Селёдкина грива
Любой неумеха, снявший или написавший нечто маловразумительное, в ответ на недоуменные вопросы и критику тут же заявляет, что это притча, а вы, дескать, ничего не понимаете. Бывает и наоборот, в произведении явно имеется некий контекст, скрытый смысл, но его упорно трактуют в бытовой «плоской плоскости». Рассказывать притчи и разгадывать их - удел поэтов, прежде всего, а потом уже специалистов и любителей. Василий Макарович Шукшин - большой поэт, в широком смысле этого слова. Смотреть его фильм «Печки-лавочки», просто как историю поездки колхозников «к морю», значит вернуться в 1972 год, к ментальности советского кинозрителя, который смотрел фильм в то время и ничего не понял.
Перед столичной учёной публикой Ваня Расторгуев ломает дурака, рассказывая, как они у себя в колхозе обкорнали шикарную гриву лошади Селёдки, и как Селёдка после такой эстетической кастрации вышла из повиновения. Понятно, почему Иван дурачится - не хочется ему перед столичной высоколобой публикой изображать из себя говорящую обезьяну. Это и профессор, пригласивший Ивана, понимает. И зритель тоже. А зачем эта история - про Селёдку, и про колхозника на московской кафедре, понадобилась Шукшину? Что он зрителю хотел сказать?
Что есть гордость в человеке, даже если он не очень образован?
Что есть гордость и в простой колхозной лошади?
Что нужно красоту беречь, даже если это просто грива лошадиная?
Что растёт пропасть между «городом» и «деревней»?
Между интеллигенцией и народом?
Между долгом и желанием?
Между красотой и пользой?
Или о том, что без красоты нет и пользы?
Конечно же, всё это и ещё что-то чего мне не видно, ибо не всевидящ и не претендую.
Или вот эпизод, когда Иван толкует о разделении труда в деревне. Когда один вспахал. Другой посеял, третий убрал, а что выросло и сколько всё равно, каждый отвечает за своё, а за хлеб никто. Иван говорит о той степени отчуждения, когда человек утрачивает связь с результатами своего труда и получается, что работает он не как человек, а как робот. Актуальная проблема и тогда и сейчас… Но к кому на экране обращена страстная речь Ивана - к Виктору Александровичу, специалисту по железной дороге с авиационным уклоном, вору по кличке «Конструктор», специалисту по чемоданам интеллигентных пассажиров. Почему так? Почему умные слова об отчуждении колхозника от земли обращены к тому, кому они заведомо безразличны. Конечно, зритель слышит эти страстные слова о наболевшем, сидя в кинозале, но на экране их слышит никто, и звать его «Конструктор». Глас вопиющего… В зале слышали. А толку?
Грива колхозной Селёдки, отрежьте - меньше конюхам мороки, а лошадь не сдохнет и хуже ей не станет… Или станет?
Оригинал взят у papuas_tt в Селёдкина грива