Веретено Василисы. Снова о сказочно-житейской мудрости
От книги Екатерины Михайловой "Я у себя одна", или Веретено Василисы" впечатления противоречивые.
Написано простым языком, взывающим к доверительному разговору "между нами, девочками", - он больше напоминает статью в журнале. Толковом журнале, но все же - статью. (И порой простота слога не может не озадачивать выражениями вроде "появление на группе", "сделать звонок" и т. д.)
Книга удачна многообразием затронутых тем, далеко не все из которых, к счастью, упираются в отношения с мужчинами. Хотя некоторые мне были совершенно не близки, а других, желая увидеть, так и не обнаружила.
Однако Михайлова далека от безыскусной прямолинейности Барбары де Анджелис, пишущей "по линии наименьшего сопротивления". Готовых ответов (и советов) в книге мало, скорее это очень вольное рассуждение "по мотивам", приглашающее самостоятельно разыскать и "нажать" необходимые точки-мысли (что порой действительно непросто, потому что даже упомянутые, как расхожие, примеры проблемных моментов в отношениях "дочки-матери", как я ни пыталась привязать личный опыт, оказались бесполезны, - а может, радоваться надо?), и, если потребуется, углубиться в дальнейшие размышления. Сноски на многочисленные научные статьи и художественные произведения - в помощь.
Не понравилось же то, что все упирается даже не в отношения с мужчинами, а... в общероссийское кровавое красное "родовое прошлое" (а если вы придерживаетесь другого мнения, вам просто бабушка не все рассказывала). Более-менее претендующая на объективность истина в подобных рассуждениях лишь одна: что все мы родились и живем исключительно вопреки исторической действительности.
Увы, дальше хуже, потому что автор страдает довольно распространенным "комплексом русскости", то есть относится к тем, кто кричит - уродина (с). К середине книги употребление выражений в духе "хуже, чем социалистический нет ничего" начинает неприлично зашкаливать, и хочется спросить, уж не посвирепствовал ли красный террор и на развалинах старинной часовни (с). И, конечно, если "у нас" все беспросветно, "там" - рай земной. И если "наши" мужчины, не поведя бровью, будут вести долгую, не интересную ни одной присутствующей даме, автомобильную дискуссию, то где-то вскоре на странице прошелестит пример, как американские представители сильного пола, еще в дремучем 1992 году (когда, кстати, и было принято активно стартовать за бугор, но автору явно что-то помешало), оказались способны завести настоящие, "нормальные" разговоры про роды и маленьких детей, столь близкие любой из нас (хотя ничего не только нормального, но приемлемого в обсуждении кесарева - а именно это и стало основной темой беседы, - с посторонними людьми любого пола, на мой взгляд, нет).
Во второй половине книги Михайлова становится еще злее. Между делом вспомнив утреннее телевизионное интервью, где попросили порассуждать о счастье, утыкала ведущую - "за красивые глаза" - шпильками. Сыпятся сентенции: "Чем непрестижнее профессия - то есть чем ближе она к воспитанию, образованию и прочим феминизированным областям..." (?!). Глава о 8 марта - просто гимн кипучей ненависти.
В общем, что я все о недостатках (да потому что утомительно сквозь них искать "сияние мысли"!). "На группу" к Михайловой я бы не пошла, автор далека от народа недобра и манерна. И хотя Кларисса тоже никогда не стала бы моей близкой подругой, ее волки убежали далеко вперед труд, практически неожиданно, оказался ближе, полезнее, мгновенно в обиход и речь вошли найденные емкие выражения, некоторые из которых употреблялись и до того, но без "хвоста истории". Откровений не случилось, но частота радостного узнавания граничила с качеством откровения. Хотя все сугубо индивидуально и кто-то в "сказочном юнгианстве" запутывается прямо с порога, так и не осилив подхода к снаряду.
В качестве попытки уравновешивания противоречий, приложу положительные раскопки.
Глава о "шляпках и скандалах" внятно расскажет (и убедит в правомерности, и - полностью безвинной! - их необходимости) про отвлечения и "разряжения" тяжелого на (вроде бы) "пустяки".
Глава про "горе от ума" заставит, вместе с Туве Янссон, оглянуться на счастливое одиночество детства - почти залог развития независимого женского мышления и незаурядной женской личности.
Глава "А счастье было так возможно" - не слова, а мелодия...
Порой автор противоречива. Изначально утверждая, что лучше Мужчине Мечты оставаться в мире грез, вдруг приводит (отчего-то считая, что мало кто помнит данный отрывок) переломный момент (соответствующей тональности) "Евгения Онегина", когда Татьяна отправляется в усадьбу героя, путем логических размышлений приходя к закономерной мысли о пародии; мол, вытянуть на свет и развенчать полезно. Читать было забавно; отрывок принадлежит седьмой главе, с юности самой любимой. Если для Марины Цветаевой, помнится, ключом к истории Татьяны и Евгения является сцена первого объяснения, еще в детстве увиденная в театре и ставшая Мусе- будущему поэту "правилом" - на всю любовь, то для меня главный из всех ключей - к самосознанию Татьяны (как сказали бы, согласившись, и Михайлова, и Эстес) - в седьмой главе. А потом Михайлова неожиданно рассказывает про "гром и молнии" встречи своих прапра, где тоже не обошлось без глобальной "пародии", - но ведь иначе и ее бы на свете не случилось.
Напрашивается вывод (до которого предлагается дойти самостоятельно, что может быть сложновато, особенно без вполне определенного опыта): играйте, но главный раунд отыгрывайте уже выработав противоядие. Или предварительно завладев как Василиса (раз уж автор ее так любит) черепом слепящей истины с горящими глазницами...
В завершение цитаты.
"Мгновения слияния, растворения собственных границ могут по-прежнему быть сладостными, будь то растворение в музыке и ритме, влюбленности в кого или что угодно, медитации, природе или оргазме, - но это будут именно минуты, а не постоянная попытка к бегству. Чем лучше знаешь эту свою потребность, - для чего вовсе не обязательно провести десять лет жизни на кушетке у психоаналитика, - тем больше найдется в жизни способов ее "докормить", не проваливаясь в нее с головой и не теряя себя. Это важно для всех сторон и сфер жизни".
"Скажу по секрету: когда событие или просто чьи-то слова вызывают явно чрезмерную, слишком сильную или длительную для них реакцию, обычно это означает: зри в корень, "собака" зарыта не в этой ситуации - и, скорее всего, не с этим человеком".
"Потому что, так называемая женская склонность к зависимости может означать не столько потребность в защите, сколько потребность в том, чтобы являться частью человеческого сообщества, быть "в связке", "в отношениях". Нам нужно не только чтобы заботились о нас, нам нужно еще и заботиться о ком-то самим. Да, мы нуждаемся в других - в тех, которые утешат и помогут, в тех, кто будет на нашей стороне в любой ситуации, в тех, кто скажет: "Я с тобой, я все понимаю". Но точно так же мы нуждаемся в обратном - в том, чтобы самим быть нужными. Взаимозависимость и потребность в ней - это все не только инфантильное желание "на ручки". И лишь потому, что мы живем в мире, где зрелость отождествляется с отсутствием значимых отношений, свободой от привязанностей, - то есть с мужской моделью самостоятельности, - женская склонность ставить взаимоотношения на первое место выглядит как слабость, а не как сила. Возможно, она и то, и другое" (это слова Джудит Виорст из работы Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow).
"Как ни парадоксально, единственные неизменные отношения - это отношения прерванные и на том остановившиеся, "убитые". Иногда они держат людей мертвой хваткой. Хорошо, если кто-то понимает, как важно проститься по-человечески, "вернуть кольцо".
"Важное отличие вот такого творческого женского начала от всех традиционных источников "простого женского счастья" в том, что это начало само находит себе приложение. Если это существует как способность, как возможность, то оно обретет форму, притянутся и обстоятельства, и люди, и материал - все будет".
"Но даже внешне совсем не драматичная жизнь может быть драматична внутри: быть женщиной очень часто трудно и больно; смертельные болезни, землетрясения и даже банальный развод не так обязательны: "Выживать - значит рождаться снова и снова". Те, кто не остановился, не "застрял" в гневе и обиде (эти чувства нормальны, даже обязательны на какой-то стадии), кто залечил свои раны, принял случившееся, но не дал этому случившемуся управлять своей жизнью, - рождаются снова и живут. Более того, в них появляются какие-то новые качества - бесстрашие, проницательность, обостренное чувство ценности жизни и ее радостей. Они ценят дружбу и любовь, но не боятся и одиночества; их огонь, зажженный когда-то от пылающих глазниц всевидящего черепа, может служить и мирным целям: вот закипает чайник, кто-то может заглянуть на огонек".
Написано простым языком, взывающим к доверительному разговору "между нами, девочками", - он больше напоминает статью в журнале. Толковом журнале, но все же - статью. (И порой простота слога не может не озадачивать выражениями вроде "появление на группе", "сделать звонок" и т. д.)
Книга удачна многообразием затронутых тем, далеко не все из которых, к счастью, упираются в отношения с мужчинами. Хотя некоторые мне были совершенно не близки, а других, желая увидеть, так и не обнаружила.
Однако Михайлова далека от безыскусной прямолинейности Барбары де Анджелис, пишущей "по линии наименьшего сопротивления". Готовых ответов (и советов) в книге мало, скорее это очень вольное рассуждение "по мотивам", приглашающее самостоятельно разыскать и "нажать" необходимые точки-мысли (что порой действительно непросто, потому что даже упомянутые, как расхожие, примеры проблемных моментов в отношениях "дочки-матери", как я ни пыталась привязать личный опыт, оказались бесполезны, - а может, радоваться надо?), и, если потребуется, углубиться в дальнейшие размышления. Сноски на многочисленные научные статьи и художественные произведения - в помощь.
Не понравилось же то, что все упирается даже не в отношения с мужчинами, а... в общероссийское кровавое красное "родовое прошлое" (а если вы придерживаетесь другого мнения, вам просто бабушка не все рассказывала). Более-менее претендующая на объективность истина в подобных рассуждениях лишь одна: что все мы родились и живем исключительно вопреки исторической действительности.
Увы, дальше хуже, потому что автор страдает довольно распространенным "комплексом русскости", то есть относится к тем, кто кричит - уродина (с). К середине книги употребление выражений в духе "хуже, чем социалистический нет ничего" начинает неприлично зашкаливать, и хочется спросить, уж не посвирепствовал ли красный террор и на развалинах старинной часовни (с). И, конечно, если "у нас" все беспросветно, "там" - рай земной. И если "наши" мужчины, не поведя бровью, будут вести долгую, не интересную ни одной присутствующей даме, автомобильную дискуссию, то где-то вскоре на странице прошелестит пример, как американские представители сильного пола, еще в дремучем 1992 году (когда, кстати, и было принято активно стартовать за бугор, но автору явно что-то помешало), оказались способны завести настоящие, "нормальные" разговоры про роды и маленьких детей, столь близкие любой из нас (хотя ничего не только нормального, но приемлемого в обсуждении кесарева - а именно это и стало основной темой беседы, - с посторонними людьми любого пола, на мой взгляд, нет).
Во второй половине книги Михайлова становится еще злее. Между делом вспомнив утреннее телевизионное интервью, где попросили порассуждать о счастье, утыкала ведущую - "за красивые глаза" - шпильками. Сыпятся сентенции: "Чем непрестижнее профессия - то есть чем ближе она к воспитанию, образованию и прочим феминизированным областям..." (?!). Глава о 8 марта - просто гимн кипучей ненависти.
В общем, что я все о недостатках (да потому что утомительно сквозь них искать "сияние мысли"!). "На группу" к Михайловой я бы не пошла, автор далека от народа недобра и манерна. И хотя Кларисса тоже никогда не стала бы моей близкой подругой, ее волки убежали далеко вперед труд, практически неожиданно, оказался ближе, полезнее, мгновенно в обиход и речь вошли найденные емкие выражения, некоторые из которых употреблялись и до того, но без "хвоста истории". Откровений не случилось, но частота радостного узнавания граничила с качеством откровения. Хотя все сугубо индивидуально и кто-то в "сказочном юнгианстве" запутывается прямо с порога, так и не осилив подхода к снаряду.
В качестве попытки уравновешивания противоречий, приложу положительные раскопки.
Глава о "шляпках и скандалах" внятно расскажет (и убедит в правомерности, и - полностью безвинной! - их необходимости) про отвлечения и "разряжения" тяжелого на (вроде бы) "пустяки".
Глава про "горе от ума" заставит, вместе с Туве Янссон, оглянуться на счастливое одиночество детства - почти залог развития независимого женского мышления и незаурядной женской личности.
Глава "А счастье было так возможно" - не слова, а мелодия...
Порой автор противоречива. Изначально утверждая, что лучше Мужчине Мечты оставаться в мире грез, вдруг приводит (отчего-то считая, что мало кто помнит данный отрывок) переломный момент (соответствующей тональности) "Евгения Онегина", когда Татьяна отправляется в усадьбу героя, путем логических размышлений приходя к закономерной мысли о пародии; мол, вытянуть на свет и развенчать полезно. Читать было забавно; отрывок принадлежит седьмой главе, с юности самой любимой. Если для Марины Цветаевой, помнится, ключом к истории Татьяны и Евгения является сцена первого объяснения, еще в детстве увиденная в театре и ставшая Мусе- будущему поэту "правилом" - на всю любовь, то для меня главный из всех ключей - к самосознанию Татьяны (как сказали бы, согласившись, и Михайлова, и Эстес) - в седьмой главе. А потом Михайлова неожиданно рассказывает про "гром и молнии" встречи своих прапра, где тоже не обошлось без глобальной "пародии", - но ведь иначе и ее бы на свете не случилось.
Напрашивается вывод (до которого предлагается дойти самостоятельно, что может быть сложновато, особенно без вполне определенного опыта): играйте, но главный раунд отыгрывайте уже выработав противоядие. Или предварительно завладев как Василиса (раз уж автор ее так любит) черепом слепящей истины с горящими глазницами...
В завершение цитаты.
"Мгновения слияния, растворения собственных границ могут по-прежнему быть сладостными, будь то растворение в музыке и ритме, влюбленности в кого или что угодно, медитации, природе или оргазме, - но это будут именно минуты, а не постоянная попытка к бегству. Чем лучше знаешь эту свою потребность, - для чего вовсе не обязательно провести десять лет жизни на кушетке у психоаналитика, - тем больше найдется в жизни способов ее "докормить", не проваливаясь в нее с головой и не теряя себя. Это важно для всех сторон и сфер жизни".
"Скажу по секрету: когда событие или просто чьи-то слова вызывают явно чрезмерную, слишком сильную или длительную для них реакцию, обычно это означает: зри в корень, "собака" зарыта не в этой ситуации - и, скорее всего, не с этим человеком".
"Потому что, так называемая женская склонность к зависимости может означать не столько потребность в защите, сколько потребность в том, чтобы являться частью человеческого сообщества, быть "в связке", "в отношениях". Нам нужно не только чтобы заботились о нас, нам нужно еще и заботиться о ком-то самим. Да, мы нуждаемся в других - в тех, которые утешат и помогут, в тех, кто будет на нашей стороне в любой ситуации, в тех, кто скажет: "Я с тобой, я все понимаю". Но точно так же мы нуждаемся в обратном - в том, чтобы самим быть нужными. Взаимозависимость и потребность в ней - это все не только инфантильное желание "на ручки". И лишь потому, что мы живем в мире, где зрелость отождествляется с отсутствием значимых отношений, свободой от привязанностей, - то есть с мужской моделью самостоятельности, - женская склонность ставить взаимоотношения на первое место выглядит как слабость, а не как сила. Возможно, она и то, и другое" (это слова Джудит Виорст из работы Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow).
"Как ни парадоксально, единственные неизменные отношения - это отношения прерванные и на том остановившиеся, "убитые". Иногда они держат людей мертвой хваткой. Хорошо, если кто-то понимает, как важно проститься по-человечески, "вернуть кольцо".
"Важное отличие вот такого творческого женского начала от всех традиционных источников "простого женского счастья" в том, что это начало само находит себе приложение. Если это существует как способность, как возможность, то оно обретет форму, притянутся и обстоятельства, и люди, и материал - все будет".
"Но даже внешне совсем не драматичная жизнь может быть драматична внутри: быть женщиной очень часто трудно и больно; смертельные болезни, землетрясения и даже банальный развод не так обязательны: "Выживать - значит рождаться снова и снова". Те, кто не остановился, не "застрял" в гневе и обиде (эти чувства нормальны, даже обязательны на какой-то стадии), кто залечил свои раны, принял случившееся, но не дал этому случившемуся управлять своей жизнью, - рождаются снова и живут. Более того, в них появляются какие-то новые качества - бесстрашие, проницательность, обостренное чувство ценности жизни и ее радостей. Они ценят дружбу и любовь, но не боятся и одиночества; их огонь, зажженный когда-то от пылающих глазниц всевидящего черепа, может служить и мирным целям: вот закипает чайник, кто-то может заглянуть на огонек".