Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны о первых бомбёжках и жизни на фронте
Оригинал взят у flammalu в Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны о первых бомбёжках и жизни на фронте.
Сегодня Ростовчане отмечали праздник. 29 ноября 1941 г. - день первого освобождения Ростова-на-Дону от немецко-фашистских захватчиков. Многие неравнодушные встречали этот день воспоминаниями о трагических и героических событиях прошлого. Поэтому я бы хотела представить вниманию читателей мемуары уважаемой женщины, ветерана Великой отечественной войны, Генераловой Нинели Ивановны, уроженки Ростова-на-Дону, которая в 12 лет пошла на фронт, чтобы помогать красноармейцам. Так как женщина сама была бы рада написать свои воспоминания, но уже здоровье не позволяет, то позвольте мне с её слов пересказать историю, в которой отражается и чуткое отношение советских людей друг к другу, взаимопомощь в трудные минуты, и героизм простых людей, и низость врагов, и то, как встал на защиту отечества практически весь советский народ, даже дети. Но что тянуть, давайте начнём и вы сами всё увидите.
Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Генераловой Нинели Ивановны о первых бомбёжках и жизни на фронте.
О начале войны Нинель и её родители, как и все, узнали по радио. Ей было тогда 12 лет. Сама воспитана пионерией. Семья её была идейная. Отец лично знал Ворошилова и Будённого и состоял в партии с 1915го года. Его послали по заданию партии в Армавир. Мать работала в военной прокуратуре на Театральном, на казарменном положении. Так что Нинель, рано стала самостоятельной и, по большей части, была одна дома. В её подъезде жила девочка Инночка, с которой они были дружны. Где-то в июле или августе, в воскресный день, они пошли вместе попить молока. На улице Садовой, напротив горсада стоял небольшой домик, в котором за 5 копеек давали детям стакан молока. Они стояли в очереди, когда налетели вражеские самолёты и начались первые бомбёжки. «Бомба упала, кругом пыль, ничего не видно. Я держала за ручку девочку и чувствую, как она осела.»
Инночка была смертельно ранена и умерла прямо на глазах у подруги.
«Чувствую её у меня с руки отнимают и уже мёртвую несут на грузовую машину. Мне перевязали ногу из которой текла кровь. А на углу Буденновского стояли студенты - их побило всех. Прибежала я домой и к Инночке поднялась. Матери говорю:
- Инночку забрали, на грузовик бросили!
А сама вся в крови на мне летний сарафанчик был. Она за голову схватилась - побежала. Я вернулась домой, сама постирала одежду, одела другое.»
Двенадцатилетней девочке довелось видеть немало смертей впоследствии. Она ходила в школу около хлебозавода на Тургеневской.
«Там маленькое одноэтажное здание. И было всего 4 класса, 5го не было. У нас была учительница, она все 4 класса вела. Она была партийная, с Лениным в ссылке где-то вместе была, и, вероятно, еврейка. Когда немцы зашли, она не осталась в стороне. Около школы старый дуб стоял. Как-то я бежала в школу, в калитку заскочила, а она висела на этом дубе голая и снег был на волосах у неё и написано на табличке: партизан.»
Ростов, как ворота Кавказа, был важным для фашистов стратегическим направлением, и так просто от города не отстали. Расстрелы мирных жителей, постоянные бомбежки продолжались.
Как-то раз Нинель пошла на набережную по Будённовскому. Туда часто приезжали баржи и моряки радовали детей небольшими подарками, вроде фруктов и овощей, которые кидали с палубы.
«Я спустилась, думаю - мне сейчас или картошину, или морковинку дадут. А там баржа стояла. И смотрю - на эту баржу грузят всех-всех раненых на носилках. Там легко раненых не было, все на носилках. Кого в трюм, кого наверх поставят. Они все пить просят, а я матроса спрашиваю:
- Где водичка?
Он говорит:
- Да вон - ведро стоит, вон - кружка, попои всех.
Я налила, пою, пою, пою.
А как оглянулась: мы уже плывём!
Ну куда же деваться! Не буду же я бросаться в воду, я плавать-то не умела. Ну и поплыли-поплыли. А тут все просят воды. Их много было, очень много раненых. Человек 50. Я всех хожу, пою. Потом уже темнеть стало, долетел самолёт какой-то немецкий. И пробомбили нас. И наш корабль на дно пошёл. На корабле было два матроса, капитан и сын капитана - лет восьми мальчик. Я его успела за руку схватить, а рядом был бакин - и я за бакин. Корабль весь на дно пошёл. Все погибли. Видимо матросы были раненые, или из трюма не успели выскочить - не знаю. Когда корабль опустился, только палка с флагом торчала. Потом подплыл к нам бакиньщик, - старичок небольшого росточка, худенький. Руки у нас заледенели. Потому, что уже прохладно было, в воде ж мы всё время, я в срафанчике и этого мальчика держу. Помню, что его звали Юра. Я ему говорю:
- Держись, а то я не удержу тебя!
И, вот, подплыл старичок, нас забрал на берег. Мальчишку этого закутал в телогрейку, положил его на сено, он заснул там сразу. А мне дал брюки свои и рубашку. Как переоделась, говорит:
- О! Настоящий пацан!
Потом говорит:
- Тебе косы не жалко?
У меня длинная коса была. Я вечно плакала, когда мне мать голову мыла.
Я говорю:
- Не!
Он берёт большие ножницы, видно овец стричь. Мне отрезает косу. Я говорю:
- Больше снимай!
Он раз-раз-раз пощёлкал как-то там ножницами. Чубчик только оставил мне и все.
- О! - говорит, - ты хороший пацан. Никому не говори, что ты девочка.
А уже темно стало совсем, может часов 11-12. Электричества не было. Старичок мне говорит:
- Вот так по тропиночке пойдёшь, там наши сено косят и тебя до деревни довезут.
Ну я пошла по тропинке в темноте, вышла на дорогу, смотрю - арба едет с сеном большим. Я кричу:
- Деда! Деда!
Он остановился. Я говорю:
- Довези до деревни.
- Ну давай, хлопец! - и подсаживает меня.
Я поняла, что меня приняли за мальчика. И хорошо. Я в сено зарылась, там и задремала.
Проснулась от запаха каши, а я ж голодная, целый день не ела. Приподнимаюсь, а недалеко солдаты сидели в котелках кашу ели. Я приподнялась, а один кричит мне:
- Пацан! Кушать хочешь?
Я говорю:
- Хочу!
- Ну слезай!
Я говорю:
- Не слезу никак.
Они двое подошли, я прыгнула на руки, они меня поймали. Посадили, дали котелок, ложку.
- О, молодец! Наших много погибло, у нас каши много.
Я так с ними и осталась. И никто не знал, что я девочка. Отец меня воспитывал вообще как пацана. В три года я уже хорошо сидела на лошади. Он меня было посадит на лошадь:
- Держись за гриву! - я держусь.
Никто не знал моё имя.
- Как тебя зовут?
- Пацан.
Так я и была пацаном».
С тех пор Нинель, выдавая себя за мальчика участвовала в боях как санитарка. Она с кипой бинтов и медикаментов ползала под пулями, и перевязывала раненых. Оказывала первую помощь.
«Где кто стонет - я тихонечко ползу туда. А солдаты кричат мне бывало:
- Жопу прижми, а то пуля попадёт!
Я прижмусь совсем, ну я же худенькая была. Они еще смеялись:
- Наш пацан заговоренный, его пули не берут.
И меня, действительно, не одна пуля ни разу не взяла.
Один был такой случай. Бой был сильный, но терпимый. Наши стали отползать назад, видно немцы наступали сильно. Я не знаю как это получилось, я вскочила, и кричу:
- За Родину, за Сталина, Ура!
И за мной все поднялись и мы победили, и взяли это село освободили.
Все только: за Сталина, за Родину, другого мы не слышали.
Я видела много повешенных фашистами, расстрелянных мирных жителей, когда мы освобождали сёла около Сталинграда. Сталинград видела вдали. Не дошли мы до Сталинграда - меня ранило там.»
Такого боя, который происходил на пути к Сталинграду, Нинель отродясь не видела. Была зима. Снег лежал, но начал подтаивать.
«Там и танки, и самолёты бомбили, и орудия стреляли, так, что земля с небом смешалась. И вот в этот момент: взрыв сильный, меня приподняло, что-то хлопнуло и я сознание потеряла. А очнулась я уже, не помню когда - лето было или весна поздняя. Открываю глаза а тут бежал солдатик молоденький, лет 18 и говорит:
- Наша девка глаза открыла!
Тут подбежал врач.
- Дурила ты всех! А ну рассказывай кто ты, откуда ты взялась!
Я всю правду рассказала. С ним был портупей, он достал блокнот и записал бумажку: такая-то воинская часть, такой-то полк, такой-то командир, что была ранена.
Я говорю:
- А кто меня вытащил?
- Тебя командир вытащил, но бой был сильный и там все почти погибли и твой командир погиб.
Когда я очнулась на мне была мужская нижняя бельевая рубашка, а в месте, где сердце - там прикреплена медаль. Я говорю:
- А это что?
А он говорит:
- Это командир с себя снял и тебе надел, когда узнал, что ты девчонка. Я ему сказал, что вряд ли мы спасём тебя.»
Однако жизнь девочки смогли спасти, достали осколки, вылечили раненую ногу.
«Врач удивлялся - один осколок кожу руки прорезал, а там и артерия, и вена. Пол миллиметра глубже и я бы погибла.
После они отвезли меня в деревню станица Нижне-Чирская. Постепенно расходилась.»
Потом девочка доехала Ростова. Училась, закончила 7 классов, поступила в техникум при мединституте.
«Я хотела быть врачом потому, что меня спасли врачи. После техникума устроилась на завод №13 (ныне вертолётный) в медсанчасть старшей сестрой. Проработала 20 лет. Пока не получила более высокооплачиваемую должность в цеху».
«Я верю в дело Ленина, Сталина и по сей день» - так закончила свою удивительную историю Генералова Нинель Ивановна.
Сегодня Ростовчане отмечали праздник. 29 ноября 1941 г. - день первого освобождения Ростова-на-Дону от немецко-фашистских захватчиков. Многие неравнодушные встречали этот день воспоминаниями о трагических и героических событиях прошлого. Поэтому я бы хотела представить вниманию читателей мемуары уважаемой женщины, ветерана Великой отечественной войны, Генераловой Нинели Ивановны, уроженки Ростова-на-Дону, которая в 12 лет пошла на фронт, чтобы помогать красноармейцам. Так как женщина сама была бы рада написать свои воспоминания, но уже здоровье не позволяет, то позвольте мне с её слов пересказать историю, в которой отражается и чуткое отношение советских людей друг к другу, взаимопомощь в трудные минуты, и героизм простых людей, и низость врагов, и то, как встал на защиту отечества практически весь советский народ, даже дети. Но что тянуть, давайте начнём и вы сами всё увидите.
Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Генераловой Нинели Ивановны о первых бомбёжках и жизни на фронте.
О начале войны Нинель и её родители, как и все, узнали по радио. Ей было тогда 12 лет. Сама воспитана пионерией. Семья её была идейная. Отец лично знал Ворошилова и Будённого и состоял в партии с 1915го года. Его послали по заданию партии в Армавир. Мать работала в военной прокуратуре на Театральном, на казарменном положении. Так что Нинель, рано стала самостоятельной и, по большей части, была одна дома. В её подъезде жила девочка Инночка, с которой они были дружны. Где-то в июле или августе, в воскресный день, они пошли вместе попить молока. На улице Садовой, напротив горсада стоял небольшой домик, в котором за 5 копеек давали детям стакан молока. Они стояли в очереди, когда налетели вражеские самолёты и начались первые бомбёжки. «Бомба упала, кругом пыль, ничего не видно. Я держала за ручку девочку и чувствую, как она осела.»
Инночка была смертельно ранена и умерла прямо на глазах у подруги.
«Чувствую её у меня с руки отнимают и уже мёртвую несут на грузовую машину. Мне перевязали ногу из которой текла кровь. А на углу Буденновского стояли студенты - их побило всех. Прибежала я домой и к Инночке поднялась. Матери говорю:
- Инночку забрали, на грузовик бросили!
А сама вся в крови на мне летний сарафанчик был. Она за голову схватилась - побежала. Я вернулась домой, сама постирала одежду, одела другое.»
Двенадцатилетней девочке довелось видеть немало смертей впоследствии. Она ходила в школу около хлебозавода на Тургеневской.
«Там маленькое одноэтажное здание. И было всего 4 класса, 5го не было. У нас была учительница, она все 4 класса вела. Она была партийная, с Лениным в ссылке где-то вместе была, и, вероятно, еврейка. Когда немцы зашли, она не осталась в стороне. Около школы старый дуб стоял. Как-то я бежала в школу, в калитку заскочила, а она висела на этом дубе голая и снег был на волосах у неё и написано на табличке: партизан.»
Ростов, как ворота Кавказа, был важным для фашистов стратегическим направлением, и так просто от города не отстали. Расстрелы мирных жителей, постоянные бомбежки продолжались.
Как-то раз Нинель пошла на набережную по Будённовскому. Туда часто приезжали баржи и моряки радовали детей небольшими подарками, вроде фруктов и овощей, которые кидали с палубы.
«Я спустилась, думаю - мне сейчас или картошину, или морковинку дадут. А там баржа стояла. И смотрю - на эту баржу грузят всех-всех раненых на носилках. Там легко раненых не было, все на носилках. Кого в трюм, кого наверх поставят. Они все пить просят, а я матроса спрашиваю:
- Где водичка?
Он говорит:
- Да вон - ведро стоит, вон - кружка, попои всех.
Я налила, пою, пою, пою.
А как оглянулась: мы уже плывём!
Ну куда же деваться! Не буду же я бросаться в воду, я плавать-то не умела. Ну и поплыли-поплыли. А тут все просят воды. Их много было, очень много раненых. Человек 50. Я всех хожу, пою. Потом уже темнеть стало, долетел самолёт какой-то немецкий. И пробомбили нас. И наш корабль на дно пошёл. На корабле было два матроса, капитан и сын капитана - лет восьми мальчик. Я его успела за руку схватить, а рядом был бакин - и я за бакин. Корабль весь на дно пошёл. Все погибли. Видимо матросы были раненые, или из трюма не успели выскочить - не знаю. Когда корабль опустился, только палка с флагом торчала. Потом подплыл к нам бакиньщик, - старичок небольшого росточка, худенький. Руки у нас заледенели. Потому, что уже прохладно было, в воде ж мы всё время, я в срафанчике и этого мальчика держу. Помню, что его звали Юра. Я ему говорю:
- Держись, а то я не удержу тебя!
И, вот, подплыл старичок, нас забрал на берег. Мальчишку этого закутал в телогрейку, положил его на сено, он заснул там сразу. А мне дал брюки свои и рубашку. Как переоделась, говорит:
- О! Настоящий пацан!
Потом говорит:
- Тебе косы не жалко?
У меня длинная коса была. Я вечно плакала, когда мне мать голову мыла.
Я говорю:
- Не!
Он берёт большие ножницы, видно овец стричь. Мне отрезает косу. Я говорю:
- Больше снимай!
Он раз-раз-раз пощёлкал как-то там ножницами. Чубчик только оставил мне и все.
- О! - говорит, - ты хороший пацан. Никому не говори, что ты девочка.
А уже темно стало совсем, может часов 11-12. Электричества не было. Старичок мне говорит:
- Вот так по тропиночке пойдёшь, там наши сено косят и тебя до деревни довезут.
Ну я пошла по тропинке в темноте, вышла на дорогу, смотрю - арба едет с сеном большим. Я кричу:
- Деда! Деда!
Он остановился. Я говорю:
- Довези до деревни.
- Ну давай, хлопец! - и подсаживает меня.
Я поняла, что меня приняли за мальчика. И хорошо. Я в сено зарылась, там и задремала.
Проснулась от запаха каши, а я ж голодная, целый день не ела. Приподнимаюсь, а недалеко солдаты сидели в котелках кашу ели. Я приподнялась, а один кричит мне:
- Пацан! Кушать хочешь?
Я говорю:
- Хочу!
- Ну слезай!
Я говорю:
- Не слезу никак.
Они двое подошли, я прыгнула на руки, они меня поймали. Посадили, дали котелок, ложку.
- О, молодец! Наших много погибло, у нас каши много.
Я так с ними и осталась. И никто не знал, что я девочка. Отец меня воспитывал вообще как пацана. В три года я уже хорошо сидела на лошади. Он меня было посадит на лошадь:
- Держись за гриву! - я держусь.
Никто не знал моё имя.
- Как тебя зовут?
- Пацан.
Так я и была пацаном».
С тех пор Нинель, выдавая себя за мальчика участвовала в боях как санитарка. Она с кипой бинтов и медикаментов ползала под пулями, и перевязывала раненых. Оказывала первую помощь.
«Где кто стонет - я тихонечко ползу туда. А солдаты кричат мне бывало:
- Жопу прижми, а то пуля попадёт!
Я прижмусь совсем, ну я же худенькая была. Они еще смеялись:
- Наш пацан заговоренный, его пули не берут.
И меня, действительно, не одна пуля ни разу не взяла.
Один был такой случай. Бой был сильный, но терпимый. Наши стали отползать назад, видно немцы наступали сильно. Я не знаю как это получилось, я вскочила, и кричу:
- За Родину, за Сталина, Ура!
И за мной все поднялись и мы победили, и взяли это село освободили.
Все только: за Сталина, за Родину, другого мы не слышали.
Я видела много повешенных фашистами, расстрелянных мирных жителей, когда мы освобождали сёла около Сталинграда. Сталинград видела вдали. Не дошли мы до Сталинграда - меня ранило там.»
Такого боя, который происходил на пути к Сталинграду, Нинель отродясь не видела. Была зима. Снег лежал, но начал подтаивать.
«Там и танки, и самолёты бомбили, и орудия стреляли, так, что земля с небом смешалась. И вот в этот момент: взрыв сильный, меня приподняло, что-то хлопнуло и я сознание потеряла. А очнулась я уже, не помню когда - лето было или весна поздняя. Открываю глаза а тут бежал солдатик молоденький, лет 18 и говорит:
- Наша девка глаза открыла!
Тут подбежал врач.
- Дурила ты всех! А ну рассказывай кто ты, откуда ты взялась!
Я всю правду рассказала. С ним был портупей, он достал блокнот и записал бумажку: такая-то воинская часть, такой-то полк, такой-то командир, что была ранена.
Я говорю:
- А кто меня вытащил?
- Тебя командир вытащил, но бой был сильный и там все почти погибли и твой командир погиб.
Когда я очнулась на мне была мужская нижняя бельевая рубашка, а в месте, где сердце - там прикреплена медаль. Я говорю:
- А это что?
А он говорит:
- Это командир с себя снял и тебе надел, когда узнал, что ты девчонка. Я ему сказал, что вряд ли мы спасём тебя.»
Однако жизнь девочки смогли спасти, достали осколки, вылечили раненую ногу.
«Врач удивлялся - один осколок кожу руки прорезал, а там и артерия, и вена. Пол миллиметра глубже и я бы погибла.
После они отвезли меня в деревню станица Нижне-Чирская. Постепенно расходилась.»
Потом девочка доехала Ростова. Училась, закончила 7 классов, поступила в техникум при мединституте.
«Я хотела быть врачом потому, что меня спасли врачи. После техникума устроилась на завод №13 (ныне вертолётный) в медсанчасть старшей сестрой. Проработала 20 лет. Пока не получила более высокооплачиваемую должность в цеху».
«Я верю в дело Ленина, Сталина и по сей день» - так закончила свою удивительную историю Генералова Нинель Ивановна.