Антимиры
Оригинал взят у ivkonstant в Антимиры
Трещат и раскалываются виртуальные "френдленты". Вживую ссорятся соседи - но это уже реже. А по улицам ходят миллионы людей, которые не хотят даже на мгновение задуматься об историческом драматизме момента.
Ленинград, 1983 год, разгар андроповщины: в обеденное время по кинотеатрам и баням дружинники вместе с милицией отлавливают "нарушителей трудовой дисциплины". На проходной в НИИ, где я работаю, ежедневно вывешивают новый плакат-"Молния", в котором меняются только фамилии нарушителей: "Младший научный сотрудник Иванов С.Н. сегодня опоздал на работу на полторы минуты. Позор!!!" Женщины предпенсионного возраста, задыхаясь, бегут к проходной, чтобы успеть вовремя отметиться в журнале посещений, а потом, отдышавшись, часа на полтора садятся пить чай. Пенсионеры, забивающие во дворе "Козла", одобрительно кивают головами: "Молодец, Юрий Владимирович! Давно пара порядок навести, а то - распустился народец". КГБ гоняет последних диссидентов, отправляя кого на зоны, кого в дурдома.
Но все больше моих, еще вчера благополучных друзей, без всякой видимой причины, бросают НИИ, институтские кафедры и уходят в дворники и сторожа. По вечерам в гулких комнатах старых петербургских коммуналок читают Бродского и Солженицына, а в затемненных ванных комнатах печатают фотокопии "Зияющих высот" Александра Зиновьева. Но и те, кто не бросает НИИ и кафедры, кроме отъявленных циников, не очень-то лезут наверх. Они попивают коньяк, все свободнее разговаривают, все презрительнее усмехаются.
"В строю" оставалась узкая, но сплоченная прослойка убежденных карьеристов "без страха и упрека", убежденных в том, что райком стоит мессы.
Они травили отщепенцев на собраниях, а те издевались над ними в компаниях, они выдавливали все живое с приличной работы, но многие уже демонстративно не подавали "рыцарям карьеры" руки. Антимиры.
А посредине - огромная нейтральная полоса - миллионы простых трудяг, которые, зевая, слушали казенные речи одних и шарахались от мятежного шепота других.
И только анекдоты служили мостиком между мирами.
Некоторые наивные люди до сих пор убеждены, что "антимиры" различались системой политических взглядов и убеждений: в одном, дескать, были "советчики", а в другом "антисоветчики". Ничего подобного . И в элите, и в андеграунде были сторонники самых различных идеологических систем, что в постперестроечный период проявилось в полной мере. "Верные ленинцы" становились "убежденными либералами", а иные "матерые антисоветчики" отстаивали ценности социализма.
Настоящий водораздел проходил совершенно по другим точкам: последовательный конформизм - против последовательного нонконформизма, а посредине - основная масса людей, готовых от случая к случаю следовать тому или иному стереотипу поведения. Случались, конечно, и из этого правила исключения: и в райкоме партии можно было встретить убежденного марксиста, но редко, преобладали прагматики.
Они и оказались настоящими выгодоприобретателями всех "перестроек, перекличек и перестрелок", реформ и контрреформ, революций и контрреволюций.
Все это я вспоминаю вовсе не потому, что сильно замучила ностальгия, хотя в наши дни это весьма распространенное чувство. В последнее время меня не покидает ощущение дежавю, особенно, когда я слышу гневный голос дикторов федеральных телеканалов, возмущенно рассказывающих об очередных надругательствах над памятью и памятниками, величием и стабильностью. Сам я принципиально не воюя с памятниками. А с памятью тем более.
Но в голосе дикторов и комментаторов слышится столько праведного негодования, что невольно вспоминаются слова, которые многие из них произносили лет этак -дцать назад. Вот уж оттянулись тогда и над памятью, и над памятниками.
А, с другой стороны, я все чаще встречаю еще недавно преуспевающих людей, которые со странной неуверенностью рассказывают о том, как потеряли бизнес или рабочее место из-за участия в протестах.
-- Вы, наверное, не верите мне, - заране обижаются некоторые из них.
Почему не верю, очень даже верю, сам такой.
Люди эти самых разных взглядов, зачастую противоположных, и, узнавая о похожей беде собеседника, они, прежде чем выразить свою солидарность, старательно предупреждают:
-- Мы с Вами расходимся, практически, по всем позициям, но...
А я с каждым днем все острее чувствую, как тает вес всех этих разногласий, и растет как на дрожжах "но".
Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну, хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок
(В. Высоцкий).
И появляется трудно поддающееся описанию чувство "мы", чувство принадлежности к одному миру.
Появляется, потому что в воздухе веет не новым сталинизмом, нет - новой андроповщиной (не путать с личностью Ю. В. Андропова, которой история еще не дала окончательной оценки). Андроповщина - это попытка закручивания гаек негодным ключом, это апелляция к ценностям, которые уже заняли место в музее, это липовый энтузиазм, мнимая самоотверженность, фиктивная идейность - по крайней мере - со стороны исполнителей.
Андропов взывал к "ленинским принципам" , кое-кто вздыхал о "сталинской твердой руке", а исполнители скучали, мечтали пораньше уйти с работы и втихомолку посмеивались над "сказками".
Владимир Владимирович потрясает "духовными скрепами"и конструирует "консервативные ценности", а исполнители мутно крестятся на портрет Дзержинского, думают о том, как отмыть очередной миллион (миллиард) и мечтают свалить вслед за старыми и новыми семьями из этой "проклятой дыры", но так, чтобы не достали не подельники, ни Интерпол.
Вы думаете, нам противостоят "охранители"? Даже не смешно: если эти люди что-то и охраняют, так собственное благополучие. "Они" - убежденные, идейные конформисты и циники, ничем не отличающиеся от "железной гвардии Януковича", бросившейся, сломя голову, служить победившему Майдану...
А кто "Мы"? Есть либералы, консерваторы, националисты, коммунисты... Право слово, бросьте вы все эти "измы", по крайней мере до лучших времен. Мы просто люди, старающиеся в это скотское время сохранить человеческий облик.
"Они" и "Мы" - антимиры, темная и светлая материя, а между нами вселенная пугливых обывателей, с тоской прислушивающихся к далеким пока раскатам политического грома.
"Они" никогда не смогут полностью искоренить "Нас", поскольку презирая и ненавидя друг друга в глубине души, обязательно переключатся на самоистребление. "Мы" никогда не люстрируем "Их" даже виртуально.
Еще несколько лет, и все эти яровые и железняки, со слезами на глазах, будут рассказывать новым хозяевам, как их ввел в искушение "проклятый режим", будут врать, валить все на Путина и клясться "искупить кровью".
Не они наш главный противник, а мы сами, носящиеся со своими смешными "измами" и ссорящиеся, как дети в песочнице. Пора взрослеть, дорогие мои единомышленники и идейные противники, потому, что если мы останемся в песочнице на костях наших жертв и героев, через годы или десятилетия опять усядутся "прагматики" с пустыми глазами и набитыми портмоне.
А эти "дети темной материи" способны только на разрушение.
Трещат и раскалываются виртуальные "френдленты". Вживую ссорятся соседи - но это уже реже. А по улицам ходят миллионы людей, которые не хотят даже на мгновение задуматься об историческом драматизме момента.
Ленинград, 1983 год, разгар андроповщины: в обеденное время по кинотеатрам и баням дружинники вместе с милицией отлавливают "нарушителей трудовой дисциплины". На проходной в НИИ, где я работаю, ежедневно вывешивают новый плакат-"Молния", в котором меняются только фамилии нарушителей: "Младший научный сотрудник Иванов С.Н. сегодня опоздал на работу на полторы минуты. Позор!!!" Женщины предпенсионного возраста, задыхаясь, бегут к проходной, чтобы успеть вовремя отметиться в журнале посещений, а потом, отдышавшись, часа на полтора садятся пить чай. Пенсионеры, забивающие во дворе "Козла", одобрительно кивают головами: "Молодец, Юрий Владимирович! Давно пара порядок навести, а то - распустился народец". КГБ гоняет последних диссидентов, отправляя кого на зоны, кого в дурдома.
Но все больше моих, еще вчера благополучных друзей, без всякой видимой причины, бросают НИИ, институтские кафедры и уходят в дворники и сторожа. По вечерам в гулких комнатах старых петербургских коммуналок читают Бродского и Солженицына, а в затемненных ванных комнатах печатают фотокопии "Зияющих высот" Александра Зиновьева. Но и те, кто не бросает НИИ и кафедры, кроме отъявленных циников, не очень-то лезут наверх. Они попивают коньяк, все свободнее разговаривают, все презрительнее усмехаются.
"В строю" оставалась узкая, но сплоченная прослойка убежденных карьеристов "без страха и упрека", убежденных в том, что райком стоит мессы.
Они травили отщепенцев на собраниях, а те издевались над ними в компаниях, они выдавливали все живое с приличной работы, но многие уже демонстративно не подавали "рыцарям карьеры" руки. Антимиры.
А посредине - огромная нейтральная полоса - миллионы простых трудяг, которые, зевая, слушали казенные речи одних и шарахались от мятежного шепота других.
И только анекдоты служили мостиком между мирами.
Некоторые наивные люди до сих пор убеждены, что "антимиры" различались системой политических взглядов и убеждений: в одном, дескать, были "советчики", а в другом "антисоветчики". Ничего подобного . И в элите, и в андеграунде были сторонники самых различных идеологических систем, что в постперестроечный период проявилось в полной мере. "Верные ленинцы" становились "убежденными либералами", а иные "матерые антисоветчики" отстаивали ценности социализма.
Настоящий водораздел проходил совершенно по другим точкам: последовательный конформизм - против последовательного нонконформизма, а посредине - основная масса людей, готовых от случая к случаю следовать тому или иному стереотипу поведения. Случались, конечно, и из этого правила исключения: и в райкоме партии можно было встретить убежденного марксиста, но редко, преобладали прагматики.
Они и оказались настоящими выгодоприобретателями всех "перестроек, перекличек и перестрелок", реформ и контрреформ, революций и контрреволюций.
Все это я вспоминаю вовсе не потому, что сильно замучила ностальгия, хотя в наши дни это весьма распространенное чувство. В последнее время меня не покидает ощущение дежавю, особенно, когда я слышу гневный голос дикторов федеральных телеканалов, возмущенно рассказывающих об очередных надругательствах над памятью и памятниками, величием и стабильностью. Сам я принципиально не воюя с памятниками. А с памятью тем более.
Но в голосе дикторов и комментаторов слышится столько праведного негодования, что невольно вспоминаются слова, которые многие из них произносили лет этак -дцать назад. Вот уж оттянулись тогда и над памятью, и над памятниками.
А, с другой стороны, я все чаще встречаю еще недавно преуспевающих людей, которые со странной неуверенностью рассказывают о том, как потеряли бизнес или рабочее место из-за участия в протестах.
-- Вы, наверное, не верите мне, - заране обижаются некоторые из них.
Почему не верю, очень даже верю, сам такой.
Люди эти самых разных взглядов, зачастую противоположных, и, узнавая о похожей беде собеседника, они, прежде чем выразить свою солидарность, старательно предупреждают:
-- Мы с Вами расходимся, практически, по всем позициям, но...
А я с каждым днем все острее чувствую, как тает вес всех этих разногласий, и растет как на дрожжах "но".
Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну, хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок
(В. Высоцкий).
И появляется трудно поддающееся описанию чувство "мы", чувство принадлежности к одному миру.
Появляется, потому что в воздухе веет не новым сталинизмом, нет - новой андроповщиной (не путать с личностью Ю. В. Андропова, которой история еще не дала окончательной оценки). Андроповщина - это попытка закручивания гаек негодным ключом, это апелляция к ценностям, которые уже заняли место в музее, это липовый энтузиазм, мнимая самоотверженность, фиктивная идейность - по крайней мере - со стороны исполнителей.
Андропов взывал к "ленинским принципам" , кое-кто вздыхал о "сталинской твердой руке", а исполнители скучали, мечтали пораньше уйти с работы и втихомолку посмеивались над "сказками".
Владимир Владимирович потрясает "духовными скрепами"и конструирует "консервативные ценности", а исполнители мутно крестятся на портрет Дзержинского, думают о том, как отмыть очередной миллион (миллиард) и мечтают свалить вслед за старыми и новыми семьями из этой "проклятой дыры", но так, чтобы не достали не подельники, ни Интерпол.
Вы думаете, нам противостоят "охранители"? Даже не смешно: если эти люди что-то и охраняют, так собственное благополучие. "Они" - убежденные, идейные конформисты и циники, ничем не отличающиеся от "железной гвардии Януковича", бросившейся, сломя голову, служить победившему Майдану...
А кто "Мы"? Есть либералы, консерваторы, националисты, коммунисты... Право слово, бросьте вы все эти "измы", по крайней мере до лучших времен. Мы просто люди, старающиеся в это скотское время сохранить человеческий облик.
"Они" и "Мы" - антимиры, темная и светлая материя, а между нами вселенная пугливых обывателей, с тоской прислушивающихся к далеким пока раскатам политического грома.
"Они" никогда не смогут полностью искоренить "Нас", поскольку презирая и ненавидя друг друга в глубине души, обязательно переключатся на самоистребление. "Мы" никогда не люстрируем "Их" даже виртуально.
Еще несколько лет, и все эти яровые и железняки, со слезами на глазах, будут рассказывать новым хозяевам, как их ввел в искушение "проклятый режим", будут врать, валить все на Путина и клясться "искупить кровью".
Не они наш главный противник, а мы сами, носящиеся со своими смешными "измами" и ссорящиеся, как дети в песочнице. Пора взрослеть, дорогие мои единомышленники и идейные противники, потому, что если мы останемся в песочнице на костях наших жертв и героев, через годы или десятилетия опять усядутся "прагматики" с пустыми глазами и набитыми портмоне.
А эти "дети темной материи" способны только на разрушение.