the last
уезжают.
уезжают, оставляя мне номера телефонов с безумными кодами, номера домов на улицах, названия которых я не могу выговорить, оставляя мне свои фотографии, свои рубашки, медову з перцем в угловом шкафу, бехеровку на полке в коридоре и граппу под вешалкой
уезжают в моих браслетах, с моими принтами и татуировками моим почерком кириллицей на левой руке,
зовут меня sasha from russia, произносят "с" как "ш", "ш" как "ч", ставят "о" в конце и ударение как попало,
ян даже выучил мое отчество за три месяца,
и обещают скучать
маленькая пульсирующая зябкая точка центральной европы,
о которую год назад почему-то споткнулись все эти люди, тягучими линиями расползающиеся сейчас, на рождество, по всему свету
а свет не кончился, но за последние три месяца стал размером с небольшую комнату с высокими потолками
уезжают, оставляя мне номера телефонов с безумными кодами, номера домов на улицах, названия которых я не могу выговорить, оставляя мне свои фотографии, свои рубашки, медову з перцем в угловом шкафу, бехеровку на полке в коридоре и граппу под вешалкой
уезжают в моих браслетах, с моими принтами и татуировками моим почерком кириллицей на левой руке,
зовут меня sasha from russia, произносят "с" как "ш", "ш" как "ч", ставят "о" в конце и ударение как попало,
ян даже выучил мое отчество за три месяца,
и обещают скучать
маленькая пульсирующая зябкая точка центральной европы,
о которую год назад почему-то споткнулись все эти люди, тягучими линиями расползающиеся сейчас, на рождество, по всему свету
а свет не кончился, но за последние три месяца стал размером с небольшую комнату с высокими потолками