История третья. В колонии педофилов.
Лет двадцать назад я путешествовал с У. по юго-западу Америки.
Дело было зимою, и могучую реку Рио-Гранде можно было перейти вброд, не замочив коленей. Перед нею до горизонта простиралась каменистая пустыня, a за рекою (в Мексике) начинался горный кряж. В середине пустыни был скалистый массив с лесом, где мы собирались походить. Пустыня была покрыта застывшей пузырящейся магмой, по цвету и форме неотличимой от коровьих лепешек; требовалось немалое напряжение воли, чтобы заставить себя наступать ботинком на древний навоз. В пустыне было жарко даже зимою; воды не было совсем.
Но даже в горах было мало влаги; воду надо было тащить на себе. Я как-бы невзначай рассказал У. историю про Эзопа и корзину с хлебом
http://www.litmir.net/br/?b=73022&p=3
и поэтому он вызвался нести всю воду на себе. Лезли мы на гору по солнцепеку, и когда долезли, оба едва стояли на ногах. Тут У. и предложил, чтобы мы с ним сняли друг друга в позе покорителей вершин пока еще светло. Только я встал в театральную позу, как камень, на котором я стоял, треснул, и я полетел с обрыва, хватаясь руками за пучки редкой растительности. Я не очень расшибся, но приземлился аккурат на century plant, то-бишь большую агаву вот с такими колючками. К счастью, я промахнулся, но налетел рукою на одну из колючек. Игла попала под ноготь и сломалась. Кровь удалось унять, но через час палец разнесло, и я провел бессонную ночь. На заре мы пошли вниз. Воду пришлось оставить. У. мрачно рассказывал мне по дороге, что он сделал бы с Эзопом, если бы встретил его в то утро.
Так мы дошли до рэнджерской станции. Оказалось, что у них не было никого, кто мог бы разрезать палец и вытащить колючку. У нас было два выхода. Один - ехать 150 миль до ближайшего городка, где есть врач. Поскольку был канун Нового Года, не факт, что мы бы его там застали; дозвониться до него рэнджеры не смогли. Второй вариант был в тридцати милях прямо на могучей реке; там жила медсестра-фельдшер. Она пообещала вытащить колючку. Но, потупив взоры, доложили нам рэнджеры, место специальное. Очень. Они, сами, сказали нам рэнджеры, туда не суются, потому что людей в форме там не любят и могут колеса проткнуть.
Что такое? Оказалось, что это была колония для насильников, педофилов и прочих сексуальных хищников, которых выпустили из тюрем и психушек, а жить им негде. Власти штата предлагали им на выбор поселиться в этом приграничном городишке, затерянном в пустыне. Поехали к педофилам, - сказал я У. - терпеть боль еще несколько часов я не смогу. Что будет, то будет.
Городишко представлял из себя единственную автозаправку, она же единственный магазин, закусочная, парикмахерская и видеотека. Единственный фильм в этой единственной видеотеке был "Список Шиндлера", как сейчас помню. Я спросил владельца, где найти медсестру; он засмеялся. У них обычай под Новый Год ко всем ходить в гости; он предложил нам обойти все трейлеры и спрашивать, где Лиза (так звали медсестру). Мы начали знакомиться с обитателями городка.
Поселок насильников и педофилов оказался совсем не тем, как я себе его представлял. Между рассыпанными по щебенистым холмам ярко раскрашенными трейлерами без всякого надзора гурьбою носились дети всех возрастов. Вокруг трейлеров были выстроены горшки с цветами. В окошках мелькали смуглые локти и колени чернооких хозяек. Куда бы мы не заходили, нас тут же приглашали за стол, наливали и давали местных угощений, весьма пикантных. Я рассказал историю про колючку раз десять в разных трейлерах. Детей сразу посылали искать Лизу, но ее никак не удавалось найти. Наконец, узнали, что она гостит где-то на самoм отшибе. Лиза была в отличном настроении: там жарили поросенка, а пока разминались сухеньким. Оттуда мы поехали в фельдшерскую, где она ловко вытащила занозу. Когда Лиза узнала, что мы из Чикаго, она чуть не расплакалась: она была родом из пригорода. Она нас долго расспрашивала о том и о сем.
Лиза была вроде жены декабристов, которая последовала в ссылку за любимым человеком. Она не вдавалась в детали, но из ее отрывочных рассказов можно было догадаться, каким именно образом ее муж оказался в городишке. Лиза сказала, что она тут, считай, единственная женщина не из местных. Желающих поселиться там из Америки нет. Экс-насильники переходят границу и пытают супружеское счастье на мексиканской стороне. Там чуть не бизнес: крестьяне привозят дочек на смотрины.
Надо сказать, что и сама граница не выглядела, как я ее себе представлял. Пограничной службы там не было вообще, тем более заборов. Хочешь перейти границу - пожалуйста. Пограничники стояли на каждой автодороге, ведущей в Штаты, но основные кордоны начинались в 200-х милях на шоссе; в пустыне так же был дирижабль с камерами и радаром. Перейти пустыню было невозможно. Что происходило в приграничной полосе никого не волновало, люди жили там своей особой жизнью. Вероятно, хитрые мексиканские крестьяне считали благоразумным иметь на всякий случай родственников с американским паспортом. Так или иначе, жениться было не проблема, а обилие детей намекало на нефиктивный характер браков.
Мы долго жались, но У. не выдержал и спросил Лизу, не страшно ли ей тут жить - у нее самой было четверо детей. Лиза ответила, что у них самое спокойное для детей место во всем штате. Как она нам сказала, "инцидентов" у них не бывает. Полицию вызывать не будут, сами разберутся, и это все знают: найдут в пустыне с дыркою в голове. К тому же, добавила она (я передаю общий смысл ее слов), насильник может обмануть человека с улицы, но другого насильника ему обмануть слабо. Его расколят в момент, хорошо отделают, и вытурят из городишки при первом же подозрении. Но это бывает исключительно редко. А еще у мексиканских жен есть братья, задумчиво добавила она.
У нас была тщеславная мысль отпразновать новый год на вершине, и мы взяли с собою бутылку шампанского. Мы предложили ее Лизе, и она совсем расцвела. Шампанского в городишке не было, она его не видела лет семь. Она сказала, что, раз такое дело, она нас приглашает на танцульки для своих, в одном из амбаров. Ехать так-то и так-то и быть во столько-то.
Когда мы приехали в амбар, он ломился от колоритнейшего народа. Выступали шесть мексиканских девушек-гитаристок, они замечательно пели местные песни про любовь ковбоев и красавиц с бездонными очами. Все были в шляпах и сапогах; отплясывали лихо. Нас сразу обступили (при имени Лизы все начали улыбаться), спрашивали откуда; угощавшие нас раньше (а их было немало) махали руками. Нам приставили местных красавиц; но они были моментальнo разочарованы нашей неуклюжестью. Были там и настоящие ковбои. Они оказались не похожи на голливудских.
Пожалуй это были самые мирные и веселые танцульки, на которых я когда-нибудь бывал. В голове не укладывалось, что меня окружали матерые насильники-рецедивисты.
Я подумал: а ведь так Америка и начиналась.
Дело было зимою, и могучую реку Рио-Гранде можно было перейти вброд, не замочив коленей. Перед нею до горизонта простиралась каменистая пустыня, a за рекою (в Мексике) начинался горный кряж. В середине пустыни был скалистый массив с лесом, где мы собирались походить. Пустыня была покрыта застывшей пузырящейся магмой, по цвету и форме неотличимой от коровьих лепешек; требовалось немалое напряжение воли, чтобы заставить себя наступать ботинком на древний навоз. В пустыне было жарко даже зимою; воды не было совсем.
Но даже в горах было мало влаги; воду надо было тащить на себе. Я как-бы невзначай рассказал У. историю про Эзопа и корзину с хлебом
http://www.litmir.net/br/?b=73022&p=3
и поэтому он вызвался нести всю воду на себе. Лезли мы на гору по солнцепеку, и когда долезли, оба едва стояли на ногах. Тут У. и предложил, чтобы мы с ним сняли друг друга в позе покорителей вершин пока еще светло. Только я встал в театральную позу, как камень, на котором я стоял, треснул, и я полетел с обрыва, хватаясь руками за пучки редкой растительности. Я не очень расшибся, но приземлился аккурат на century plant, то-бишь большую агаву вот с такими колючками. К счастью, я промахнулся, но налетел рукою на одну из колючек. Игла попала под ноготь и сломалась. Кровь удалось унять, но через час палец разнесло, и я провел бессонную ночь. На заре мы пошли вниз. Воду пришлось оставить. У. мрачно рассказывал мне по дороге, что он сделал бы с Эзопом, если бы встретил его в то утро.
Так мы дошли до рэнджерской станции. Оказалось, что у них не было никого, кто мог бы разрезать палец и вытащить колючку. У нас было два выхода. Один - ехать 150 миль до ближайшего городка, где есть врач. Поскольку был канун Нового Года, не факт, что мы бы его там застали; дозвониться до него рэнджеры не смогли. Второй вариант был в тридцати милях прямо на могучей реке; там жила медсестра-фельдшер. Она пообещала вытащить колючку. Но, потупив взоры, доложили нам рэнджеры, место специальное. Очень. Они, сами, сказали нам рэнджеры, туда не суются, потому что людей в форме там не любят и могут колеса проткнуть.
Что такое? Оказалось, что это была колония для насильников, педофилов и прочих сексуальных хищников, которых выпустили из тюрем и психушек, а жить им негде. Власти штата предлагали им на выбор поселиться в этом приграничном городишке, затерянном в пустыне. Поехали к педофилам, - сказал я У. - терпеть боль еще несколько часов я не смогу. Что будет, то будет.
Городишко представлял из себя единственную автозаправку, она же единственный магазин, закусочная, парикмахерская и видеотека. Единственный фильм в этой единственной видеотеке был "Список Шиндлера", как сейчас помню. Я спросил владельца, где найти медсестру; он засмеялся. У них обычай под Новый Год ко всем ходить в гости; он предложил нам обойти все трейлеры и спрашивать, где Лиза (так звали медсестру). Мы начали знакомиться с обитателями городка.
Поселок насильников и педофилов оказался совсем не тем, как я себе его представлял. Между рассыпанными по щебенистым холмам ярко раскрашенными трейлерами без всякого надзора гурьбою носились дети всех возрастов. Вокруг трейлеров были выстроены горшки с цветами. В окошках мелькали смуглые локти и колени чернооких хозяек. Куда бы мы не заходили, нас тут же приглашали за стол, наливали и давали местных угощений, весьма пикантных. Я рассказал историю про колючку раз десять в разных трейлерах. Детей сразу посылали искать Лизу, но ее никак не удавалось найти. Наконец, узнали, что она гостит где-то на самoм отшибе. Лиза была в отличном настроении: там жарили поросенка, а пока разминались сухеньким. Оттуда мы поехали в фельдшерскую, где она ловко вытащила занозу. Когда Лиза узнала, что мы из Чикаго, она чуть не расплакалась: она была родом из пригорода. Она нас долго расспрашивала о том и о сем.
Лиза была вроде жены декабристов, которая последовала в ссылку за любимым человеком. Она не вдавалась в детали, но из ее отрывочных рассказов можно было догадаться, каким именно образом ее муж оказался в городишке. Лиза сказала, что она тут, считай, единственная женщина не из местных. Желающих поселиться там из Америки нет. Экс-насильники переходят границу и пытают супружеское счастье на мексиканской стороне. Там чуть не бизнес: крестьяне привозят дочек на смотрины.
Надо сказать, что и сама граница не выглядела, как я ее себе представлял. Пограничной службы там не было вообще, тем более заборов. Хочешь перейти границу - пожалуйста. Пограничники стояли на каждой автодороге, ведущей в Штаты, но основные кордоны начинались в 200-х милях на шоссе; в пустыне так же был дирижабль с камерами и радаром. Перейти пустыню было невозможно. Что происходило в приграничной полосе никого не волновало, люди жили там своей особой жизнью. Вероятно, хитрые мексиканские крестьяне считали благоразумным иметь на всякий случай родственников с американским паспортом. Так или иначе, жениться было не проблема, а обилие детей намекало на нефиктивный характер браков.
Мы долго жались, но У. не выдержал и спросил Лизу, не страшно ли ей тут жить - у нее самой было четверо детей. Лиза ответила, что у них самое спокойное для детей место во всем штате. Как она нам сказала, "инцидентов" у них не бывает. Полицию вызывать не будут, сами разберутся, и это все знают: найдут в пустыне с дыркою в голове. К тому же, добавила она (я передаю общий смысл ее слов), насильник может обмануть человека с улицы, но другого насильника ему обмануть слабо. Его расколят в момент, хорошо отделают, и вытурят из городишки при первом же подозрении. Но это бывает исключительно редко. А еще у мексиканских жен есть братья, задумчиво добавила она.
У нас была тщеславная мысль отпразновать новый год на вершине, и мы взяли с собою бутылку шампанского. Мы предложили ее Лизе, и она совсем расцвела. Шампанского в городишке не было, она его не видела лет семь. Она сказала, что, раз такое дело, она нас приглашает на танцульки для своих, в одном из амбаров. Ехать так-то и так-то и быть во столько-то.
Когда мы приехали в амбар, он ломился от колоритнейшего народа. Выступали шесть мексиканских девушек-гитаристок, они замечательно пели местные песни про любовь ковбоев и красавиц с бездонными очами. Все были в шляпах и сапогах; отплясывали лихо. Нас сразу обступили (при имени Лизы все начали улыбаться), спрашивали откуда; угощавшие нас раньше (а их было немало) махали руками. Нам приставили местных красавиц; но они были моментальнo разочарованы нашей неуклюжестью. Были там и настоящие ковбои. Они оказались не похожи на голливудских.
Пожалуй это были самые мирные и веселые танцульки, на которых я когда-нибудь бывал. В голове не укладывалось, что меня окружали матерые насильники-рецедивисты.
Я подумал: а ведь так Америка и начиналась.