К проблеме акта (или снова про вагонетки).
Занимаясь проблемой этики выбора и поступка в компьютерных играх, я естественно попытался найти уже существующие разработки данной темы. Вскоре я обнаружил, что вплотную к ней подошла современная прикладная этика, а точнее так называемые moral studies, изучающие принятие моральных решений и включение в этот процесс (moral engagement). Эта область исследований напрямую смыкается с нейрофизиологией, что мне было особенно интересно. В последние 20 лет здесь написана целая уйма работ, значительная часть из которых посвящена уже набившей оскомину «дилемме вагонетки» с ее многочисленными вариациями. Я уже писал об этой теме, и вновь повторюсь, что дилемма вагонетки чаще всего используется для обоснования смутных выводов людьми, способными заблудиться в 2-3х собственных обобщениях. Я в последние годы сильно разочарован в исследованиях по прикладной этике: воодушевление при первом знакомстве постепенно сменилось скепсисом, а затем перешло в недоумение в духе «дядя, ты дурак или притворяешься?». Вместо декларируемого приближения к конкретным проблемам нравственной практики я в основном встречал бесталанные поделки и откровенно идеологизированные работы, призванные угодить грантодателю. Встречаются и хорошие работы, но их число на уровне статпогрешности.
Увы, разработка темы морального вовлечения (одна из ключевых для понимания влияния видеоигр на субъект) в англо-саксонской applied ethics не стала исключением. Судите сами. Сразу несколько работ здесь посвящены одной проблеме, которую сами авторы величают парадоксом: работа Greene, 2001 года (Greene, J. D., Sommerville, R. B., Nystrom, L.E., Darley, J. M., & Cohen, J. D. An fMRI investigation of emotional engagement in moral judgment.), работа Nichols и Mallon 2005 года (Nichols, S., & Mallon, R. Moral dilemmas and moral rules), монография Prinz 2007 года (Prinz, J. The emotional construction of morals) и другие. Речь идет о статистическом разрыве между двумя версиями дилеммы вагонетки. В классическом варианте, где можно нажать рычаг и спасти 5 человек ценой смерти одного, большинство (до 90%) выбирает спасение пятерых. В одной из вариаций этой же дилеммы (этот вариант также получил название footbridge dilemma), где нужно уже не нажать рычаг, а столкнуть человека на пути, большинство выбирает бездействие и смерть пятерых. Офигеть какой парадокс. И вот десяток исследований с контрольными группами, томографами, сложным моделированием ситуации в виртуальной реальности выдают результат, достойный капитана Очевидность: во второй дилемме наблюдаются большая активность зон мозга, отвечающих за эмоции, и увеличение времени принятия решений. А вслед за этим следует потрясающее основы основ открытие - «видимо эмоции оказывают большее влияние на наши моральные суждения и решения, чем мы считали раньше». У меня здесь по сути только один вопрос: откуда эти «мы, которые считали раньше» вылезли на рубеже ХХ-ХХI вв.? Из какой тундры они, и почему занимаются наукой и философией? Вообще-то, влияние эмоций на мораль открыто не в 90-00-е годы идиотами с томографами. Детально с аргументами и иллюстрациями эта тема обсуждается с периода Романтизма в самых разных школах и направлениях (особенно критически настроенных по отношению к амбициям разума). Особый акцент на ней был сделан в ХХ веке (например, в феноменологии жизненного мира и психоанализе), не говоря уж про истоки, уходящие к античности.
Однако более серьезная проблема в другом: активность зон мозг, отвечающих за эмоции, во время принятия решения еще не означает, что решение принято под влиянием эмоций. Тем более, что, конкретизируя вопрос о том, что это за эмоции, авторы пишут какую-то гуманистическую чушь про сочувствие и сопереживание другому человеку (принципиально игнорируя, что эмоции могут распространяться даже на саму ситуацию эксперимента). Это не просто ошибка «после того, значит, вследствие того», но и фундаментальное непонимание того как устроена сфера мотивов и эмоций у человека. Ведь вопрос стоял не о том, чувствуют ли люди что-то, решая дилемму, а вопрос был о том, почему во втором случае логика «пять больше, чем один» не работает. Схожая ошибка существует, например, с тестированием на полиграфе (этот момент даже использован в сериале Lie to me): детектор не фиксирует ложь, потому что он не может фиксировать причины возбуждения, а оно может быть по разным причинам (ложь; страх, что ошибутся и признают лжецом; сексуальное возбуждение или гнев и т.д.). Поэтому в случае с footbridge dilemma активность эмоциональных зон мозга может объясняться иначе, чем «влияние эмоций на принятие решения». Как минимум есть еще два варианта: параллелизм эмоций и логическая обработка информации, тесно связанной с эмоциями или вызывающей вторичную эмоциональную реакцию.
Стоит напомнить, что во всех случаях речь идет либо об умственном эксперименте, либо о виртуальной модели. Это принципиально важно, потому что сама идея о том, что из какого-то абстрактного сопереживания человек не готов толкнуть другого вызывает закономерные сомнения (очень это похоже на рационализацию, за которой стоят бессознательные причины). Я думаю, никто не станет оспаривать, что в воображении и в виртуальном мире люди способны позволить себе гораздо больше жестокости и прагматизма (что хорошо видно как раз в играх, где игрок часто не испытывает никакой жалости к NPC, т.е. неигровым персонажам)? Плюс к этому сходная асимметрия наблюдается и при замене людей на неживые объекты: в исследовании Nichols и Mallon приводится пример эксперимента, где вместо людей использовались хрустальные бокалы. В том же исследовании есть и другая полезная информация о схожих экспериментах, показывающая, что количество готовых совершить решительное действие в footbridge dilemma зависит от дополнительных условий (например, «последняя стадия рака или судимости у того, кого нужно столкнуть», «возможность спасти тысячу человек, а не пятерых», «близкий или симпатичный человек среди тех, кого нужно спасти» и т.д.).
На мой взгляд дело обстоит несколько сложнее, чем «эмоции участвуют в принятии решений». Просто потому что они участвуют всегда, однако эмоции не являются прямыми доказательствами чего бы то ни было. Эмоции часто лгут, их наличие или отсутствие - отличный инструмент для создания алиби бессознательному (о чем говорит уже Фрейд, а Лакан добавляет, что лишь один аффект не лжет - это тревога). Вообще разница между двумя дилеммами не фиксируется поверхностным вопросом «Почему логика «пять важнее, чем один» в одних случаях дает вмешательство, а в других нет?». Если уж придерживаться прагматической линии (явно присутствующей в этих исследованиях), то вопрос нужно поставить так: «Когда человеку выгоднее бездействовать?». Когда эта выгода определяет выбор человека, который придерживается логики «пять важнее одного» (те, кто ее не разделяет, а также верующие люди почти всегда выбирают невмешательство, даже в классической дилемме вагонетки)». Т.е. вопрос кажется простым: он о том, когда люди предпочитают действовать, а когда бездействовать.
Сложности начинаются в структуре принятия решения, она явно не так проста, как та, что обнаруживается в имплицитной модели исследователей дилемм. Вообще я считаю, что подлинный человеческий акт (т.е. поступок, а не привычное или случайное действие тела) возможен только в перспективе неудачи. Напряжение между образом успешного акта и различными формами провала и есть один из главных нервов этики, причем и на психологическом уровне, и на нейрофизиологическом. Поэтому простые и быстрые решения в этических ситуациях обычны только в двух случаях: либо они привычны (заучены повторением), либо в ситуации есть иллюзия отсутствия вовлечения, т.е. участие воспринимается не как личный акт (с неизбежной ответственностью). И наоборот, там, где есть слишком явная возможность неуспешного акта приходится тратить больше времени на оценку и принятие решения.
Моя идея состоит в том, что в дилемме вагонетки действительно есть иллюзия неучастия: убийство одного происходит по механическим причинам и не предполагает неудачи (маловероятно, что кто-то задумывается о том, что механизм не сработает, но даже в этом случае оправдание самоочевидно). В дилемме пешеходного моста эта логика не работает, потому что прямое действие (столкнуть человека) создает автора и виновника последствий. Прямое действие останавливает многих людей даже в случае со стеклянными бокалами. Неуспешность акта во втором случае может трактоваться по-разному и скорее всего зависит от личного опыта и бессознательных комплексов субъекта. В самом общем виде это три группы опасений: неудача в исполнении (не сумел столкнуть или не попал на рельсы), неудовольствие (несоответствие ожиданий и ощущений после акта) и непонимание со стороны других (вина, требование оправданий и оснований для акта). Пожалуй, можно предположить, что поиск возможных оправданий, а значит оснований для поступка, является наиболее частым фактором. И именно их отсутствие, неуверенность в успешности акта останавливает большинство от активных действий во второй дилемме. Я думаю, что именно обрабатывая воображаемые сценарии неуспеха, а также наличный этический опыт действий в отношении других людей, наш мозг и задействует зоны, отвечающие за эмоции. Это как раз объясняет почему варьирующиеся дополнительные условия могут все-таки сподвигнуть на активное решение часть испытуемых.
Вообще тема акта или поступка проходит красной нитью через всю философию ХХ века. Увы, я до сих пор не могу собраться и написать статью про модель поступка у Батая и Лакана. Но важно понимать, что акт - это отнюдь не просто. Иначе бы все ответы на все этические проблемы давно были бы найдены. Философы в этом смысле либо слишком его упрощают (называя актом или практикой любую активность, например, речевую или трудовую), либо героизируют его (требуя от поступков каких-то особых качеств, например, трансгрессии). На этом фоне мне очень импонирует Лакан, потому как он проблематизирует саму возможность поступков, причем делает это не абстрактно (привет постмодернистам!), а в конкретике социальных обстоятельств и субъективных структур. Для него существует множество форм, скорее компенсирующих и маскирующих отсутствие акта, в т.ч. поступком нельзя считать «отыгрывание» (acting out) и «переход к действию» (passage a l`act). Как не раз отмечал Александр Смулянский речевой акт также является весьма сомнительным претендентом на то, чтобы назваться актом. В общем единственным актом, в котором нельзя потерпеть неудачу - это самоубийство. Поэтому этический аспект наших действий, хоть в реальности, хоть в виртуальном мире игр тесно связан с ощущением возможности провала и проступка. В этом смысле афористически требование акта можно сформулировать так: если ты озабочен провалом, то ты готов к действию, но нет гарантии, что целью твоего действия не является провал. Что, кстати, напрямую пересекается с вопросом об играх, где мы вынуждены иметь дело с границами и рамками для проявлений свободы воли в фикциональном мире. Учитывая, что действия в виртуальном мире с развитием технологий могут иметь самые серьезные последствия в реальности, вопрос остается совсем не праздным (тема особенно излюбленная кинематографистами - например, "Игра Эндера").
Таким образом, после всех этих современных исследований проблема остается на том же месте - ни моральная интуиция, ни эмоции, влияющие на наши суждения, в конечном счете не объясняют почему в одних случаях мы действуем, а в других пассивны. И тем более не объясняет, почему одним играм (а также другим объектам культуры - книгам, фильмам etc.) удается моральное вовлечение в ситуацию с вытекающими из нее ответственностью и личным опытом, а другим - нет. Особый интерес эта тема приобретает в так называемых avatar-based видеоиграх, т.е. таких, где вы управляете одним или несколькими персонажами. Именно поэтому в следующий раз я обстоятельно опишу проблему этики и логики решений в RPG-играх.
Увы, разработка темы морального вовлечения (одна из ключевых для понимания влияния видеоигр на субъект) в англо-саксонской applied ethics не стала исключением. Судите сами. Сразу несколько работ здесь посвящены одной проблеме, которую сами авторы величают парадоксом: работа Greene, 2001 года (Greene, J. D., Sommerville, R. B., Nystrom, L.E., Darley, J. M., & Cohen, J. D. An fMRI investigation of emotional engagement in moral judgment.), работа Nichols и Mallon 2005 года (Nichols, S., & Mallon, R. Moral dilemmas and moral rules), монография Prinz 2007 года (Prinz, J. The emotional construction of morals) и другие. Речь идет о статистическом разрыве между двумя версиями дилеммы вагонетки. В классическом варианте, где можно нажать рычаг и спасти 5 человек ценой смерти одного, большинство (до 90%) выбирает спасение пятерых. В одной из вариаций этой же дилеммы (этот вариант также получил название footbridge dilemma), где нужно уже не нажать рычаг, а столкнуть человека на пути, большинство выбирает бездействие и смерть пятерых. Офигеть какой парадокс. И вот десяток исследований с контрольными группами, томографами, сложным моделированием ситуации в виртуальной реальности выдают результат, достойный капитана Очевидность: во второй дилемме наблюдаются большая активность зон мозга, отвечающих за эмоции, и увеличение времени принятия решений. А вслед за этим следует потрясающее основы основ открытие - «видимо эмоции оказывают большее влияние на наши моральные суждения и решения, чем мы считали раньше». У меня здесь по сути только один вопрос: откуда эти «мы, которые считали раньше» вылезли на рубеже ХХ-ХХI вв.? Из какой тундры они, и почему занимаются наукой и философией? Вообще-то, влияние эмоций на мораль открыто не в 90-00-е годы идиотами с томографами. Детально с аргументами и иллюстрациями эта тема обсуждается с периода Романтизма в самых разных школах и направлениях (особенно критически настроенных по отношению к амбициям разума). Особый акцент на ней был сделан в ХХ веке (например, в феноменологии жизненного мира и психоанализе), не говоря уж про истоки, уходящие к античности.
Однако более серьезная проблема в другом: активность зон мозг, отвечающих за эмоции, во время принятия решения еще не означает, что решение принято под влиянием эмоций. Тем более, что, конкретизируя вопрос о том, что это за эмоции, авторы пишут какую-то гуманистическую чушь про сочувствие и сопереживание другому человеку (принципиально игнорируя, что эмоции могут распространяться даже на саму ситуацию эксперимента). Это не просто ошибка «после того, значит, вследствие того», но и фундаментальное непонимание того как устроена сфера мотивов и эмоций у человека. Ведь вопрос стоял не о том, чувствуют ли люди что-то, решая дилемму, а вопрос был о том, почему во втором случае логика «пять больше, чем один» не работает. Схожая ошибка существует, например, с тестированием на полиграфе (этот момент даже использован в сериале Lie to me): детектор не фиксирует ложь, потому что он не может фиксировать причины возбуждения, а оно может быть по разным причинам (ложь; страх, что ошибутся и признают лжецом; сексуальное возбуждение или гнев и т.д.). Поэтому в случае с footbridge dilemma активность эмоциональных зон мозга может объясняться иначе, чем «влияние эмоций на принятие решения». Как минимум есть еще два варианта: параллелизм эмоций и логическая обработка информации, тесно связанной с эмоциями или вызывающей вторичную эмоциональную реакцию.
Стоит напомнить, что во всех случаях речь идет либо об умственном эксперименте, либо о виртуальной модели. Это принципиально важно, потому что сама идея о том, что из какого-то абстрактного сопереживания человек не готов толкнуть другого вызывает закономерные сомнения (очень это похоже на рационализацию, за которой стоят бессознательные причины). Я думаю, никто не станет оспаривать, что в воображении и в виртуальном мире люди способны позволить себе гораздо больше жестокости и прагматизма (что хорошо видно как раз в играх, где игрок часто не испытывает никакой жалости к NPC, т.е. неигровым персонажам)? Плюс к этому сходная асимметрия наблюдается и при замене людей на неживые объекты: в исследовании Nichols и Mallon приводится пример эксперимента, где вместо людей использовались хрустальные бокалы. В том же исследовании есть и другая полезная информация о схожих экспериментах, показывающая, что количество готовых совершить решительное действие в footbridge dilemma зависит от дополнительных условий (например, «последняя стадия рака или судимости у того, кого нужно столкнуть», «возможность спасти тысячу человек, а не пятерых», «близкий или симпатичный человек среди тех, кого нужно спасти» и т.д.).
На мой взгляд дело обстоит несколько сложнее, чем «эмоции участвуют в принятии решений». Просто потому что они участвуют всегда, однако эмоции не являются прямыми доказательствами чего бы то ни было. Эмоции часто лгут, их наличие или отсутствие - отличный инструмент для создания алиби бессознательному (о чем говорит уже Фрейд, а Лакан добавляет, что лишь один аффект не лжет - это тревога). Вообще разница между двумя дилеммами не фиксируется поверхностным вопросом «Почему логика «пять важнее, чем один» в одних случаях дает вмешательство, а в других нет?». Если уж придерживаться прагматической линии (явно присутствующей в этих исследованиях), то вопрос нужно поставить так: «Когда человеку выгоднее бездействовать?». Когда эта выгода определяет выбор человека, который придерживается логики «пять важнее одного» (те, кто ее не разделяет, а также верующие люди почти всегда выбирают невмешательство, даже в классической дилемме вагонетки)». Т.е. вопрос кажется простым: он о том, когда люди предпочитают действовать, а когда бездействовать.
Сложности начинаются в структуре принятия решения, она явно не так проста, как та, что обнаруживается в имплицитной модели исследователей дилемм. Вообще я считаю, что подлинный человеческий акт (т.е. поступок, а не привычное или случайное действие тела) возможен только в перспективе неудачи. Напряжение между образом успешного акта и различными формами провала и есть один из главных нервов этики, причем и на психологическом уровне, и на нейрофизиологическом. Поэтому простые и быстрые решения в этических ситуациях обычны только в двух случаях: либо они привычны (заучены повторением), либо в ситуации есть иллюзия отсутствия вовлечения, т.е. участие воспринимается не как личный акт (с неизбежной ответственностью). И наоборот, там, где есть слишком явная возможность неуспешного акта приходится тратить больше времени на оценку и принятие решения.
Моя идея состоит в том, что в дилемме вагонетки действительно есть иллюзия неучастия: убийство одного происходит по механическим причинам и не предполагает неудачи (маловероятно, что кто-то задумывается о том, что механизм не сработает, но даже в этом случае оправдание самоочевидно). В дилемме пешеходного моста эта логика не работает, потому что прямое действие (столкнуть человека) создает автора и виновника последствий. Прямое действие останавливает многих людей даже в случае со стеклянными бокалами. Неуспешность акта во втором случае может трактоваться по-разному и скорее всего зависит от личного опыта и бессознательных комплексов субъекта. В самом общем виде это три группы опасений: неудача в исполнении (не сумел столкнуть или не попал на рельсы), неудовольствие (несоответствие ожиданий и ощущений после акта) и непонимание со стороны других (вина, требование оправданий и оснований для акта). Пожалуй, можно предположить, что поиск возможных оправданий, а значит оснований для поступка, является наиболее частым фактором. И именно их отсутствие, неуверенность в успешности акта останавливает большинство от активных действий во второй дилемме. Я думаю, что именно обрабатывая воображаемые сценарии неуспеха, а также наличный этический опыт действий в отношении других людей, наш мозг и задействует зоны, отвечающие за эмоции. Это как раз объясняет почему варьирующиеся дополнительные условия могут все-таки сподвигнуть на активное решение часть испытуемых.
Вообще тема акта или поступка проходит красной нитью через всю философию ХХ века. Увы, я до сих пор не могу собраться и написать статью про модель поступка у Батая и Лакана. Но важно понимать, что акт - это отнюдь не просто. Иначе бы все ответы на все этические проблемы давно были бы найдены. Философы в этом смысле либо слишком его упрощают (называя актом или практикой любую активность, например, речевую или трудовую), либо героизируют его (требуя от поступков каких-то особых качеств, например, трансгрессии). На этом фоне мне очень импонирует Лакан, потому как он проблематизирует саму возможность поступков, причем делает это не абстрактно (привет постмодернистам!), а в конкретике социальных обстоятельств и субъективных структур. Для него существует множество форм, скорее компенсирующих и маскирующих отсутствие акта, в т.ч. поступком нельзя считать «отыгрывание» (acting out) и «переход к действию» (passage a l`act). Как не раз отмечал Александр Смулянский речевой акт также является весьма сомнительным претендентом на то, чтобы назваться актом. В общем единственным актом, в котором нельзя потерпеть неудачу - это самоубийство. Поэтому этический аспект наших действий, хоть в реальности, хоть в виртуальном мире игр тесно связан с ощущением возможности провала и проступка. В этом смысле афористически требование акта можно сформулировать так: если ты озабочен провалом, то ты готов к действию, но нет гарантии, что целью твоего действия не является провал. Что, кстати, напрямую пересекается с вопросом об играх, где мы вынуждены иметь дело с границами и рамками для проявлений свободы воли в фикциональном мире. Учитывая, что действия в виртуальном мире с развитием технологий могут иметь самые серьезные последствия в реальности, вопрос остается совсем не праздным (тема особенно излюбленная кинематографистами - например, "Игра Эндера").
Таким образом, после всех этих современных исследований проблема остается на том же месте - ни моральная интуиция, ни эмоции, влияющие на наши суждения, в конечном счете не объясняют почему в одних случаях мы действуем, а в других пассивны. И тем более не объясняет, почему одним играм (а также другим объектам культуры - книгам, фильмам etc.) удается моральное вовлечение в ситуацию с вытекающими из нее ответственностью и личным опытом, а другим - нет. Особый интерес эта тема приобретает в так называемых avatar-based видеоиграх, т.е. таких, где вы управляете одним или несколькими персонажами. Именно поэтому в следующий раз я обстоятельно опишу проблему этики и логики решений в RPG-играх.