Я влюбилась в него с первых дней пребывания в стране и с тех пор отмечаю его присутствие повсюду: на диких скалистых склонах и в ухоженных сквериках, в останках древних маслодавилен и на израильском гербе, в резных фигурках и декоративных чашах, в маленьких блюдцах на столе и бутылках темно-зеленого стекла на кухонных полках. Масличное дерево, оно же оливковое или олива сопровождает еврейский народ на протяжении всей его истории - с глубокой древности и по сей день. Вечнозеленое, неприхотливое, живописное и щедрое на урожай дерево-долгожитель удивительно соответствует духу этой земли.
Оливковым маслом совершали обряд посвящения Коэнов, оно горело в светильниках Храмовой Меноры. Совершая трапезу, евреи макали хлеб в оливковое масло и ели маслины. Сухие ветки масличного дерева, брошенные в огонь, спасали их в холодные зимы. И по сей день редкая трапеза в доме израильтян обходится без маслин и оливкового масла. Дрова из сухих веток масличного дерева, по-прежнему, согревают в холодные зимы жителей израильского Севера и Иерусалима. Разве что упакованы в компактные фабричные упаковки и горят не в пещерах и древних печах, а в домашних каминах. Живописная олива привлекает художников и фотографов. Что же касается резных декоративных чаш, шкатулок и скульптур, то мы отправимся за ними на знаменитую тель-авивскую улицу Нахлат-Биньямин.
ПОЛЕНО С СЕКРЕТОМ. ПЕНЬ-СЮРПРИЗ.
По вторникам и пятницам на Нахлат-Биньямин особенно многолюдно: по всей длине пешеходной улицы выставлены столики с работами художников и мастеров прикладного искусства. Каждая по-своему хороша. Но встречаются и вещи уникальные и совершенно необъяснимые. Перед нами часть ветки оливкового дерева, которое не спутаешь ни с каким другим благодаря живописному рисунку. Иными словами: полено. Мастер берет его в руку и жестом фокусника превращает в объемную скульптуру: по обеим сторонам вырастают ажурные конструкции. Следующий номер программы - пенек, опять же из оливкового дерева. Мастер берет его левой рукой, подставляет правую и растягивает наподобие гармошки: из внутренности симпатичного пенька вываливаются шесть (!) плошек, полностью повторяющие его конфигурацию, только уменьшающиеся от одной к другой в размере, как русские матрешки. Реакция публики всегда одна и та же: «Вау! Как ты это делаешь?» И сколько бы Арик Моше (так зовут мастера) не объяснял, все равно будут смотреть на него как на кудесника.
Ну что же, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В один из дней выбираюсь в мастерскую, где Арик вырезает из оливы все эти непостижимые вещи. Она расположена в бывшем птичнике, который я нахожу по длинной веренице полениц из оливковых стволов.
Его историю можно назвать историей озарений, когда нечто родилось из ничего и пришло ниоткуда. Мальчик, чье детство прошло в Рамат-Гане в обычной и совершенно небогемной семье, забил свой первый гвоздь в дерево в шестилетнем возрасте, чем, собственно, все тогда и кончилось. Потом была обычная для израильского подростка жизнь - школа, армия, друзья, путешествия…
В 1992-м в его судьбе обозначился новый поворот. Вырезанная по наитию миска из куска оливы вышла красивой. Но сколько же отходов при этом пропало впустую!
А нельзя ли расслоить тот же кусок на несколько таких же емкостей, «вынимая» их одну из другой? Оказалось, можно.
И более, того - соединить их потом обратно в цельный кусок с многослойным содержимым, чтобы получилась этакая шкатулка с секретом!
Вдохновленный удачным экпериментом Арик попытался проделать то же самое уже не с частью ствола, а с отдельной веткой, «упрятав» в нее неприхотливую конструкцию, которая со временем становилась все более сложной и совершенной. Похоже, древней оливе пришлись по душе эксперименты мастера: она охотно с ним сотрудничала и готова была хранить его секрет: разъятые на части куски целого потом идеально складывались обратно, воссоздавая обманчивый первозданный вид.
Более того, в жизни Арика начали происходить удивительные события, словно подтверждая правильность избранного им пути. Однажды ему позвонил незнакомец из Меа-Шеарим, предложив забрать поленья масличного дерева, оставшиеся от его покойного отца, который вырезал из них иудаику. Арик поднялся из Рамат-Гана в Иерусалим налегке, даже не предполагая, какие несметные сокровища ожидают его в Меа-Шеарим.
Наследник покойного мастера иудаики открыл перед Ариком крышку, прикрывающую вход в подвал, со словами: «Ты можешь забрать оттуда все». Спустившись по лестнице вниз, тот ахнул от открывшейся перед ним картины: 16 кубометров отлично высушенных и готовых к работе оливковых поленьев. На следующий день он отправился в Меа-Шеарим на грузовике и заполнил доставшимися ему сокровищами не только весь кузов, но и часть кабины. С тех пор прошло 18 лет, а запасы, привезенные тогда Ариком из Иерусалима, все еще не перевелись, при том, что он постоянно работает с этими поленьями.
Ну а где же обещанный рассказ про то, как он все же это делает? Пусть мастер сам об этом расскажет!
- Я смотрю на часть ствола, или ветвь оливы и сразу вижу, что могу из этого сделать. А дальше начинаются нюансы. Пока не сделаешь срез, не увидишь рисунка, который олива скрывает у себя внутри. Так что окончательное решение не за мной, - улыбается Арик. - Дерево само мне его подсказывает. Оливу, которая растет во дворе и получает достаточно воды, анемична: на срезе одно-два небольших пятнышка, никакого простора для фантазии.
То ли дело дикая сирийская олива, растущая на равнинах и гористых склонах. Такого богатства рисунка не увидишь на срезе окультуренных масличных деревьев! Словно по внутренней поверхности ствола прошлась рука невидимого художника!
ДЕРЕВО С КОМПЬЮТЕРНОЙ ПАМЯТЬЮ?
…Слова Арика вызывают в моей памяти полумистическую историю, которую мне пришлось услышать однажды от Михаила Цыбульского, приславшего в редакцию удивительные снимки среза древней оливы с изображениями человеческих лиц и картин природы. Увиденное не поддавалось никакому логическому объяснению.
Все началось довольно случайно. Зная о том, что Михаил художник и работает с деревом, кто-то принес ему часть ствола старой сирийской оливы и попросил вырезать из него скульптуру. На одном из оставшихся после работы кусков, проступало человеческое лицо, как будто нарисованное художником. Мастер счел увиденное за игру воображения, но перебирая другие куски, тоже увидел на них лица - в основном семитские, какими их изображали художники прошлого, и картины природы, словно сошедшие с древних гравюр. Они отчетливо были видны на свежем срезе, но постепенно бледнели и исчезали, подобно проявленной, но не закрепленной фотографии. Словно старая олива сфотографировала события, происходившие вокруг нее много лет назад, и хранила их в своей «памяти».
Художник рассматривал отдыхающего под деревом путника и поражался тому, насколько с точки зрения анатомии точно было изображено его тела. Поражался тому, с какой удивительной четкостью были отражены все складки и морщинки женщины, поднесшей руку к подбородку. Другие срезы открывали ему танцующих девушек, пасущиеся стада. И все картины были выполнены в разных техниках - от карандашного штриха до полупрозрачных акварельных наплывов разной насыщенности.
ДОЛГАЯ ПАМЯТЬ ОЛИВЫ
...Его история напоминает сюжет знаменитой сказки. На седьмом году жизни в Израиле Михаил Цыбульский вдруг почувствовал себя Папой Карло. Ему открылось такое, что не поддавалось никакому разумному объяснению. Древняя олива, подобно компьютеру, хранила в своей памяти события, происходившие столетия назад. Их отпечатки, выступали на срезе, подобно фотографии, и если мастер не покрывал их лаком, довольно быстро бледнели и исчезали. За четыре года в доме Цыбульских собралась довольно необычная коллекция человеческих портретов.
- Первые находки я обнаружил случайно, - рассказывает Михаил.- Однажды работник завода, где я работал, узнав о том, что в стране исхода я работал по дереву, принес мне часть ствола старой оливы и попросил вырезать скульптуру. Я выполнил заказ, а все лишнее обрезал, отнес ненужные куски на склад и забыл о них. Я наткнулся на них через пару лет, когда искал кусок деревяшки для будущего барельефа. Чтобы его облагородить, решил подшлифовать и заднюю часть. И тут вдруг мне открылось человеческое лицо удивительно правильных пропорции - словно нарисованное художником. Я подумал: «Игра воображения, случайность», - и отложил его в сторону. Позже, перебирая другие куски той же оливы, я снова увидел человеческие лица, и тут мне стало немного не по себе: это уже не могло быть случайностью. Я понял, что столкнулся с чем-то непонятным, и начал уже целенаправленный поиск поленьев сирийской оливы.
- Почему именно сирийской?
- Потому что в отличие от других сортов олив, ее плоды собирают, как в старину, ручным способом, не подрезая веток и ствола, и дерево свободно разрастается во все стороны. Когда такая олива достигает солидного возраста, ее сердцевина выгнивает, но при этом олива продолжает разрастаться. Спилив ее, вы не увидите годовых колец, которые имеются на стволе любого другого дерева: все контуры многократно накладываются друг на друга. Итак, я собирал поленья сирийской оливы повсюду, где только мог, и обнаруживал на их срезах все новые и новые находки. Первое, на что я обратил внимание: большинство лиц, проступающих на срезе, были семитскими, причем, такими, как их обычно изображали художники древности. Изредка попадались европейские лица. Кроме человеческих портретов я обнаруживал силуэты различных животных.
- Как вы объясняете для себя происхождение этих изображений?
- Я много думал об этом, и постепенно пришел к такому выводу: очевидно, дерево обладает свойством, позволяющим ему запечатлевать окружающее, наподобие современной дигитальной камеры с ее обширной памятью. Олива испокон веков была в этих краях деревом, плоды которого использовались для производства масла, вокруг нее кипела жизнь, происходили всевозможные события, которые отпечатывались в ее «памяти». Фантазируя на эту тему, я допускал мысль, что европейские лица, возможно, принадлежат крестоносцам, которые в средние века появились в этих местах. Что же касается «технологии» процесса: делая срез на стволе оливы, мы получаем доступ к этому хранилищу, извлекая на свет информацию. Тут я открыл для себя еще одну неожиданную вещь: информация, о которой идет речь, постепенно стирается из «памяти», впрочем, только в одном случае - если ее не закрепить. Я обнаружил это случайно. Однажды я передал несколько срезов с изображениями людей знакомому гиду, которая хотела показать мои находки во время экскурсии. Чтобы туристы не заподозрили какого-либо подвоха, один срез я не стал покрывать лаком, а оставил его таким, как есть. Вернувшись с экскурсии, гид вернула мне мои экземпляры. И тут я обратил внимание на то, что отпечаток, который не был покрыт лаком, заметно побледнел, а через какое-то время и вовсе исчез. К счастью, у меня сохранилась его фотография.
- Какие из находок особенно поражают ваше воображение?
- Однажды я наткнулся на изображение лежащего мужчины. Как художника, меня поразило, насколько точно, с точки зрения анатомии, были изображено его тело. В другой раз я увидел что-то вроде обрывка старой фотографии, крупно запечатлевшей лицо девушки, стоящей у окна и глядящей в сторону. Рука ее поднесена к подбородку, а все черты лица отпечатаны с удивительной четкостью - до последней складки и морщинки. Часто мне попадались жанровые сценки: танцующие девушки, целующиеся люди, иногда встречалось крупное изображение человеческой кисти, или стопы. И еще одна интересная деталь: порой появлялось ощущение, что эти портреты принадлежат многим художникам. И выполнены они были в разных техниках - от легкого карандашного штриха до полупрозрачных акварельных пятен разной толщины, нажима, насыщенности. Иногда я брал в руки срез, начинал поворачивать его под тем, или иным углом, приближать к себе, или отдалять - и изображения сменяли друг друга, открывая все новые и новые сюжеты.
- Что вы решили делать со своими находками?
- Прежде всего я пытался найти им объяснение и обратился к ученым. Мне говорили разные вещи, и в том числе, что «просто у оливы такая фактура». Но всех одинаково впечатляло увиденное. Я позвонил одному раву-кабалисту и спросил его, что, по его мнению, может за всем этим стоять. «Живите так, будто вы ничего не обнаружили», - сказал он, не добавив больше ни слова. Моя дочь, живущая в США, показывала находки тамошним специалистам из разных областей: все утверждали, что ничего подобного еще не встречали. Я пересмотрел множество сайтов в Интернете, и не нашел там ничего, что хотя бы отдаленно напоминало найденные мной отпечатки.
- Какое, по-вашему, всему этому можно найти применение?
- Прежде всего, как мне кажется, эту загадку природы стоит исследовать и попытаться объяснить, а потом уже искать применение. Меня не покидает ощущение, что мы получили подарок свыше. И кто знает, возможно, историки нашли бы в изображенных людях лица тех, что оставили свой след в истории?
…Эта история и по сей день вызывает у меня ощущение неразгаданной тайны.
ОЛИВА КАК СИМВОЛ И СУЕВЕРИЕ
Масличное дерево присутствует с 1949-го года и на гербе государства Израиль, где оливковые ветви обрамляют семисвечник, символизируя мир. А так же на гербе Италии и на эмблеме ООН.
Интересна и история метаморфозы, произошедшей с ветвями оливы 40 лет назад на гербе израильской полиции. В 1974-м году было решено отказаться от первоначальной модели, доставшейся в наследство от полиции эпохи британского мандата, демонстрировавшей неограниченную власть полиции над гражданами. Шестиконечную звезду, находившуются поверх венка оливы, переместили внутрь ветвей, символизирующих народ Израиля, подчеркивая тем самым, что в демократическом государстве полиция не диктует гражданам свою волю, а служит им и их защищает.
В истории и мифологии разных стран оливковая ветвь с древних времен считалась символом мира и добрых намерений. После окончания Всемирного потопа голубь, посланный Ноем на разведку, вернулся с веточкой оливы в клюве - символом восстановления мира между Всевышним и человеком. Оливковую ветвь несли на переговоры посланцы государств, желающих положить конец войне.
Что же касается суеверий, то в старые времена новорожденного младенца в странах Средиземноморья было принято первый раз напоить водой с листа масличного дерева: якобы, малыш не узнает жажды, подобно неприхотливой оливе, не требующей полива. На Крите сохранился обычай класть на могилу умершего три ветви оливы, что тоже достаточно символично. Приглядитесь и вы заметите, что даже погибший ствол оливы выпускает новые побеги, которые впоследствии покроются зелеными оливками. Не так ли продолжается и род человека после его смерти?
Шели Шрайман, опубликовано в приложении "Окна" ("Вести") и газете "Вести" в разные годы
Фото М. Цибульского (верхнее) и автора