17
Сил не было опять, опять и снова, что называется - как всегда. И вот ночь и не чего не произошло, только констатация этого, обвинение самое себя в не деятельности не заставит и пальцем пошевелить - капитуляция не приносит и мысли о возможных душевных угрызениях. День, взявшей начало в обеденное время, ввязавший меня в эти отношения с одеждой, кофе, в эти бесчадные передвижения по квартире в сорок квадратных метров - от туалета до дивана, от кухни до ванны, из зала в лишь бы куда-нибудь, мог бы служить прелюдией к ночи, к плодотворному излиянию, к началу жизни, но то что на улице темнеет это еще ничего не значит, это - так в раз - не возбуждает, а то что вроде бы, должно было бы, - просто вызывает усмешку и плевок в то место где могла бы быть душа. И такой же никчемный легко находишь ответы на попытки сверх эго взбунтовать сущность, расшатать несущие конструкции, ответы оставляющие тебя в оцепенение наблюдать, по несколько часов к ряду, за костяшками пальцев, и нет нужды идти на улицу к безобразным лицам и бестолковым разговорам, чем твое собственное безобразии и твоя собственная бестолковость хуже, спрашиваешь себя и получаешь ту же знакомую ухмылку и тот же смачный плевок. Поглощенный бездеятельностью как таковой, ты уже и не пытаешься найти хоть какое то оправдание этой бесконечной проволочке, разряженному времени, пустоте любующейся на себя в зеркале. И какое дело что мозг заполнен крошечными мыслишками, копошащимися как живой рыбий корм, всех их сожрет тупая память прихотливая и ненасытная, и как можно осмелиться перерисовывать эту кучу в блокнот или еще куда, или того хуже вдруг взять и начать рассказывать об этом чужим людям. Все что происходит в голове не имеет значение пока не реализовано, пока не вдолблено в другие головы или не высечено в граните, пока это не занесено в архивы и не издано определенным тиражом; все что происходит в голове это лишь ваши личные заблуждения, ваша болезнь не имеющая к обществу, а следовательно и к культуре и к здравому смыслу ни какого отношения: дураков - рискнувших поведать о своем ближнему - встречается мало, и слава богу. В этом, от части, и состоит задача социализации: научить людей скрывать свои натуры, прятать их как нечто постыдное, как половые органы, как извращенное чувство любви. Но если некоторые вещи мы и приоткрываем на время, близким, то это лишь еще одна маска самая последняя и огромная, за которую мы и сами редко заглядываем, а самые успешные в социальном плане люди - никогда; потому как смотреть туда, не щурясь и не кривясь могут лишь циники особого душевного качества, люди преодолевшие черту, сломившиеся, и склонившие головы, а потому и не потерявшие их, люди с безразличием святых смотрящие в мир, они не жестокосердечны ведь и это чувство, они просто не участливы, хоть и могут оказывать поддержку и помощь, они сносят мир как он сносит их и в этом заключена простая истина их существа. Посему они могут спокойно смотреть на себя таковыми какие они и есть а не тех кого они создали в культуре на радость и печаль окружающих, дабы удовлетворить требования и прихоти этой самой культуры, первого врага личности. Только с ней не надо бороться, не надо пытаться уничтожить, надо научиться пропускать её сквозь себя и оставаться не тронутым, и конечно надо иметь её в себе, всю без остатка, чем больше, тем лучше, и захватывать её до того как она сама научит тебя собой этим её отвратительным и всепобеждающим «опытом», она схватит за горло и поставит на колени рукой какого-нибудь жалкого деревенщины, который всю жизнь убирал навоз из конюшен и вот этому он и будет тебя учить, а опыт превратиться в навык из плена которого ты уже наврятли сможешь выбраться. И это даже не борьба а лишь существование в её границах в её пределах, просто надо быть не замеченным ею; и не имеет смысла переделывать её, так как окажешься в объятие своего детища и будешь ему раб. Переваривающий такие вот и другие спазмы мозговой деятельности, лавируя между оправданиями и опровержениями своего существа и существования, я засыпал и просыпался, закуривал и тушил сигарету и всё реже эта божественная ухмылка и все реже этот фиглярский плевок туда.