(no subject)
Стояла в сумерках посреди нашего старого двора - смотрела в окна.
память подбрасывала те нерезкие обреченные кадры, где (все ещё живы) выносят тазы с бельём; костерят детей, за то, что те виснут и рвут бельевые верёвки, выбегают с пустыми тазами под ливень - снимать бельё.
раньше напротив росла большая поздняя груша, на Ильин день у второго подъезда пахло прелой киснущей кичевой падуницы. остался штакетник, поехал немного влево, будто устал.
удивительно, двадцать лет прожила я в этом доме, а помню какие-то необязательные события отчетливо, будто вчера : вот ещё кто-то покойный - жив, бодр, ползает и шутит. а вот здесь росли золотые шары - вечный жизненный атавизм. и вот здесь, в сумерках, посреди двора всё просто - это я, мне минус двадцать, я состою из любви и жизни - в двадцать пять всё просто и сложно одновременно: сплошной антагонизм - я ничего не знаю про жизнь - я знаю про жизнь
все
память подбрасывала те нерезкие обреченные кадры, где (все ещё живы) выносят тазы с бельём; костерят детей, за то, что те виснут и рвут бельевые верёвки, выбегают с пустыми тазами под ливень - снимать бельё.
раньше напротив росла большая поздняя груша, на Ильин день у второго подъезда пахло прелой киснущей кичевой падуницы. остался штакетник, поехал немного влево, будто устал.
удивительно, двадцать лет прожила я в этом доме, а помню какие-то необязательные события отчетливо, будто вчера : вот ещё кто-то покойный - жив, бодр, ползает и шутит. а вот здесь росли золотые шары - вечный жизненный атавизм. и вот здесь, в сумерках, посреди двора всё просто - это я, мне минус двадцать, я состою из любви и жизни - в двадцать пять всё просто и сложно одновременно: сплошной антагонизм - я ничего не знаю про жизнь - я знаю про жизнь
все
