- Нас два брата, - начал Николай Васильевич, - Я старший; Ваня - младший. Отец был родом из харьковских мещан, из кантонистов, но выслужился до дворянства и именьишка. Детство мы провели в деревне на воле. А тот, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел летящих журавлей, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.
Выросли мы, уже учились университете, но началась война, а потом революция. Брат участвовал в Брусиловском прорыве, был контужен, и поправлялся в усадьбе. Пришли крестьяне его жечь, так Ванька в одиночку от них из маузера отстрелялся. Досидел до темноты, ночью бежал.
После многих перипетий оказались мы оба во Франции; сначала я, потом он. Я в России был по медицинской части и смог стать помощником ветеринара. Ваня сменил много профессий - таксистом был, билеты продавала на ярмарках, даже вышибалой служил в ресторации. Так он скопил немного денег и открыл авторемонтную мастерскую. Ваня всегда любил железки, моторы, запах солидола, резины и лака. Годы проходили, а он все чинил Делажи, Ситроены и Рено, - и мечтал.
Хотелось Ване обратно в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в мечту купить домишко с участком где-нибудь на берегу реки или озера в Нормандии. Хозяйственные советы в газетах и обьявления о продажах составляли его любимую духовную пищу. И рисовались у него в голове посыпанные песком дорожки в саду, кувшинки и сомики в пруду, яблони в цвету, стожки сена и всякая этакая штука. В каждой из воображаемых им картин непременно был крыжовник. - Сельская жизнь имеет свои удобства, - говорил он, бывало. - Сидишь на балконе, пьешь кузьмичевский чай, на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и... и крыжовник растет. Жил Ваня скупо: недоедал, недопивал, одевался словно нищий, и всё деньги копил. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал.
Я этому его желанию не сочувствовал. Говорят, человеку три аршина земли нужно. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. Уходить от житейского шума и прятаться в усадьбе, чтобы выращивать там крыжовник - эгоизм, лень. Человеку нужен весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа. Но Ваня меня не слушал.
Из-за денег женился он на француженке, старой и страшной как грех, обобрал ее, и за три года скандалами свел в могилу. Похоронив супругу, Ваня прикинул, что в Америке он на те же деньги сможет купить большую ферму, чем во Франции, и решил туда поехать. В 1930-м году мы распрощались, и он уплыл в Америку. Год Ваня приценивался к земле, а потом купил участок, который засадил смородиной и крыжовником. Рядом был консервный завод, и Ваня решил, что будет продавать продукцию в Нью-Йорк, где много эмигрантов, скучающих по европейским витаминам. В 33-м году он должен был собрать первый урожай.
Тут и грянула беда. С начала века на восточном побережье завелась гниль, уничтожающая сосну. Из России была завезана она в Польшу, оттуда пошла на Запад, и через океан - в Америку. Часть жизни грибок проводит на крыжовниковых. В Америке, как у них любят, сдуру развернули целую кампанию за уничтожение смородины и крыжовника, о чем Ваня ничего не знал. В 29-м году приняли закон о принудительном уничтожении всех посадок, но в стране была Великая депрессия, не до крыжовника было. Потом к власти пришел Рузвельт, ввели ААА: то не сажай, скотину не держи, и пошло... Приехали машины, с ними полиция, облили кусты керосином и все пожгли. Брат как безумный метался между горящих кустов и полицией, ругал их последними словами, а потом побежал в дом за винтовкой; давно у него руки чесались, с России еще накопилось. Только вышел, как его сбили с ног. Вменили Ваньке злостное нападение на федеральных агентов. Дом пришлось сразу продать, чтобы оплатить адвоката. Но повезло ему: адвокат был со связями и устроил сделку: Ваню отпускали с немедленной депортацией в обмен на конфискацию имущества.
Так он оказался во Франции без копейки денег. Ночью раздался стук; на пороге - Ванька. Эх, Ваня, пеняю я ему по-братски: видишь, докуда довела тебя дурь с крыжовником... Что теперь: опять машины ремонтировать? Ваня отвечает - нет. Я на пароходе с евреем познакомился, водку вместе пили, у него во Флориде сад - разводит цейлонский крыжовник. Сам я ягоду не пробовал, кетембрилла называется, но по вкусу, говорят - вылитый крыжовник, и по форме похож. Раз уж чертовы янки не дали мне крыжовник в Мичигане вырастить и все деньги мои отняли, буду цейлонский разводить. У еврея в Палестине то ли сад, то ли угодья, я не разобрал, чудно называется. Говорит он, нам люди, понимающие в крыжовнике и машинах, позарез нужны. Я в нашем понимаю, - говорю ему. Еврей смеется: главное, что тебе чужой земли не надо, а свою ты так просто не отдашь. Не отдашь ведь? На третий раз - не отдам, - говорю, - пусть только сунуться. Он мне всю дорогу уже оплатил. Я к тебе опять прощаться пришел, завтра в Марсель.
Через полгода пишет мне Ваня в письме: Коля, тут, в этих палестинах, не только цейлонский крыжовник растет, а и нашенский тоже, да еще какой-то с Южных морей: снаружи вроде картошки, зато внутренность крыжовенная. Вкусная штука, в ней большое будущее. Хоть на нашу деревню не похоже, но рыбы в пруду страсть и журавлей полно. Зимуют они тут недалеко, место - не смейся - Хуля называется. По-русски тут каждый третий говорит, а женщины ласковые и горячие, я уже сошелся с одной хорошею жидовoчкой из Харькова. От добра добра не ищут. Ты как хочешь, пишет, а я в киббуце остаюсь. Только чай у них тут - дрянь. Пришли, Николай, фунта два кузьмичевского. Самовар я сам смастерю.
И остался. Женился Ванька, осел, геройски воевал в двух войнах. От Бен-Гуриона лично орден получил. Пятеро детей, двадцать внуков. Известный садовод, по всему миру консультирует. Я ему кузьмичевский чай посылаю: они киббуцем вечерами чаи гоняют на веранде.
А я... Я так и проходил бобылем да в ветеринарах... Что говорить, - поздно говорить: прошла жизнь.
Крыжовник... Кто бы мог подумать?
http://www.ilibrary.ru/text/460/p.1/index.html Крыжовник