому что нашу школу тогда еще не построили, и когда проходили мимо заброшенного колодца, папа и говорит маме:
- Что скажешь, если я залезу в колодец?
Это он специально спросил, потому что решил, что если он маме нравится, она скажет «нет». Но она сказала:
- Это дело твое.
- Но ты хочешь? - повторил папа.
- Если бы я хотела, я бы залезла и никого не спрашивала. Хочешь - лезь, меня-то чего спрашиваешь? - ответила мама.
После такого ответа папа решил, что он маме не нравится, но все же в колодец надо было залезть, а то она могла бы подумать, что он трус. Когда он слезал по скользким камням, ему захотелось, чтобы мама попросила его вылезти обратно. Но она не попросила. Он слез до самого дна, подождал и зашлепал ногой в воде, чтобы мама подумала, что он тонет. Но она все равно не попросила.
Если б я был на его месте, я бы закричал, и она бы непременно спустилась, но папа не догадался. А мама тем временем вытаскивала колючки из пяток, потому что тогда в школу ходили босиком, только зимой надевали царвули. Когда папа вылез из колодца, он сказал:
- Видала, как я могу?
- Подумаешь, - ответила мама. - Я тоже залезу.
- Это не женское дело, - сказал папа.
- Подумаешь, - возразила она и спустилась в колодец.
А папа надеялся, что мама упадет в воду и позовет его на помощь. Но испугался, что сам ее не вытащит, и начал ее упрашивать:
- Вылезай оттуда! Вылезай, тебе говорю! - И чтобы мама ничего такого не подумала, сказал тут же: - Вылезай, пойдем, меня дома дела ждут.
- Мне и тут хорошо, - смеялась мама из колодца. - А у кого дела, пусть идет…
И ночью он ходил на кладбище и писал свое имя мелом на крестах, и в десяти шагах перед скорым поездом пробегал, и чего только не делал, но мама его никогда не останавливала, если он что-нибудь придумал. Наконец он понял, что не нравится ей, и решил сделать так, чтобы непременно понравиться.
Он начал читать книги и рассказывать ей прочитанное. Так много читал, что и на дороге, и в поле, и с буйволицами на пастбище - всегда люди его видели с книгой. И так как они не знали, зачем он так много читает, начали на него наговаривать:
- Из этого парня человека не выйдет, - говорили одни.
- Малец от этих книжек ослепнет, с палкой будет ходить попрошайничать, - предсказывали другие.
- Этот парень однажды деревню подожжет, - уверяли третьи и советовали деду и бабушке отлупить его хорошенько, чтобы отказался от книг.
А мама все еще не говорила, что он ей нравится. И так как папе больше ничего не приходило на ум, он как-то раз намазал щеки румянами и явился перед мамой, воображая, что нарумяненный он красивее и что если таким он ей не понравится, то вообще не понравится никогда. Мама покатилась со смеху.
- Ты прямо как пугало огородное, - сказала она.
Папа вытер румяна рукавом, нахмурился и спросил отчаянным голосом:
- Так ты хочешь или не хочешь, чтобы мы поженились, когда вырастем?
А мама ему залепила пощечину, сказала «Как тебе не стыдно» и убежала. Папа ушел из деревни и нанялся подмастерьем на Стару Планину. Оттуда его забрали в солдаты, а бабушка отдала маму замуж в другую деревню. Мама плакала и не хотела уходить в чужую деревню, потому что муж ей не нравился, но бабушка сказала:
- Нравится, как не нравится? Человек богатый, зажиточный - кому ж такой не понравится?
- Не нравится он мне, пусть он даже богаче всех на свете. Мне Георги нравится. - Мама называла папу Георги, и другие его так звали, только я его звал папой.
- Нашла кого выбрать! - ответила бабушка. - Мало мне вас, оборванок, теперь еще оборванца в дом приведем. - Бабушка называла оборванками четырех своих дочерей, потому что в войну дедушка был убит и она не могла заработать им на новую одежду.
Значит, папа маме нравился, но она хотела, чтобы он сам догадался, а он не догадался. Мамина пощечина его совсем ввела в заблуждение. Если б я был на его месте, я бы ни за что не ошибся. Потому что когда я был во втором классе, мне одна девочка понравилась и я, как только это понял, сразу ее поколотил.
В армию папа ушел с целым чемоданом книг, но через несколько месяцев его посадили в шуменскую тюрьму, потому что он рассказывал прочитанное своим товарищам. Пока он был в тюрьме, маминого мужа засыпало землей в карьере и он умер.
Мама вернулась из чужой деревни, а папа из тюрьмы, и тогда она ему сказала:
- Дурачок, ой дурачок, какой же ты был слепой, раз не понял, что ты мне нравился!
Папу никогда нельзя называть дурачком, но папа ведь маме не папа, и поэтому он не рассердился. А когда он спросил: «Хочешь за меня замуж?», мама на этот раз не влепила ему пощечину, а сказала, что хочет. Бабушка - и та ничего не имела против. Она сказала:
- Я вот что поняла: бедняк беднячку по любви замуж берет, а богатый - как служанку. Бедняк выживает, а богач мошну набивает. Бери ее, Георги, да смотри, чтоб радовалась - она уж свое отплакала.
Мама много плакала в чужой деревне, потому что там ее попрекали, что она, мол, много ест и хочет отъесться за голодные годы у бабушки. И когда она овдовела, ее целый год не пускали обратно в нашу деревню, чтобы отработала съеденный в их доме хлеб.
Мама и папа решили пожениться, но теперь уже дедушка - папин отец - не согласился. В тюрьме папа понравился дочери своего адвоката, Лизе, которая говорила, что самых толковых людей держат под замком.
Она не была такой уж красавицей, но денег у нее была целая кубышка, и она говорила, что если папа на ней женится, она его выучит за границей, сделает большим человеком, а дедушке, который продавал бузу, выстроит лавку в деревне. Дедушка сказал папе:
- Лиза и больше никто! Лиза или могила. Против моей воли пойдешь - убью! - И специально перед папой начал заряжать свое охотничье ружье.
Как подумаю про этот случай, просто ненавидеть дедушку начинаю. Получается, он хотел, чтобы я не родился, хоть и говорил потом, что за меня, мол, душу бы отдал. Но папа дедушку не послушал и однажды вечером женился на маме.
Лиза, которую дедушка вызвал телеграммой, в ту же ночь приехала на поезде из города, высыпала перед дедушкой две горсти золотых монет и сказала:
- Если вернешь мне Георги - все твое. И это, и остальное, что у меня дома лежит.
Дедушка снял ружье с гвоздя на стене, надел патронташ и сказал Лизе:
- Будет твой. Живой или мертвый - будет твой!
- Живой он мне нужен, живой! - заплакала Лиза.
- Живой для тебя, мертвый для них! - сказал он и отправился к бабушкиному дому.
Удивляюсь я дедушке. И чего ему сдались деньги этой Лизы! Деньги нужны, чтобы купить бузу, складной ножик, штаны как у городских, свисток… А дедушка сам делал бузу и мог ее пить без всяких денег сколько влезет, ну а остальное ему зачем - он ведь дедушка. Папа говорил, что деньги человека с ума сводят.
Вот это и случилось с дедушкой, не иначе, раз он не понял такой простой вещи.
Он постучал ружьем в бабушкины ворота, а папа, как только его заметил, спрятался в саду.
- Пусть Георги выйдет! - приказал дед, когда бабушка откликнулась.
- Георги говорит, что не выйдет, - ответила бабушка.
- Пусть выйдет, поговорим, - настаивал дед.
- Он говорит, чтобы ты мне передал, что ты там хотел, - ответила бабушка.
- Я его желаю видеть. А ну живо открывай, а вы, бабье, бегите куда глаза глядят, а то я за себя не отвечаю! - Дед застучал в ворота, но те были крепко заперты на засов и не поддавались.
Он еще сильнее разозлился и начал кричать:
- Не поздоровится вам! Много крови прольется этой ночью!
Колотил, кричал, сколько голоса хватало, но понял, что ни папа не выйдет, ни дверь не откроется, и со злости вскинул ружье и начал стрелять в воздух как сумасшедший. Весь патронташ опустошил.
А после выстрелов по всей деревне пошел женский крик. Мужики подумали, что объявили мобилизацию, и подняли жен, чтобы те их собрали на войну…
Когда я родился, мама очень хотела помириться со свекрами, но дедушка и слышать об этом не желал. И все-таки однажды, мне тогда было сорок дней, мама меня взяла - и прямо к ним.
Обогнула дедову лавку, открыла калитку и зашла тихонько. Бабушка, как увидела нас, заплакала от радости, повела маму в дом и сказала:
- Старик очень сердит, но как ребеночка увидит, у него сердце оттает. Уж я его знаю.
- За себя я не боюсь, но как бы он ребенку что-нибудь не сделал, - сказала мама.
- Да я ему глаза выцарапаю, пусть только попробует, - пригрозила бабушка и приоткрыла дверь из комнаты в лавку. - Желязко, - позвала она деда, - ну-ка подойди ненадолго!
- Зачем это я тебе понадобился? - откликнулся дед сердито. Он ведь заметил маму, когда она шла, и знал, зачем его бабушка зовет.
- Ну подойди!
- Не лезь, куда не просят! Дверь прикрой - сквозит!
- Да подойди, ну! Что ты, в самом деле!
- Мне там делать нечего. Дверь закрой!
- Иди посмотри, кто пришел!
- Кто пришел, пусть уходит. Я никого не звал.
- Слушай, грех.
- Грех не грех - уж как есть. Убирайся сейчас же!
- Слушай, подойди ты! На ребенка своего сына хоть посмотришь! - умоляла бабушка.
- Нет у меня сына, - ответил дед. - Был один, но я его давно уже вычеркнул из памяти.
- Да ты просто загляни, голову только покажи свою! На внука хоть погляди! Имя твое носит.
- Имя… - пробормотал дед, и зазвенели какие-то стаканы. Но вскоре он показался в дверях. - Ну, что еще там, - сказал он, но в комнату не вошел и на мамино приветствие не ответил.
Мама заплакала.
- Как же так, отец, - сказала она сквозь слезы, - что мы плохого сделали, что мне и поздороваться с тобой нельзя? Я сирота и не знаю, каково это, когда есть отец. Почему ты не хочешь стать отцом сироте?
Дед засопел, нахмурился, а бабушка взяла меня из маминых рук и пошла к нему, но споткнулась и, если бы не дед, непременно уронила бы меня на пол.
- Где твои глаза, почему под ноги не смотришь? - закричал дед, выхватив меня у бабушки.
- Да ведь тебе его несла, чтоб ты посмотрел… - стала оправдываться бабушка.
- Я что, калека, сам зайти не могу? - ругался дед.
Он меня подержал, посмотрел на меня, я, должно быть, что-то натворил, но что именно - не помню, и дед рассмеялся:
- Это кто у дедушки головастик, это кто у дедушки щекастик? - закачал он головой и принялся мне подмигивать и причмокивать. - Это на кого же он похож-то? - спросил он бабушку.
- На кого, на тебя похож. Как две капли воды, не видишь, что ли? Не узнаешь свой лоб нахмуренный? На тебя похож, на кого же еще…
- Ну уж прямо на меня, - заартачился дед.
- На тебя, отец, на тебя, - подтвердила и мама.
- Ну, раз так, целуй руку и что было - то было, - сказал дедушка и, не отдавая меня бабушке, которая собралась было меня принять, протянул руку маме, и та ее поцеловала.
И так мое появление на белый свет было одобрено дедушкой, и я с тех пор могу радоваться жизни, как все люди.
Вот оригинал. Писатель 1929 года рождения. Это самый адекватный из конкурсных рассказов, хоть и пропитан патриархатом по самое не могу.
Я прямо цепенею весь от ужаса, как подумаю, что мог ведь и не родиться.
В таком случае я бы никогда не попробовал теплый хлеб с брынзой, не играл бы в чехарду, не рассматривал книг с картинками… Такую жизнь и жизнью не назовешь.
А ведь могло так случиться, что я бы и не родился, потому что папа долго не знал, нравится он маме или нет. Он и так и эдак пытался понять, но все не удавалось.
Однажды они вдвоем возвращались из школы, из соседней деревни, потому что нашу школу тогда еще не построили, и когда проходили мимо заброшенного колодца, папа и говорит маме:
- Что скажешь, если я залезу в колодец?
Это он специально спросил, потому что решил, что если он маме нравится, она скажет «нет». Но она сказала:
- Это дело твое.
- Но ты хочешь? - повторил папа.
- Если бы я хотела, я бы залезла и никого не спрашивала. Хочешь - лезь, меня-то чего спрашиваешь? - ответила мама.
После такого ответа папа решил, что он маме не нравится, но все же в колодец надо было залезть, а то она могла бы подумать, что он трус. Когда он слезал по скользким камням, ему захотелось, чтобы мама попросила его вылезти обратно. Но она не попросила. Он слез до самого дна, подождал и зашлепал ногой в воде, чтобы мама подумала, что он тонет. Но она все равно не попросила.
Если б я был на его месте, я бы закричал, и она бы непременно спустилась, но папа не догадался. А мама тем временем вытаскивала колючки из пяток, потому что тогда в школу ходили босиком, только зимой надевали царвули. Когда папа вылез из колодца, он сказал:
- Видала, как я могу?
- Подумаешь, - ответила мама. - Я тоже залезу.
- Это не женское дело, - сказал папа.
- Подумаешь, - возразила она и спустилась в колодец.
А папа надеялся, что мама упадет в воду и позовет его на помощь. Но испугался, что сам ее не вытащит, и начал ее упрашивать:
- Вылезай оттуда! Вылезай, тебе говорю! - И чтобы мама ничего такого не подумала, сказал тут же: - Вылезай, пойдем, меня дома дела ждут.
- Мне и тут хорошо, - смеялась мама из колодца. - А у кого дела, пусть идет…
И ночью он ходил на кладбище и писал свое имя мелом на крестах, и в десяти шагах перед скорым поездом пробегал, и чего только не делал, но мама его никогда не останавливала, если он что-нибудь придумал. Наконец он понял, что не нравится ей, и решил сделать так, чтобы непременно понравиться.
Он начал читать книги и рассказывать ей прочитанное. Так много читал, что и на дороге, и в поле, и с буйволицами на пастбище - всегда люди его видели с книгой. И так как они не знали, зачем он так много читает, начали на него наговаривать:
- Из этого парня человека не выйдет, - говорили одни.
- Малец от этих книжек ослепнет, с палкой будет ходить попрошайничать, - предсказывали другие.
- Этот парень однажды деревню подожжет, - уверяли третьи и советовали деду и бабушке отлупить его хорошенько, чтобы отказался от книг.
А мама все еще не говорила, что он ей нравится. И так как папе больше ничего не приходило на ум, он как-то раз намазал щеки румянами и явился перед мамой, воображая, что нарумяненный он красивее и что если таким он ей не понравится, то вообще не понравится никогда. Мама покатилась со смеху.
- Ты прямо как пугало огородное, - сказала она.
Папа вытер румяна рукавом, нахмурился и спросил отчаянным голосом:
- Так ты хочешь или не хочешь, чтобы мы поженились, когда вырастем?
А мама ему залепила пощечину, сказала «Как тебе не стыдно» и убежала. Папа ушел из деревни и нанялся подмастерьем на Стару Планину. Оттуда его забрали в солдаты, а бабушка отдала маму замуж в другую деревню. Мама плакала и не хотела уходить в чужую деревню, потому что муж ей не нравился, но бабушка сказала:
- Нравится, как не нравится? Человек богатый, зажиточный - кому ж такой не понравится?
- Не нравится он мне, пусть он даже богаче всех на свете. Мне Георги нравится. - Мама называла папу Георги, и другие его так звали, только я его звал папой.
- Нашла кого выбрать! - ответила бабушка. - Мало мне вас, оборванок, теперь еще оборванца в дом приведем. - Бабушка называла оборванками четырех своих дочерей, потому что в войну дедушка был убит и она не могла заработать им на новую одежду.
Значит, папа маме нравился, но она хотела, чтобы он сам догадался, а он не догадался. Мамина пощечина его совсем ввела в заблуждение. Если б я был на его месте, я бы ни за что не ошибся. Потому что когда я был во втором классе, мне одна девочка понравилась и я, как только это понял, сразу ее поколотил.
В армию папа ушел с целым чемоданом книг, но через несколько месяцев его посадили в шуменскую тюрьму, потому что он рассказывал прочитанное своим товарищам. Пока он был в тюрьме, маминого мужа засыпало землей в карьере и он умер.
Мама вернулась из чужой деревни, а папа из тюрьмы, и тогда она ему сказала:
- Дурачок, ой дурачок, какой же ты был слепой, раз не понял, что ты мне нравился!
Папу никогда нельзя называть дурачком, но папа ведь маме не папа, и поэтому он не рассердился. А когда он спросил: «Хочешь за меня замуж?», мама на этот раз не влепила ему пощечину, а сказала, что хочет. Бабушка - и та ничего не имела против. Она сказала:
- Я вот что поняла: бедняк беднячку по любви замуж берет, а богатый - как служанку. Бедняк выживает, а богач мошну набивает. Бери ее, Георги, да смотри, чтоб радовалась - она уж свое отплакала.
Мама много плакала в чужой деревне, потому что там ее попрекали, что она, мол, много ест и хочет отъесться за голодные годы у бабушки. И когда она овдовела, ее целый год не пускали обратно в нашу деревню, чтобы отработала съеденный в их доме хлеб.
Мама и папа решили пожениться, но теперь уже дедушка - папин отец - не согласился. В тюрьме папа понравился дочери своего адвоката, Лизе, которая говорила, что самых толковых людей держат под замком.
Она не была такой уж красавицей, но денег у нее была целая кубышка, и она говорила, что если папа на ней женится, она его выучит за границей, сделает большим человеком, а дедушке, который продавал бузу, выстроит лавку в деревне. Дедушка сказал папе:
- Лиза и больше никто! Лиза или могила. Против моей воли пойдешь - убью! - И специально перед папой начал заряжать свое охотничье ружье.
Как подумаю про этот случай, просто ненавидеть дедушку начинаю. Получается, он хотел, чтобы я не родился, хоть и говорил потом, что за меня, мол, душу бы отдал. Но папа дедушку не послушал и однажды вечером женился на маме.
Лиза, которую дедушка вызвал телеграммой, в ту же ночь приехала на поезде из города, высыпала перед дедушкой две горсти золотых монет и сказала:
- Если вернешь мне Георги - все твое. И это, и остальное, что у меня дома лежит.
Дедушка снял ружье с гвоздя на стене, надел патронташ и сказал Лизе:
- Будет твой. Живой или мертвый - будет твой!
- Живой он мне нужен, живой! - заплакала Лиза.
- Живой для тебя, мертвый для них! - сказал он и отправился к бабушкиному дому.
Удивляюсь я дедушке. И чего ему сдались деньги этой Лизы! Деньги нужны, чтобы купить бузу, складной ножик, штаны как у городских, свисток… А дедушка сам делал бузу и мог ее пить без всяких денег сколько влезет, ну а остальное ему зачем - он ведь дедушка. Папа говорил, что деньги человека с ума сводят.
Вот это и случилось с дедушкой, не иначе, раз он не понял такой простой вещи.
Он постучал ружьем в бабушкины ворота, а папа, как только его заметил, спрятался в саду.
- Пусть Георги выйдет! - приказал дед, когда бабушка откликнулась.
- Георги говорит, что не выйдет, - ответила бабушка.
- Пусть выйдет, поговорим, - настаивал дед.
- Он говорит, чтобы ты мне передал, что ты там хотел, - ответила бабушка.
- Я его желаю видеть. А ну живо открывай, а вы, бабье, бегите куда глаза глядят, а то я за себя не отвечаю! - Дед застучал в ворота, но те были крепко заперты на засов и не поддавались.
Он еще сильнее разозлился и начал кричать:
- Не поздоровится вам! Много крови прольется этой ночью!
Колотил, кричал, сколько голоса хватало, но понял, что ни папа не выйдет, ни дверь не откроется, и со злости вскинул ружье и начал стрелять в воздух как сумасшедший. Весь патронташ опустошил.
А после выстрелов по всей деревне пошел женский крик. Мужики подумали, что объявили мобилизацию, и подняли жен, чтобы те их собрали на войну…
Когда я родился, мама очень хотела помириться со свекрами, но дедушка и слышать об этом не желал. И все-таки однажды, мне тогда было сорок дней, мама меня взяла - и прямо к ним.
Обогнула дедову лавку, открыла калитку и зашла тихонько. Бабушка, как увидела нас, заплакала от радости, повела маму в дом и сказала:
- Старик очень сердит, но как ребеночка увидит, у него сердце оттает. Уж я его знаю.
- За себя я не боюсь, но как бы он ребенку что-нибудь не сделал, - сказала мама.
- Да я ему глаза выцарапаю, пусть только попробует, - пригрозила бабушка и приоткрыла дверь из комнаты в лавку. - Желязко, - позвала она деда, - ну-ка подойди ненадолго!
- Зачем это я тебе понадобился? - откликнулся дед сердито. Он ведь заметил маму, когда она шла, и знал, зачем его бабушка зовет.
- Ну подойди!
- Не лезь, куда не просят! Дверь прикрой - сквозит!
- Да подойди, ну! Что ты, в самом деле!
- Мне там делать нечего. Дверь закрой!
- Иди посмотри, кто пришел!
- Кто пришел, пусть уходит. Я никого не звал.
- Слушай, грех.
- Грех не грех - уж как есть. Убирайся сейчас же!
- Слушай, подойди ты! На ребенка своего сына хоть посмотришь! - умоляла бабушка.
- Нет у меня сына, - ответил дед. - Был один, но я его давно уже вычеркнул из памяти.
- Да ты просто загляни, голову только покажи свою! На внука хоть погляди! Имя твое носит.
- Имя… - пробормотал дед, и зазвенели какие-то стаканы. Но вскоре он показался в дверях. - Ну, что еще там, - сказал он, но в комнату не вошел и на мамино приветствие не ответил.
Мама заплакала.
- Как же так, отец, - сказала она сквозь слезы, - что мы плохого сделали, что мне и поздороваться с тобой нельзя? Я сирота и не знаю, каково это, когда есть отец. Почему ты не хочешь стать отцом сироте?
Дед засопел, нахмурился, а бабушка взяла меня из маминых рук и пошла к нему, но споткнулась и, если бы не дед, непременно уронила бы меня на пол.
- Где твои глаза, почему под ноги не смотришь? - закричал дед, выхватив меня у бабушки.
- Да ведь тебе его несла, чтоб ты посмотрел… - стала оправдываться бабушка.
- Я что, калека, сам зайти не могу? - ругался дед.
Он меня подержал, посмотрел на меня, я, должно быть, что-то натворил, но что именно - не помню, и дед рассмеялся:
- Это кто у дедушки головастик, это кто у дедушки щекастик? - закачал он головой и принялся мне подмигивать и причмокивать. - Это на кого же он похож-то? - спросил он бабушку.
- На кого, на тебя похож. Как две капли воды, не видишь, что ли? Не узнаешь свой лоб нахмуренный? На тебя похож, на кого же еще…
- Ну уж прямо на меня, - заартачился дед.
- На тебя, отец, на тебя, - подтвердила и мама.
- Ну, раз так, целуй руку и что было - то было, - сказал дедушка и, не отдавая меня бабушке, которая собралась было меня принять, протянул руку маме, и та ее поцеловала.
И так мое появление на белый свет было одобрено дедушкой, и я с тех пор могу радоваться жизни, как все люди.