Лампочки пост
Это было двенадцать лет назад.
В мои обязанности входило, помимо всего прочего, выпроводить из кафе последнего гостя, кухонный персонал и официанток, после чего закрыть помещение. И главное - не спать. А спать хотелось, тем более, что утром надо было идти на лекции. В пятом часу утра я сидел за стойкой бара, на которой лежала толстая общая тетрадь в коричневом переплёте. Вцепившись пятернёй в шевелюру, я читал конспект лекции о законе перехода количества в качество. То, что «переход количества в качество» имеет единственный рациональный смысл (переход одного качества в другое на основе количественных изменений), усваивалось легко: количество часов без сна переходило в качественное состояние еле живого студента. Положив вместо закладки коктейльную трубочку, я взял сигареты и вышел на улицу. На свежем воздухе дышалось легче и не так дико хотелось спать. Я закурил и начал слушать тишину. Тишина - лучший звук на свете; единственное, что его нарушало, это редкие щелчки реле светофора на ближайшем перекрёстке. Над головой раздался еле слышный скрип. Я поднял голову и уставился на лампочку Ильича под железным козырьком, на этот единственный выживший атрибут бывшей здесь раньше советской забегаловки.
- Ох, как эта мошкара надоела! - выдохнул кто-то сверху.
Лампа немного повернула грязную колбу и посветила мне в лицо.
- Не спится? Понимаю. Мне тоже ночью работать приходится.
- Зато днём спишь, - завистливо вздохнул я.
- Днём? Можно и так сказать, сплю. Самое плохое в моей работе - это мошкара! - убеждённо произнесла лампа. - Надоедливая, но очень ранимая мошкара. Я даже не представляю, сколько мух я убила за свою жизнь. Была бы какой-нибудь двадцатипякой, было бы проще. А я - сотка, чёрт побери.
- Да ладно, жалко её, что ли!
- Мне жалко. Жалко, что так глупо гибнет: летит к свету и погибает. Это очень печально. Да что тебе говорить, у людей тоже так бывает.
- Не знаю, не замечал.
- Потом заметишь. Когда сам светить начнёшь, как сотка.
Я выкинул бычок и принялся запирать дверь.
Прошло двенадцать лет. Соток блольше нет. Они запрещены. Есть девяносто ватт, даже девяносто пять. И чем крупнее город, тем технологичнее в нём лампы, бывают даже энергосберегающие. Мошкара на них не гибнет, они ей просто не интересны.
Но есть места, где по-прежнему светят яркие лампы накаливания.
Но их всё меньше и меньше. Свет тусклее и тусклее. Мошкара летит на неон, который гораздо красивее, но не способен даже обжечь.
А та сотка давно сгорела. Оно и понятно: чем ярче лампа горит, тем быстрее сгорает.
В мои обязанности входило, помимо всего прочего, выпроводить из кафе последнего гостя, кухонный персонал и официанток, после чего закрыть помещение. И главное - не спать. А спать хотелось, тем более, что утром надо было идти на лекции. В пятом часу утра я сидел за стойкой бара, на которой лежала толстая общая тетрадь в коричневом переплёте. Вцепившись пятернёй в шевелюру, я читал конспект лекции о законе перехода количества в качество. То, что «переход количества в качество» имеет единственный рациональный смысл (переход одного качества в другое на основе количественных изменений), усваивалось легко: количество часов без сна переходило в качественное состояние еле живого студента. Положив вместо закладки коктейльную трубочку, я взял сигареты и вышел на улицу. На свежем воздухе дышалось легче и не так дико хотелось спать. Я закурил и начал слушать тишину. Тишина - лучший звук на свете; единственное, что его нарушало, это редкие щелчки реле светофора на ближайшем перекрёстке. Над головой раздался еле слышный скрип. Я поднял голову и уставился на лампочку Ильича под железным козырьком, на этот единственный выживший атрибут бывшей здесь раньше советской забегаловки.
- Ох, как эта мошкара надоела! - выдохнул кто-то сверху.
Лампа немного повернула грязную колбу и посветила мне в лицо.
- Не спится? Понимаю. Мне тоже ночью работать приходится.
- Зато днём спишь, - завистливо вздохнул я.
- Днём? Можно и так сказать, сплю. Самое плохое в моей работе - это мошкара! - убеждённо произнесла лампа. - Надоедливая, но очень ранимая мошкара. Я даже не представляю, сколько мух я убила за свою жизнь. Была бы какой-нибудь двадцатипякой, было бы проще. А я - сотка, чёрт побери.
- Да ладно, жалко её, что ли!
- Мне жалко. Жалко, что так глупо гибнет: летит к свету и погибает. Это очень печально. Да что тебе говорить, у людей тоже так бывает.
- Не знаю, не замечал.
- Потом заметишь. Когда сам светить начнёшь, как сотка.
Я выкинул бычок и принялся запирать дверь.
Прошло двенадцать лет. Соток блольше нет. Они запрещены. Есть девяносто ватт, даже девяносто пять. И чем крупнее город, тем технологичнее в нём лампы, бывают даже энергосберегающие. Мошкара на них не гибнет, они ей просто не интересны.
Но есть места, где по-прежнему светят яркие лампы накаливания.
Но их всё меньше и меньше. Свет тусклее и тусклее. Мошкара летит на неон, который гораздо красивее, но не способен даже обжечь.
А та сотка давно сгорела. Оно и понятно: чем ярче лампа горит, тем быстрее сгорает.