Долго вынашиваемые мысли
В последние дни преследует мысль, как мне искренне жаль тех, кто будет жить после ухода Олега Янковского, а потому уже лишенных счастья быть его современниками. Он был потрясающе органичен в полярных образах. Прав Марк Захаров, сказавший: "Он умел держать внимание зрителя". Иногда даже в роли с несколькими фразами за весь фильм. Так и стоит перед глазами сейчас, как живой, его герой, столкнувшийся на перекрестке с героиней Виктории Федоровой, в тонкой картине "О любви" (о которой почему-то журналисты, говоря о творчестве Янковского, в последние дни совсем не вспоминали), иногда переводящего взгляд с альбома по искусству на влюбленную в него женщину, чьи чувства остаются для него все еще непостижимыми. Он бросает на нее короткие взгляды, говорит всего несколько фраз, но столько ума в его глазах, серьезного внимания; он понимает больше, чем мог бы и, наверное, чем даже бы хотел. Все в одних его глазах. И это одна из моих любимых его ролей, почти бессловесная, но моментально и неминуемо запоминающаяся.
Хотя когда уходили Миронов, Папанов, Леонов, я была еще мала. Только начинала любить, но оценить их талант полностью смогла, конечно, лишь позже.
Но помню, когда ушел Папанов, как мне было жаль Волка из "Ну, погоди!" и смешного Лелика из "Бриллиантовой руки". Тогда талант Папанова был закован для меня только в эти образы. Как потом, спустя какое-то время, зачем-то создали, кажется, самую последнюю серию "Ну, погоди!", а Волка озвучили - возможности уже позволяли - при помощи голоса Папанова, всех его прежних, уже использованных в других сериях, интонаций, междометий. Тогда меня это возмутило, показалось лишним, искусственным и наносным. Все, что мог создать, он уже создал, как можно пытаться оказаться виртуознее его самого?
Очень хорошо также помню, что когда ушел Евгений Леонов, в нашем ДОФе организовали вечер его памяти, на котором говорили об артисте, а после показали картину "Тридцать три". Тогда я увидела ее впервые. В зале было полно детишек, много смеялись. Хороший вечер, чей след времени не удалось стереть из памяти. "О, память сердца, ты сильней, рассудка памяти печальной".
Этой весной впервые посмотрела "Холодное лето пятьдесят третьего". Была много наслышана о том, как хорош этот фильм, но и как он тяжел. И что это последняя роль Папанова. Это обобщенное знание долго жило внутри, прежде чем наконец обмакнула его в реальность и попробовала на вкус.
Впечатление от просмотра было сильнейшим, несколько дней не отпускало. Бьет наотмашь, под дых, так, что от удара невозможно вздохнуть. Сгусток боли. "И даже плакать нету силы".
О фильмах, вызвавших такой внутренний отклик, сложнее всего писать.
Реалистичный и жесткий фильм, с нерасщепляемым напряжением практически в каждом кадре, внешне обрамленный красками суровой северной природы, почти мгновенно вызвавший ассоциации с культовым "Никто не хотел умирать" литовского режиссёра Витаутаса Жалакявичюса. Хотя "Лето" по сути своей больше драма, чем боевик-стилизованный адаптированный вестерн в отличие от литовской картины. Но оба фильма объединены темой стремления, несмотря на всю сложность и двойственность ситуации, и положения своего в этом пошатнувшемся и осквернившем законы человечности мире, остаться Человеком, делая все для того, от тебя зависящее; оба фильма рассказывают о противостоянии отравленным плодам системы.
Как звучало пронзительно в фильме "Убить дракона", который я, как и "Полеты во сне и наяву", пересмотрела в эти дни ради памяти Олега Ивановича: "Зима будет очень долгой. Нужно приготовиться". Зима была очень долгой. В вечном холоде заточено попранное человеческое достоинство. Еще одна фраза, буквально на днях спикировавшая: "Тяготы можно перенести, но нельзя пережить унижение человеческого достоинства".
А именно это испытание заключала в себе "зима" героев Приемыхова и Папанова в "Холодном лете пятьдесят третьего".
Больше всего поразило то, что герои так хотят жить, после всего, долгое время не имея даже оснований для надежды, что для них все когда-нибудь еще изменится. Хотя, не будь у них этого желания, не нашлось бы и сил противостоять злу.
Руки просто опустились, когда в конце сын Копалыча спрашивает: "Он не виноват?"...
Сконцентрированный комок боли долго не рассасывался. После этого фильма другие продолжали отлетать, как шелуха, не затрагивая внутри ничего.
И в какой-то момент, все продолжая болеть этой болью и думать мыслями героев, пришел сам собой ответ о возможной причине неисчерпаемой внутренней силы этих двух людей. Само собой пришло на ум одно из стихотворений Роберта Сервиса, которое когда-то нашла впервые и полюбила именно в этом варианте перевода. Оно, думается, вполне могло быть жизненным кредо Копалыча и Лузги - двух политических заключенных, персонажей, сыгранных Анатолием Папановым и Валерием Приемыховым.
Если ты заблудился в пустыне, и ужас охватил тебя, как ребенка,
И смерть глядит тебе в глаза,
И ты весь изранен, и остается взвести курок и... умереть,
Но кодекс мужчины говорит:
«Стой до конца!», и ты не имеешь права уйти.
Голодному и измученному, тебе нетрудно покончить со всем...
Трудно лезть тифу в пасть.
Ты устал от борьбы? Стыдись! Ты молод, и смел, и умен.
Тебе изрядно досталось, я знаю, но не стони,
Собери силы, сделай невозможное и не сдавайся!
Не сдавайся, и победишь, поэтому не падай духом, друг!
Собери свое мужество - выйти из игры нетрудно,
Трудно высоко держать голову,
Легче простонать, что ты разбит, и умереть,
Легче отступить и унижаться.
Но сражаться, сражаться, когда уже нет надежды,
Вот это - настоящая игра!
И хотя ты вышел из схватки разбитый,
Израненный, весь в шрамах,
Попытайся еще раз. Погибнуть легко,
Трудно оставаться в живых.
Если бы меня саму спросили о жизненном кредо, то это были бы только эти строки, выражающие для меня всю суть, навсегда:
Но сражаться, сражаться, когда уже нет надежды,
Вот это - настоящая игра!
В оригинале
Хотя когда уходили Миронов, Папанов, Леонов, я была еще мала. Только начинала любить, но оценить их талант полностью смогла, конечно, лишь позже.
Но помню, когда ушел Папанов, как мне было жаль Волка из "Ну, погоди!" и смешного Лелика из "Бриллиантовой руки". Тогда талант Папанова был закован для меня только в эти образы. Как потом, спустя какое-то время, зачем-то создали, кажется, самую последнюю серию "Ну, погоди!", а Волка озвучили - возможности уже позволяли - при помощи голоса Папанова, всех его прежних, уже использованных в других сериях, интонаций, междометий. Тогда меня это возмутило, показалось лишним, искусственным и наносным. Все, что мог создать, он уже создал, как можно пытаться оказаться виртуознее его самого?
Очень хорошо также помню, что когда ушел Евгений Леонов, в нашем ДОФе организовали вечер его памяти, на котором говорили об артисте, а после показали картину "Тридцать три". Тогда я увидела ее впервые. В зале было полно детишек, много смеялись. Хороший вечер, чей след времени не удалось стереть из памяти. "О, память сердца, ты сильней, рассудка памяти печальной".
Этой весной впервые посмотрела "Холодное лето пятьдесят третьего". Была много наслышана о том, как хорош этот фильм, но и как он тяжел. И что это последняя роль Папанова. Это обобщенное знание долго жило внутри, прежде чем наконец обмакнула его в реальность и попробовала на вкус.
Впечатление от просмотра было сильнейшим, несколько дней не отпускало. Бьет наотмашь, под дых, так, что от удара невозможно вздохнуть. Сгусток боли. "И даже плакать нету силы".
О фильмах, вызвавших такой внутренний отклик, сложнее всего писать.
Реалистичный и жесткий фильм, с нерасщепляемым напряжением практически в каждом кадре, внешне обрамленный красками суровой северной природы, почти мгновенно вызвавший ассоциации с культовым "Никто не хотел умирать" литовского режиссёра Витаутаса Жалакявичюса. Хотя "Лето" по сути своей больше драма, чем боевик-стилизованный адаптированный вестерн в отличие от литовской картины. Но оба фильма объединены темой стремления, несмотря на всю сложность и двойственность ситуации, и положения своего в этом пошатнувшемся и осквернившем законы человечности мире, остаться Человеком, делая все для того, от тебя зависящее; оба фильма рассказывают о противостоянии отравленным плодам системы.
Как звучало пронзительно в фильме "Убить дракона", который я, как и "Полеты во сне и наяву", пересмотрела в эти дни ради памяти Олега Ивановича: "Зима будет очень долгой. Нужно приготовиться". Зима была очень долгой. В вечном холоде заточено попранное человеческое достоинство. Еще одна фраза, буквально на днях спикировавшая: "Тяготы можно перенести, но нельзя пережить унижение человеческого достоинства".
А именно это испытание заключала в себе "зима" героев Приемыхова и Папанова в "Холодном лете пятьдесят третьего".
Больше всего поразило то, что герои так хотят жить, после всего, долгое время не имея даже оснований для надежды, что для них все когда-нибудь еще изменится. Хотя, не будь у них этого желания, не нашлось бы и сил противостоять злу.
Руки просто опустились, когда в конце сын Копалыча спрашивает: "Он не виноват?"...
Сконцентрированный комок боли долго не рассасывался. После этого фильма другие продолжали отлетать, как шелуха, не затрагивая внутри ничего.
И в какой-то момент, все продолжая болеть этой болью и думать мыслями героев, пришел сам собой ответ о возможной причине неисчерпаемой внутренней силы этих двух людей. Само собой пришло на ум одно из стихотворений Роберта Сервиса, которое когда-то нашла впервые и полюбила именно в этом варианте перевода. Оно, думается, вполне могло быть жизненным кредо Копалыча и Лузги - двух политических заключенных, персонажей, сыгранных Анатолием Папановым и Валерием Приемыховым.
Если ты заблудился в пустыне, и ужас охватил тебя, как ребенка,
И смерть глядит тебе в глаза,
И ты весь изранен, и остается взвести курок и... умереть,
Но кодекс мужчины говорит:
«Стой до конца!», и ты не имеешь права уйти.
Голодному и измученному, тебе нетрудно покончить со всем...
Трудно лезть тифу в пасть.
Ты устал от борьбы? Стыдись! Ты молод, и смел, и умен.
Тебе изрядно досталось, я знаю, но не стони,
Собери силы, сделай невозможное и не сдавайся!
Не сдавайся, и победишь, поэтому не падай духом, друг!
Собери свое мужество - выйти из игры нетрудно,
Трудно высоко держать голову,
Легче простонать, что ты разбит, и умереть,
Легче отступить и унижаться.
Но сражаться, сражаться, когда уже нет надежды,
Вот это - настоящая игра!
И хотя ты вышел из схватки разбитый,
Израненный, весь в шрамах,
Попытайся еще раз. Погибнуть легко,
Трудно оставаться в живых.
Если бы меня саму спросили о жизненном кредо, то это были бы только эти строки, выражающие для меня всю суть, навсегда:
Но сражаться, сражаться, когда уже нет надежды,
Вот это - настоящая игра!
В оригинале