Путешествие из Петрозаводска в Москву
Когда я вышел на вокзале ещё немного розовый после сна, бархатистый и юный, как Афродита выходящая из волн, то не чувствуя подвоха, согласно инструкции, подошел к часам на перроне и стал ждать резидента. Меня немного покоробило, что тот не прибыл меня встречать в назначенное время, но такая мелочь не могла омрачить мое благодушное настроение, даже на морозе в - 18.
Через 10 минут я занервничал, а через 15 замерз и пошел по перрону вперед, в надежде увидеть моего связного с табличкой.
И тут я увидел ещё одни часы, висевшие на здании, но нужного мне человека здесь тоже не было. В течении следующих 15 минут я нашел еще трое часов, одни висели над самым входом в вокзал, другие в зале, а третьи высились на площади в виде местного Биг Бена…
Забегая вперёд, я хочу привести слова таксиста относительно здешних нравов. На мой вопрос, как тут ваш новый губернатор справляется с ситуацией, тот, не моргнув глазом, ответил:
- Понимаешь, когда он только пришел, то сразу очень бодро взялся за дело. Полгода в телевизоре только его и видно было. Потом всё потихоньку пошло на спад. А теперь его не видно и не слышно.
- Не вынес накала борьбы? Понял, что всё бестолку?
-Ага, - буднично, и даже как-то радостно, ответил водила…
Встречающий нашелся минут через сорок, оказалось, что он тоже не рыжий стоять на морозе, поэтому периодически ходил на вокзал погреться. Оказалось, что мы битый час, матерясь и проклиная всех и вся, разыскивали друг друга.
Я был сильно деморализован. Шведы под Полтавой не испытали большего конфуза, чем я. Неужели я идиот? - задавал я себе неприятный, но честный вопрос, плетясь за гостеприимным хозяином.
Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что гостиница располагается в 50 метрах от привокзальной площади.
- А зачем вы меня встречали, милейший? - осторожно поинтересовался я.
- Положено, - мрачно буркнул тот.
Теперь, когда с прелюдией покончено, давайте перейдем к делу.
***
Как и все великие русские города Петрозаводск начинается с проспекта Ленина, который плавно переходит в площадь имени вождя ВОСР. На постаменте стоит Ильич, как живой, и держит в левой руке шапку-ушанку. В такой мороз смотреть на это странно, так и хочется дать ему подзатыльник и спросить:
- Почему без шапки?
Недалеко от площади находится ул. Карла Маркса. В самом её начале памятник, где старина Карл сидит, приобняв милого друга Фридриха, и глядя ему в глаза рассказывает о призраках гомосексуализма и интернационализма, которые бродят по Европе.
Словно издевательство победившего капитализма над идолами коммунизма, напротив скульптуры располагается банк ВТБ.
Здесь же улицы фюреров поменьше - Кирова, Андропова, Дзержинского и других неистовых борцов с несправедливостью и консюмеризмом.
- А что отец, невесты в городе есть? - спрашиваю я намекая на мэра.
- Да не мэр она, а так размазня, - отвечает. Прошлая была никакаущая, да хоть зубастая, палец в рот не клади. А эта не рыба, ни мясо.
- А голосовать за кого будешь? - интересуюсь.
- Смеёшься? - и так уже всем ясно кто выиграет. Я голосовал один раз в жизни, так всегда заранее знал кто победит.
Таксист, мужик лет сорока. Кандидатов никого кроме Путина и Жириновского он не знает.
- А работа есть в городе?
- Да полно работы. Работай не хочу.
- А молодёжь где работает?
- А молодежь уезжает в Питер или Москву.
- А говоришь работа есть.
- Есть, только не для молодежи. Молодежи развиваться надо. А здесь где развиваться? Дыра…
- Слушай, ну а туристы сюда едут?
- Туристы? Конечно едут. Летом яблоку упасть негде.
- И зачем они едут? Что тут у вас смотреть?
Он замолкает на минуту, медленно шевеля губами, видимо перечисляя про себя все красоты любимой Карелии. И вдруг выдает:
- За воздухом.
- Что? - не понял я.
- За воздухом едут. Дышать. В городах жить невозможно, вот москвичи всё и поскупали.
- А у вас значит жить можно?
- Можно.
***
Мы проезжаем мимо здания, на котором написано: Угро-финская школа № 18. В Карелии государственным языком является русский, и русских более 82% населения, но господдержкой пользуются карельский, финский и вепсский языки. В Петрозаводске проживает около 250 тысяч человек, а в Карелии чуть больше 600 тысяч.
Львиная доля населения живет в городах. Спрашиваю:
- А что много здесь карел?
- Да как-то не обращал внимания. В старых деревнях живут в основном.
- А чем-нибудь карел отличается от русского?
- Да ничем. Глаза голубые, да посветлее будут.
Я не спроста интересовался национальным вопросом, ибо мои предки по линии матери происходят от финнов, и первыми моими книжками в Нижегородской деревне были «Калевала» и «Лесоруб Кумоха». Но поиск идентичности закончился ещё не начавшись.
***
На перекус любезный таксист отвез меня в заведение под названием «Карельская горница».
- Сюда всех туристов возят, - напутствовал он меня.
Я старый солдат и знаю, что в места куда возят туристов ходить есть, категорически не рекомендуется, но что не сделаешь ради славы.
Внутри оказался довольно необычный деревенский интерьер. Я как будто попал в детство, в бабушкин дом, где в огромной печке на пол избы томилась в чугунном горшке рисовая каша, пеклись колобки, а в большой комнате стоял всамделишный самовар, который топили лучиной.
И мы всей гурьбой пили из блюдечек чай, ломая большие куски сахара специальными щипцами…
Цены на блюда можно было кратко охарактеризовать как недружественные. Я не стал заказывать ни стейк из лосося, ни медальон из оленины, ни паштет из ряпушки. А заказал постную грибную солянку в надежде на честные ингредиенты и добрую порцию.
Однако надеждам моим в этот раз было сбыться не суждено. Две пригоршни чуть теплых щей из кислой капусты с вкраплениями грибов только раззадорили мой аппетит, но я не стал продолжать экспериментировать и отправился дальше.
Веселыми грузинскими усами, от которых за версту несло ГУЛАГом, манил ресторан «Генацвале». Чахохбили, пхали, Цинандали - в моей душе эти слова сродни музыке.
Но посмотрев в меню я ничего подобного не обнаружил и заказал куриный шашлык, и лобио.
Лобио принесли горячим в горшочке, со специями и грецкими орехами в ресторане видимо были какие-то временные трудности, зато урожай лука удался на славу. Судя по всему, фасоль или кто-то ел, или, что скорее всего, она была консервированная, из банки, но для верности доваренная до консистенции овсяного киселя.
Шашлык тоже был не промах. Точнее это был не шашлык, и не гриль, потому что запах дыма и следы огня на курице отсутствовал. Меня заинтересовал такой инновационный способ готовки, но потом знатоки подсказали, что его возможно готовили в микроволновке, а потом немного обмазали соусом.
Получилось вкусно и по-домашнему.
- А почему у вас называется ресторан грузинской кухни? - спросил я с невинным видом.
- Ну как почему? Его грузины держат!
- И повар грузин? - не сдавался я.
- Конечно, целая семья из Тбилиси.
Я не стал спрашивать, чем занималась в Тбилиси эта дружная семья и были ли в ней грузины, потому что по всей видимости если и были, то они максимум работали в грузинской столице таксистами.
***
Меньше чем за год я объехал примерно пятую часть российских губерний и все ближе подбираюсь к разгадке Сфинкса, о которой писал Блок в поэме «Скифы».
Из всех губерний, где мне удалось пока побывать, города страны можно условно поделить на четыре части: природа (Карелия, отчасти Тверь, отчасти Сочи, отчасти Крым, отчасти Мурманск), Кремль (Псков, Новгород, Владимир), фабрика (Тула, Челябинск, Нижний Новгород, Липецк) и недра - условные Норникель, Новокузнецк или Тюмень.
Так вот, львиная часть российских городов существует по необъяснимой причине и в их развитии нет никакого практического смысла. Ни по логистике, ни по климатическим условиям, ни по стратегическим причинам.
Такие города, как Петрозаводск, Иваново, Северодвинск или Мурманск империя строила с вполне определенными целями и задачами, и как только эти цели были достигнуты, а задачи были решены можно было смело из этих мест уходить.
Но люди боятся покидать насиженные места, поэтому экономика России буксует, оплачивает желание некоторых граждан жить на отшибе страны подальше от цивилизации и перспектив. Это более чем странная политика и является, по сути, тем способом общественно-экономического развития, который мы называем «особый путь».
Люди добровольно выбрали для жизни медвежий угол, и при этом непрестанно жалуются на то, что у них плохие дороги, маленькие зарплаты, убогое жилье и девять месяцев в году зима.
Путин приди, порядок наведи!
Нет, друзья, никто вам здесь не поможет - ни бог, ни царь, и не герой.
За последние 15 лет из Карелии уехало более 1/10 населения. И этот процесс будет продолжатся до тех пор, пока здесь не вымрет последний поселок.
Российские власти на всем протяжении «могучей и необъятной» пытаются сохранить лицо содержа за счет федерального бюджета десятки регионов, сотни городов и тысячи поселков. Без каких-либо перспектив. Без какой-то осмысленной стратегии. Просто поддерживая угасающую жизнь тяжело больного. Переиначивая старую советскую поговорку получим:
«Кремль делает вид, что платит регионам, а регионы делают вид, что работают».
И что живут - тоже делают вид.
Никакая власть, ни губернатор, ни мэр, ни депутаты не в силах спасти наши многочисленные, изувеченные города. Люди через двадцать лет будут летать в космос, как сейчас летают в Таиланд, а у нас полстраны, извиняюсь за выражение, срет в дырку деревянного клозета на улице.
Урбанистика, комфортная среда, умные дома, экологический подход к жизни, чистая вода и воздух, ровные тротуары, безопасные дороги - это просто глупые мечты для каких-нибудь там Сызрани, Саратова и Саранска.
Хотим мы того или нет, но возрождение сельской романтики, поиск одиночества в глуши и желание дышать свежим воздухом появится тогда, когда страна досыта наестся возможностями и пороками мегаполисов.
Только тогда будет возможна обратная экспансия из города в деревню. И кто знает, может через пятьдесят лет на месте Петрозаводска или Иваново раскинутся симпатичные, аккуратные деревеньки, где пейзане в белых одеждах будут кататься на велосипедах с карбоновыми рамами и передвигаться по воздуху на дронах. Здесь будет регулируемый климат, на речке будет дуть искусственный бриз, а заливные луга будут усеяны голубой агавой. Все это рано или поздно придет, прогресс не остановить.
Жаль только - жить в эту пору прекрасную, уж не придется - ни мне, ни тебе…