Антихрист или почему Триер действительно величайший режиссер современности
Рецензии на Триера - жанр сомнительный. В том числе и потому, что сам режиссер довольно откровенно и часто говорит о своих фильмах в многочисленных интервью. А большинство «желающих высказаться» кажется, хотят прояснить аутентичный смысл фильма только лишь на основе собственного мировоззрения. Но у фильма нет смысла, смысл - побочный продукт процесса интерпретации. Хороший критик в этом смысле идет от себя, от своего впечатления, плохой - бежит от своего впечатления прочь, выдавая готовые от-объяснения. Впрочем, я стараюсь держаться подальше от вкусовщины - если в произведении нет чего-то существенного (о чем есть смысл спорить), то значит перед нами банальная поделка. Если фильм «вставляет», то не потому что он потакает моим вкусам, но напротив, потому что заставляет считаться с собой. В таком столкновении с реальностью есть момент Истины и о нем стоит говорить.
На мой взгляд, «Антихрист» нельзя считать буквальным, но и прочтение его как сугубо личного шифра - лишает его остроты воздействия. Там нет мистики, но нет и иносказания. А что тогда - реальная история? Тоже нет: подобная история вряд ли случалась, но в том вся и сила эффекта - ничего неправдоподобного в ней тоже нет. Без эффекта «такое действительно может случиться» - это была бы просто стилизация на тему. В этом недостаток почти всех рецензий на «Антихрист» - они, так или иначе, упускают, замалчивают или обходят весьма смутными объяснениями его тревожащее содержание. Задача интерпретатора - на мой взгляд, не успокоить себя и других, а еще раз обратить внимание на эту «рану». Потому я не претендую на целостную рецензию, лишь делаю акцент на нескольких значимых деталях.
Всякий автор несомненно пропускает все через себя, свою личную ситуацию (например, личный опыт депрессии), но вряд ли дело только в том, чтобы дать другим правдивый отчет об этом опыте. Повесить все на личность автора - неубедительный ход. А чем собственно не устаивает прямая заявка самого Триера и названия фильма, как рассказа о природе Зла?
Я думаю, следует идти вслед за автором, который если и скрывает что-то, то самым эффективным образом - выставляя это напоказ. На мой вкус, одна из самых удивительных черт творчества Триера (и в этом его близость к Тарковскому) - это так сказать кинематографический материализм. Суть в том, что такое кино не стремится проиллюстрировать или передать какие-либо ИДЕИ, напротив, его цель - непосредственное воздействие, материально ощутимое впечатление. Говоря о «непосредственном», я имею в виду, что такой фильм не внушает нам идеи, с помощью которых подействует на нас (если и существует идеалистический кинематограф, то это и есть его определение). Напротив, фильмы Триера оставляют реальный (даже травматический) отпечаток, который сам по себе ценен, вне зависимости от того переводим ли мы его в личные или всеобщие смыслы или игнорируем. Кроме того, визуальный ряд фильмов Триера нередко прикован к материальности мира, причем как и в «Сталкере» или «Ностальгии» (и в «Элементе преступления») - это картины воды (в самых разных ее обличиях), земли (всегда влажной, податливой), тления и гниения, высокой травы и деревьев и т.д.
Вообще, насколько я понимаю, к Тарковскому у Триера двойственное отношение. С одной стороны, он считает себя учеником Тарковского и посвящает ему уже второй фильм (до этого - свой первый фильм «Элемент преступления»). С другой стороны, нельзя забывать, что сам А.А. по поводу первого фильма высказался крайне пренебрежительно (назвав его «барахло»). Да и может ли сам Триер обойтись без иронии, даже в отношении того, что почитает? И все-таки финальная отсылка к Тарковскому в «Антихристе» - это не-ироничное дополнение к фильму (а не к собственному отношению к А.А.). Ларс действительно показывает другую Мать, более того «утверждает», что идеализированная Мать Тарковского и ужасная Мать Триера - одно и то же.
Я прочел с десяток рецензий на «Антихриста» и до сих пор удивляюсь, почему никого не заботят явные ключевые моменты.
1. Первый: почему главный герой так долго отбивается от своей жены, а потом враз передумав - убивает ее? Что, достала под конец, и потому решил удавить? А потом еще и сжечь. Или может сам Триер решил выместить что-то в адрес женщин?
2. Второй: почему только в середине фильма мы, и сама героиня, узнаем, что она видела как ребенок карабкался на стол? Игра со зрителем? Сохранение интриги? И для этого вполне убедительно чтобы режиссер «заставил» героиню просто забыть об этом?
3. Третий: почему, в конечном счете, теряет контроль и впадает в бешенство героиня? Полагаю, здесь неприменимы констатации, что она просто «сходит с ума». С чего? От глубины отчаяния? От своих занятий диссертацией (по «убийству женщин»)?
Подобные объяснения здесь не работают. Конечно, иногда режиссер просто решает сделать так, а не иначе, но это не тот случай. Быть может тут лежит одна из глубинных тем фильма, которая делает его более реальным. И потому нужно доискаться до смысла этих ключевых моментов, иначе мы просто отказываемся от истины впечатления. Все остальное (депрессия, смерть ребенка, сложные отношения мужчин и женщин, страхи и т.д.) - было и у других. Я же уверен, что «Антихрист» в своем послании уникален.
Есть в этом фильме фраза, которая мне очень понравилась, и быть может, поэтому я выбрал ее в качестве центральной смысловой нити для распутывания сюжета. Это фраза: «Природа - церковь Сатаны». Триер предлагает нам взглянуть на природу, в том числе в нас, и увидеть, что в ней нет ничего человеческого. Наша натура не злонамеренна, но совершенно безразлична к «человечным» установлениям, идеям и чувствам. И когда природа доминирует, мы погружаемся в мир зла. Но почему? Разве «возврат к природе» не является лучшим способом избавить душу от ненависти и зла?
Я так не считаю. Триер тоже. Первым отчетливым знаком зла оказывается страх - безотчетный, животный страх героини, который способен не просто затуманить разум, но и влиять на восприятие реальности в целом (вспомним реальные ожоги на ее ногах). Этот страх столь силен, что способен формировать реальность. Ошибка героя состоит в том, что он слишком близко подходит к этому страху. Он убежден, что может сохранить дистанцию к ее страхам с помощью разума, но он не знает, что для его подсознания эти страхи заразны. По сути, именно вдвоем - своими страхами, виной и отчаянием - они индуцируют друг в друге «ужасную реальность».
Преодолев свои приливы панического страха, героиня открывает в себе чувство вины. Именно от вины она «бежит» - любым способом - сперва глубокой депрессией (самоумервщление), затем паникой. Но вины не бывает на пустом месте. Вина позволяет ей все вспомнить (а может и придумать - это уже не принципиально). Вина - это знак желания, а значит, испытывать вину она может, только внутренне осознавая, что в каком-то смысле желала гибели ребенка. В этом снова проявляется натура в человеке - он желает, причем не всегда то, чего действительно (как человек) хочет. Женщина может быть одновременно матерью (любящей, защищающей свое потомство) и самкой (для которой вполне вероятно, что дети являются препятствием к сексу). Именно поэтому правомерно предположить, что во время секса с мужем она могла бессознательно пожелать смерти своему ребенку (или просто желать, чтобы его не было, чтобы не мешал). Однако самое страшное не в этом. Со своими спонтанными желаниями можно жить и мириться (на то и чувство вины - это род компромисса, способ выносить это). Глубина зла в нашей природе открывается в том, что она забыла. Она не вытеснила (тогда бы воспоминание все время ее «преследовало»), она попросту забыла. И в этом ужас (в т.ч. и для героини): она могла забыть, что это по сути не важно.
Женское наслаждение слепо и разрушительно, и эта лакановская трактовка вполне отчетливо читается в фильме. Но Триер идет дальше и показывает, что не только женская природная сексуальность - ужасна, угрожает жизни. По его мнению, точно таково и природное материнство в женщине, ибо мать в своем слепом принятии желала бы растворить, поглотить свои чада (вернуть обратно в свое лоно). И этот мотив также ясно просматривается в отношении героини к своему ребенку. Например, в ее желании «привязать» ребенка к себе (именно поэтому она наоборот надевает ему обувь).
Следует ли отсюда вывод, что женщина как природное существо - есть зло? Отнюдь нет, речь идет о расколе в природе женщины (сексуальность, наслаждение против материнства, сохранения потомства), о том, что обе крайности ужасны. Но злом их делает нечто иное, они не сами по себе злы. И в ответе на этот вопрос в один тугой узел завязываются и депрессия героини, и ее страхи, и та инфернальная реальность, что постепенно сгущается вокруг них.
Нелепо отрицать, что похожий раскол есть и в каждом мужчине (и потому мужчина в равной степени ответственен за Зло в мире). Поэтому надо разобраться, почему антихрист - это женщина? Триер прямо говорит в одном интервью: потому что религия - это мужской институт, и именно женщина всегда будет угрозой этим мужским установлениям. Что касается мужчины, то в том же интервью Ларс признает, что все его герои-мужчины - законченные идиоты, просто потому что их природа заставляет мужчин упрямо следовать по выбранному пути (не сворачивая, даже если знаешь, что этот путь ведет в ад).
Но как тогда понимать следующее? Герой переносит несколько покушений жены, и только защищается. Затем следует мутный кадр (уже появлявшийся до этого в связи с героиней), и он как будто что-то понимает, даже скорее на миг видит глазами жены - после этого, не задумываясь, убивает ее, а затем сжигает. Что это? Дань культурным отсылкам про ведьм и женоубийство? Крайнее сомнительно.
Несколько планов (как бы отъезжающих от головы героев), а также ряд кадров (смутный кадр затуманенного взгляда, а также очень характерный кадр в начале фильма - с черной мутью в вазе с цветами) наталкивают на мысли, что главной причиной зла все-таки является то, что происходит в нашем сознании. Я думаю, что в момент, когда герой решается убить свою жену (до этого он пытался излечить ее), он действительно видит ее глазами. И так он понимает, что все Зло (сгущающееся вокруг них) возникает именно из ее взгляда. Здесь вспоминается фраза Гегеля о том, что чистое Зло содержится в самом невинном взгляде, который видит зло в мире. Я убежден, что Триер придерживается похожего представления: исток зла и хаоса - природа, но она всего лишь храм (то, в чем живет зло, но не само зло). Злом делает природу наш собственный взгляд, наш разум. Именно ужас и страх заставляет нас не принимать свою природу, клеймить ее как зло (а нам и в самом деле свойственно называть злом то, что нас пугает). Человек сам себе Сатана, легко предоставляющий свою природу ему «на постой». И должно быть самое коварное в этом то, что человек не признает его существование (Бог заявляет «Я есмь», Сатана говорит «меня нет», он всегда неопределенность, бытийствующее Ничто). На это указывает и то, что герой записывает в качестве главных страхов жены: сперва на первом месте пишет «Сатана», но затем зачеркивает и пишет «Я сама». Не последнюю роль здесь играет неспособность взглянуть на свою природу, бегство от своих демонов - пожалуй, это заставляет впадать в крайности героиню и в итоге повергает ее в полный хаос и ужас.
Убийство героини - это, по сути, единственный правильный жест главного героя: он принимает необходимость бороться со злом. Триер в другом интервью сказал, что он хотел показать, как зло воплощается в человеческой природе. Антихрист - это и есть человек, в котором воплощается зло.
Как тогда, в конечном счете, нам трактовать финал этого фильма?
Я согласен с теми, кто говорит, что никакого катарсиса финал фильма не приносит - нет ни разрешения конфликта, ни очищения, ни перехода духа на более высокий уровень. И все же в нем есть другой своеобразный катарсис - в самом разочаровании, отсутствии облегчающей развязки - есть освобождение.
Это освобождение от иллюзий, от наивной веры, от фантазий. Когда мы боимся, мы закрываем глаза, но в этот момент (закрыв глаза) фантазируем - и эти фантазии и веры более опасны и разрушительны. За верой в природу стоит изнанка страха, которая способна показать инфернальное зло природы. Но и безотчетная вера в разум - опасна. Ведь безумие очень быстро заполняет нашу бессознательную часть и подспудно подчиняет разум, безумие заразно. Вера в наивный гуманизм оборачивается потаканием злу, а не борьбой с ним (так психотерапевт дает добро на выход демонов, будучи уверен, что так исцелит душу жены, но затем спасает ее душу, убив ее). И даже вера в то, что природа - зло и хаос здесь получает свой критический комментарий. Лично для меня - взглянувшего в этом фильме на своих собственных демонов - сама природа стала менее страшной. Большинство из нас, представляя спокойное место (эдакий Эдем), вообразят кусочек природы - домик в лесу, бунгало на берегу моря и т.п. И для таких фантазий нам нужна «идеализированная Природа», хотя все мы понимаем, что реальная природа - это сплошная борьба, страдание и разложение.
На сей счет хочется закончить фразой самого Триера: «Я, например, нисколько не верю в колокольный звон, который звучит в небе, когда умирает Бесс (героиня фильма «Рассекая волны»). И конечно, я не верю, что секс - это большее зло, чем какое-либо другое». Так что катарсис, пусть и через разочарование (буквально исчезновение очарованности) в своих верах и фантазиях, зиждущихся на страхах - состоялся.
На мой взгляд, «Антихрист» нельзя считать буквальным, но и прочтение его как сугубо личного шифра - лишает его остроты воздействия. Там нет мистики, но нет и иносказания. А что тогда - реальная история? Тоже нет: подобная история вряд ли случалась, но в том вся и сила эффекта - ничего неправдоподобного в ней тоже нет. Без эффекта «такое действительно может случиться» - это была бы просто стилизация на тему. В этом недостаток почти всех рецензий на «Антихрист» - они, так или иначе, упускают, замалчивают или обходят весьма смутными объяснениями его тревожащее содержание. Задача интерпретатора - на мой взгляд, не успокоить себя и других, а еще раз обратить внимание на эту «рану». Потому я не претендую на целостную рецензию, лишь делаю акцент на нескольких значимых деталях.
Всякий автор несомненно пропускает все через себя, свою личную ситуацию (например, личный опыт депрессии), но вряд ли дело только в том, чтобы дать другим правдивый отчет об этом опыте. Повесить все на личность автора - неубедительный ход. А чем собственно не устаивает прямая заявка самого Триера и названия фильма, как рассказа о природе Зла?
Я думаю, следует идти вслед за автором, который если и скрывает что-то, то самым эффективным образом - выставляя это напоказ. На мой вкус, одна из самых удивительных черт творчества Триера (и в этом его близость к Тарковскому) - это так сказать кинематографический материализм. Суть в том, что такое кино не стремится проиллюстрировать или передать какие-либо ИДЕИ, напротив, его цель - непосредственное воздействие, материально ощутимое впечатление. Говоря о «непосредственном», я имею в виду, что такой фильм не внушает нам идеи, с помощью которых подействует на нас (если и существует идеалистический кинематограф, то это и есть его определение). Напротив, фильмы Триера оставляют реальный (даже травматический) отпечаток, который сам по себе ценен, вне зависимости от того переводим ли мы его в личные или всеобщие смыслы или игнорируем. Кроме того, визуальный ряд фильмов Триера нередко прикован к материальности мира, причем как и в «Сталкере» или «Ностальгии» (и в «Элементе преступления») - это картины воды (в самых разных ее обличиях), земли (всегда влажной, податливой), тления и гниения, высокой травы и деревьев и т.д.
Вообще, насколько я понимаю, к Тарковскому у Триера двойственное отношение. С одной стороны, он считает себя учеником Тарковского и посвящает ему уже второй фильм (до этого - свой первый фильм «Элемент преступления»). С другой стороны, нельзя забывать, что сам А.А. по поводу первого фильма высказался крайне пренебрежительно (назвав его «барахло»). Да и может ли сам Триер обойтись без иронии, даже в отношении того, что почитает? И все-таки финальная отсылка к Тарковскому в «Антихристе» - это не-ироничное дополнение к фильму (а не к собственному отношению к А.А.). Ларс действительно показывает другую Мать, более того «утверждает», что идеализированная Мать Тарковского и ужасная Мать Триера - одно и то же.
Я прочел с десяток рецензий на «Антихриста» и до сих пор удивляюсь, почему никого не заботят явные ключевые моменты.
1. Первый: почему главный герой так долго отбивается от своей жены, а потом враз передумав - убивает ее? Что, достала под конец, и потому решил удавить? А потом еще и сжечь. Или может сам Триер решил выместить что-то в адрес женщин?
2. Второй: почему только в середине фильма мы, и сама героиня, узнаем, что она видела как ребенок карабкался на стол? Игра со зрителем? Сохранение интриги? И для этого вполне убедительно чтобы режиссер «заставил» героиню просто забыть об этом?
3. Третий: почему, в конечном счете, теряет контроль и впадает в бешенство героиня? Полагаю, здесь неприменимы констатации, что она просто «сходит с ума». С чего? От глубины отчаяния? От своих занятий диссертацией (по «убийству женщин»)?
Подобные объяснения здесь не работают. Конечно, иногда режиссер просто решает сделать так, а не иначе, но это не тот случай. Быть может тут лежит одна из глубинных тем фильма, которая делает его более реальным. И потому нужно доискаться до смысла этих ключевых моментов, иначе мы просто отказываемся от истины впечатления. Все остальное (депрессия, смерть ребенка, сложные отношения мужчин и женщин, страхи и т.д.) - было и у других. Я же уверен, что «Антихрист» в своем послании уникален.
Есть в этом фильме фраза, которая мне очень понравилась, и быть может, поэтому я выбрал ее в качестве центральной смысловой нити для распутывания сюжета. Это фраза: «Природа - церковь Сатаны». Триер предлагает нам взглянуть на природу, в том числе в нас, и увидеть, что в ней нет ничего человеческого. Наша натура не злонамеренна, но совершенно безразлична к «человечным» установлениям, идеям и чувствам. И когда природа доминирует, мы погружаемся в мир зла. Но почему? Разве «возврат к природе» не является лучшим способом избавить душу от ненависти и зла?
Я так не считаю. Триер тоже. Первым отчетливым знаком зла оказывается страх - безотчетный, животный страх героини, который способен не просто затуманить разум, но и влиять на восприятие реальности в целом (вспомним реальные ожоги на ее ногах). Этот страх столь силен, что способен формировать реальность. Ошибка героя состоит в том, что он слишком близко подходит к этому страху. Он убежден, что может сохранить дистанцию к ее страхам с помощью разума, но он не знает, что для его подсознания эти страхи заразны. По сути, именно вдвоем - своими страхами, виной и отчаянием - они индуцируют друг в друге «ужасную реальность».
Преодолев свои приливы панического страха, героиня открывает в себе чувство вины. Именно от вины она «бежит» - любым способом - сперва глубокой депрессией (самоумервщление), затем паникой. Но вины не бывает на пустом месте. Вина позволяет ей все вспомнить (а может и придумать - это уже не принципиально). Вина - это знак желания, а значит, испытывать вину она может, только внутренне осознавая, что в каком-то смысле желала гибели ребенка. В этом снова проявляется натура в человеке - он желает, причем не всегда то, чего действительно (как человек) хочет. Женщина может быть одновременно матерью (любящей, защищающей свое потомство) и самкой (для которой вполне вероятно, что дети являются препятствием к сексу). Именно поэтому правомерно предположить, что во время секса с мужем она могла бессознательно пожелать смерти своему ребенку (или просто желать, чтобы его не было, чтобы не мешал). Однако самое страшное не в этом. Со своими спонтанными желаниями можно жить и мириться (на то и чувство вины - это род компромисса, способ выносить это). Глубина зла в нашей природе открывается в том, что она забыла. Она не вытеснила (тогда бы воспоминание все время ее «преследовало»), она попросту забыла. И в этом ужас (в т.ч. и для героини): она могла забыть, что это по сути не важно.
Женское наслаждение слепо и разрушительно, и эта лакановская трактовка вполне отчетливо читается в фильме. Но Триер идет дальше и показывает, что не только женская природная сексуальность - ужасна, угрожает жизни. По его мнению, точно таково и природное материнство в женщине, ибо мать в своем слепом принятии желала бы растворить, поглотить свои чада (вернуть обратно в свое лоно). И этот мотив также ясно просматривается в отношении героини к своему ребенку. Например, в ее желании «привязать» ребенка к себе (именно поэтому она наоборот надевает ему обувь).
Следует ли отсюда вывод, что женщина как природное существо - есть зло? Отнюдь нет, речь идет о расколе в природе женщины (сексуальность, наслаждение против материнства, сохранения потомства), о том, что обе крайности ужасны. Но злом их делает нечто иное, они не сами по себе злы. И в ответе на этот вопрос в один тугой узел завязываются и депрессия героини, и ее страхи, и та инфернальная реальность, что постепенно сгущается вокруг них.
Нелепо отрицать, что похожий раскол есть и в каждом мужчине (и потому мужчина в равной степени ответственен за Зло в мире). Поэтому надо разобраться, почему антихрист - это женщина? Триер прямо говорит в одном интервью: потому что религия - это мужской институт, и именно женщина всегда будет угрозой этим мужским установлениям. Что касается мужчины, то в том же интервью Ларс признает, что все его герои-мужчины - законченные идиоты, просто потому что их природа заставляет мужчин упрямо следовать по выбранному пути (не сворачивая, даже если знаешь, что этот путь ведет в ад).
Но как тогда понимать следующее? Герой переносит несколько покушений жены, и только защищается. Затем следует мутный кадр (уже появлявшийся до этого в связи с героиней), и он как будто что-то понимает, даже скорее на миг видит глазами жены - после этого, не задумываясь, убивает ее, а затем сжигает. Что это? Дань культурным отсылкам про ведьм и женоубийство? Крайнее сомнительно.
Несколько планов (как бы отъезжающих от головы героев), а также ряд кадров (смутный кадр затуманенного взгляда, а также очень характерный кадр в начале фильма - с черной мутью в вазе с цветами) наталкивают на мысли, что главной причиной зла все-таки является то, что происходит в нашем сознании. Я думаю, что в момент, когда герой решается убить свою жену (до этого он пытался излечить ее), он действительно видит ее глазами. И так он понимает, что все Зло (сгущающееся вокруг них) возникает именно из ее взгляда. Здесь вспоминается фраза Гегеля о том, что чистое Зло содержится в самом невинном взгляде, который видит зло в мире. Я убежден, что Триер придерживается похожего представления: исток зла и хаоса - природа, но она всего лишь храм (то, в чем живет зло, но не само зло). Злом делает природу наш собственный взгляд, наш разум. Именно ужас и страх заставляет нас не принимать свою природу, клеймить ее как зло (а нам и в самом деле свойственно называть злом то, что нас пугает). Человек сам себе Сатана, легко предоставляющий свою природу ему «на постой». И должно быть самое коварное в этом то, что человек не признает его существование (Бог заявляет «Я есмь», Сатана говорит «меня нет», он всегда неопределенность, бытийствующее Ничто). На это указывает и то, что герой записывает в качестве главных страхов жены: сперва на первом месте пишет «Сатана», но затем зачеркивает и пишет «Я сама». Не последнюю роль здесь играет неспособность взглянуть на свою природу, бегство от своих демонов - пожалуй, это заставляет впадать в крайности героиню и в итоге повергает ее в полный хаос и ужас.
Убийство героини - это, по сути, единственный правильный жест главного героя: он принимает необходимость бороться со злом. Триер в другом интервью сказал, что он хотел показать, как зло воплощается в человеческой природе. Антихрист - это и есть человек, в котором воплощается зло.
Как тогда, в конечном счете, нам трактовать финал этого фильма?
Я согласен с теми, кто говорит, что никакого катарсиса финал фильма не приносит - нет ни разрешения конфликта, ни очищения, ни перехода духа на более высокий уровень. И все же в нем есть другой своеобразный катарсис - в самом разочаровании, отсутствии облегчающей развязки - есть освобождение.
Это освобождение от иллюзий, от наивной веры, от фантазий. Когда мы боимся, мы закрываем глаза, но в этот момент (закрыв глаза) фантазируем - и эти фантазии и веры более опасны и разрушительны. За верой в природу стоит изнанка страха, которая способна показать инфернальное зло природы. Но и безотчетная вера в разум - опасна. Ведь безумие очень быстро заполняет нашу бессознательную часть и подспудно подчиняет разум, безумие заразно. Вера в наивный гуманизм оборачивается потаканием злу, а не борьбой с ним (так психотерапевт дает добро на выход демонов, будучи уверен, что так исцелит душу жены, но затем спасает ее душу, убив ее). И даже вера в то, что природа - зло и хаос здесь получает свой критический комментарий. Лично для меня - взглянувшего в этом фильме на своих собственных демонов - сама природа стала менее страшной. Большинство из нас, представляя спокойное место (эдакий Эдем), вообразят кусочек природы - домик в лесу, бунгало на берегу моря и т.п. И для таких фантазий нам нужна «идеализированная Природа», хотя все мы понимаем, что реальная природа - это сплошная борьба, страдание и разложение.
На сей счет хочется закончить фразой самого Триера: «Я, например, нисколько не верю в колокольный звон, который звучит в небе, когда умирает Бесс (героиня фильма «Рассекая волны»). И конечно, я не верю, что секс - это большее зло, чем какое-либо другое». Так что катарсис, пусть и через разочарование (буквально исчезновение очарованности) в своих верах и фантазиях, зиждущихся на страхах - состоялся.