Марлен Инсаров
Очень хорошая заметка Марлена Инсарова. Я не во всем с ним согласен, например, я не считаю гениальной работу Маркса "Немецкая Идеология". Но в любом случае, статья содержит интересные и важные идеи.
В революционном пролетарском движении все время существовало двойственное отношение к труду. Если в массовом пролетарском сознании главным моральным обвинением против господствующих классов служил их паразитизм, а основой морального права пролетариата был труд, который должен был стать при коммунизме «владыкой мира», то в гениальной ранней работе Маркса и Энгельса «Немецкая идеология», оставшейся неопубликованной почти столетие, прямо, черным по белому говорится об уничтожении труда при коммунизме:
«…коммунистическая революция выступает против прежнего характера деятельности, устраняет труд… Труд уже стал свободным во всех цивилизованных странах; дело теперь не в том, чтобы освободить труд, а в том, чтобы этот свободный труд уничтожить… Если коммунизм хочет уничтожить как «заботу» бюргера, так и нужду пролетария, он ведь не сможет, само собой разумеется, сделать это, не уничтожив причину той или другой, т.е. не уничтожив «труд»». (К. Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, т.3, сс.70, 207).
Такое двойственное отношение пролетарского движения к труду являлось отражением двойственного характера самого труда - человеческой деятельности по преобразованию мира, но деятельности подневольной, а потому, строго говоря, еще не достойной человека, деятельности, в которой человек изменяет природный и общественный мир, находясь в то же время в подвластности этому миру.
Уничтожение труда при коммунизме означало для Маркса и Энгельса как раз уничтожение подневольного и не достойного человека характера человеческой деятельности, уничтожение зависимости ее от чуждых и враждебных человеческой воле причин, превращение деятельности необходимой в деятельность свободную.
Нужно подчеркнуть, что для Маркса и Энгельса, как можно видеть по вышеприведенной цитате уничтожение труда означает изменение прежнего характера человеческой деятельности, а не наступление царства блаженного ничегонеделания. Пафос деятельности, человеческой активности по преобразованию мира, воспринятый Марксом и Энгельсом у Фихте и Гегеля, был сердцевиной их гуманизма, гуманизма, чрезвычайно далекого от сладких гуманистических фраз и мечтаний о коммунизме как о стране молочных рек и кисельных берегов, где яблоки сами падают в рот, а блаженные эллои предаются любовным и прочим играм.
По терминологии Маркса и Энгельса, труд есть деятельность, обусловленная нуждой и нищетой, зависимостью человека от материальных сил природы, деятельность, стимулируемая принуждением - будь то принуждение палкой или голодом. Собственно человеческая деятельность - это деятельность по внутренней потребности, деятельность человека по сознательному и осмысленному преобразованию природы и самого человека. Деятельность эта, разумеется, тоже обусловлена (и будет обусловлена при коммунизме во всяком случае очень долго) материальными причинами, но эта деятельность свободна, потому что в ней материальная необходимость не навязывается человеку как нечто чуждое его воле, но становится содержанием его собственной воли.
В эксплуататорском обществе правящий класс обладает монополией на организаторский труд в процессе общественного производства, и он же обладает преимущественным правом на творческий труд, тогда как уделом угнетенного класса навязывается исполнительский и рутинный труд. Коммунистическая революция уничтожает это социальное разделение труда, а вслед затем и труд - в привычном его понимании - как таковой.
Присущее буржуазному сознанию представление о поэтах и ученых как бесполезных паразитах обосновано с точки зрения капитализма. Поэт и ученый не «трудятся» в капиталистическом значении этого слова, они делают то, что делают, не ради зарплаты, а потому, что их деятельность является неизбежным выражением их природы, их внутренней потребностью. Коммунистическая революция сделает привилегию поэтов и ученых достоянием всех людей.
Следует подчеркнуть, что творческая деятельность - не игра, и никогда не станет игрой - даже при самом полном коммунизме, когда она будет достоянием всех людей. Она очень серьезна, занятые ею подчинены логике самого дела, напряженности, психических и физических усилий, высокого - собственно человеческого - трагизма в ней выше меры, чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на биографии ученых, поэтов, средневековых мастеров, путешественников, революционеров и вообще всех людей, делавших свое дело не ради зарплаты, а повинуясь своей природе, своему предназначению. Таковой творческая деятельность останется всегда, коммунизм - это царство творца и делателя Прометея, а не гуляки Диониса. Когда вся рутинная, механическая, исполнительская работа будет переложена на автоматизированные системы, у человечества откроется возможность заняться собственно человеческой работой - преобразованием мира и самих себя, работой, каковую никакие автоматизированные системы сами по себе не сделают.
Однако до переложения всей рутинной исполнительской работы на роботов еще очень далеко. В первые десятилетия после свержения власти буржуазии и начала коммунистического преобразования общества значительная часть рутинной механической работы будет все еще делаться людьми. Но, если коммунизм невозможен сразу после революции, то начинать движение к нему следует именно сразу после свержения власти буржуазии, и началом уничтожения труда будет резкое сокращение рабочего времени.
Требование сокращения рабочего времени всегда было одним из главных требований рабочего движения, в результате упорной борьбы в эпоху государства социального обеспечения пролетарии в развитых капиталистических странах (в том числе и в СССР) добились 8-часового рабочего дня. Однако в период контрнаступления капитала для очень большой части пролетариата 8-часовой рабочий день ушел в прошлое. Кроме того, если старый ремесленник работал там же, где и жил, а фабричные рабочие 100 лет назад обычно жили недалеко от места работы, то сегодня в больших (да и в средних) городах пролетарии тратят на дорогу на работу и с работы 2 и больше часа в день. В результате у пролетария работа и дорога на нее забирает половину суток, и, придя с работы, усталый пролетарий, по общему правилу, не имеет сил ни на какую другую деятельность, кроме как на восстановление сил посредством лежания у телевизора, переходящего в сон. Пока труд забирает столько сил и времени, ни о каком управлении трудящимися производством и обществом не может быть и речи: если после свержения буржуазной власти трудящиеся будут по-прежнему стоять у станка по 8 и более часов, то на последующем после работы общем собрании основная их часть будет мечтать только о том, скорее бы кончилась вся эта муть, и с охотой проголосует за любую предложенную резолюцию, не вдумываясь в ее смысл. Власть общего собрания станет пустой формальностью. Поэтому, свергнув власть буржуазии, нужно будет сокращать - сразу и немедленно - рабочий день до 6-ти, а, может быть, до 4-х часов.
В отношении технической возможности этого сокращения сразу после революции есть аргументы за и против. С одной стороны, сразу и немедленно прекратится производство множества бесполезных и вредных вещей и всякая «трудовая деятельность» по толчению воды в ступе, занятые же этой бесполезной и вредной деятельностью люди - от секретуток до проституток, будут вовлечены в порядке производственного переобучения - в деятельность общественно полезную. Вовлечение в общественно полезную трудовую деятельность всего трудоспособного населения позволит резко сократить неизбежную на данной стадии развития общества тяжесть труда, падающую на каждого человека (уже Вильям Годвин в конце 18 века подсчитал, что если на действительно необходимых работах будут работать все трудоспособные люди, то в современной ему Англии рабочий день может быть снижен до получаса в день. Насколько точны были его подсчеты, для нас не особо важно, факт тот, что производительные силы развились с того времени в грандиозных размерах, и сократить рабочий день до 4 часов сейчас вполне возможно).
С другой стороны, не следует забывать, что любая настоящая революция сопровождается гражданской войной и вызванным ею, а также перестройкой всего производственного аппарата, падением производительных сил. Реорганизация уродливого капиталистического производства, ориентированного на прибыль, в гармоническое производство, ориентированное на удовлетворение здоровых человеческих потребностей, неизбежно будет делом весьма трудозатратным, а переквалификация многих миллионов людей, волей или неволей занимавшихся при капитализме всякой бесполезной белибердой, потребует времени. В экстренных ситуациях гражданской войны или природной катастрофы придется, быть может, на какое-то время отодвинуть даже 8-часовой рабочий день.
Но это может делаться лишь в совершенно чрезвычайной ситуации. Решающим аргументом за необходимость сокращения рабочего дня является как раз необходимость освобождения времени работников для их всеобщего труда по управлению обществом - труда по участию в общих собраниях, по приобретению нужных для управления производством и обществом знаний, по обучению военному делу и т.п.
Некогда одна работница-троцкистка сказала очень правильные слова, «хорошо будет после революции - шесть часов за станком стоишь, шесть часов на пианино играешь, шесть часов буржуев расстреливаешь», иными словами, шесть часов уходит на труд по материальному производству, шесть часов - на труд по общественному управлению и по защите революции, шесть часов - на свободное духовное развитие и всяческое самоусовершенствование. Так оно и будет.
Если уничтожение технического разделения труда и труда вообще - дело достаточно далекого будущего, то движение к этой цели может начаться лишь благодаря немедленному после свержения власти буржуазии уничтожению социального разделения труда, уничтожению монополии правящего класса на организаторский и творческий труд. Заниматься этим трудом взявшие власть пролетарии - если они не хотят так и остаться навсегда пролетариями - должны будут сразу, даже пока вследствие уровня производительных сил им - как и вчерашним не-пролетариям - придется по 4 или по 6 часов в сутки заниматься и рутинным исполнительским трудом.