дата
Уважаемая Арина Цуканова задалась сегодня вопросом: «а за что, спрашивается, получили обвинительные приговоры Юрий Павловец и Сергей Шиптенко, статьи которых были направлены на укрепление, а не на расшатывание союзных отношений Беларуси и России?».
Напомнила мне о дате биографии, которую мало кто из побывавших за решёткой может забыть (мне почти удалось).
Ровно два года назад они пришли за мной.
До этого арестовали Дмитрия Алимкина и Юрия Павловца. Об их судьбе я безуспешно пытался расспросить пресс-секретаря Следкома - фейкового «эксперта по экстремизму» Сергея Кабаковича. Он врал и изворачивался, пообещал ответить на вопросы «Регнума» позже и даже назначил время, когда мне следовало перезвонить. Я перезванивал с десяток раз - ему и его подчинённым, однако он трубку не брал - видимо, и не собирался, так как готовился к выступлению перед госСМИ на эту же тему.
Когда они пришли, я сразу понял, что это пришли они и пришли они за мной.
После первого звонка в дверь я почувствовал их, толпящихся снаружи, ощупывающих взглядами стены и двери квартиры, в которой я остался их ожидать. Подошёл сын, тревожно посмотрел на меня из детской. По его взгляду я понял, что что он всё понимает, но не может принять происходящего. На всякий случай задал ему вопрос:
- Ты ждёшь кого-нибудь?
- Нет.
Последовал второй звонок. Я окончательно понял, что это они. Стал извещать коллег по работе и друзей: за мной пришли. Даже не по ответным репликам, а по паузам, неким недоступным рассудку образом предугадывал, что они хотят сказать, о чём эти паузы, восклицательные и вопросительные знаки, следы затирания написанного. В голове вертелся пафос, руки пытались сделать несколько дел одновременно - дописать новость, переслать черновик «итогов года» (моя ежегодная работа - обзор наиболее значимых событий), спрятать флешки, ещё раз проверить отсутствие накануне спрятанного и уничтоженного, набирать сообщения в Скайпе, в Вайбере, в редакционном чате.
С их стороны было глупо не заглушить сотовую связь и не отрубить Интернет сразу же. Успел известить, проверить, и даже более того. «Тревожный чемоданчик» был проверен накануне вечером и я подумал, что вряд ли мне дадут взять с собой всё, что в нём. Пошёл на балкон, достал из шкафа пакет, выбрал самое нужное. Рядом положил сигареты и спички - самое нужное там, куда я собрался. Подумал допить початую ещё летом, но так и не допитую без повода бутылку армянского коньяка.
Пока звонили в деверь, я сидел в кресле и перебирал по пунктам, всё ли я успел, всё ли сделал так, как задумал. Мысль о коньяке вертелась. Трудно было унять желание поглумиться над «товарищами» и потом списать всё на пьяный раж, но я справился. Заезжать через вытрезвитель или пару суток с бомжами в «обезьяннике» как-то не хотелось.
Вскоре за вторым звонком последовало отключение электричества. Я и не собирался выходить. Щиток был на лестничной площадке, через две металллические двери. Первую, запирающую тамбур, как я предполагал, они должны были уже открыть, а вот со второй - добротной, усиленной, сделанной на заказ с хорошим итальянским замком и российским ригелем они бы быстро не открыли. Во всяком случае, не бесшумно. Я ошибался.
С советским кнопочным замком на двери между лестничной площадкой и тамбуром на три квартиры они возились почти час. Я был несколько удивлён, как долго они возятся - то включая электричество, чтобы истерично жать на кнопку электрозвонка, то отключая электричество и барабаня в простенькую железную дверь с замком «от волков». Такой замок вскрывался женской заколкой, в крайнем случае - выбивался обычной отвёрткой: с одного удара сердцевина вылетала и той же отвёрткой проворачивались остатки замка до полного отпирания двери. Это знал почти каждый советский школьник. Но ни этого не знали.
Как потом мне рассказывали, несколько человек ходило по подъезду, с извинениями выпрашивая стамеску, молоток, зубило, фомку, что-то ещё. Им отказывали, они звонили в следующие двери. Потомм они нашли какие-то приспособы и стали отгибать относительно мягкий железный лист двери от дверного проёма в районе замка. Грохот стоял на весь подъезд. Периодически в эту несчастную дверь барабаанили кулаками.
«Приняли» не очень жёстко. Я предусмотрительно легко оделся.
Почти шесть часов длился обыск. Всё это время «товарищи» выгребали всё и забирали всё, что им нравилось, не утруждая себя подробным описанием изъятого (до сих пор кое-что не вернули, хотя обязаны по приговору Мингорсуда). Зачем-то забрали Георгиевские ленточки, аудиозаписи выступлений Александра Лукашенко, сборники РИСИ и Института стран СНГ, материалы конференций - в том числе ноябрьской «Союзное государство. 20 лет. Начало строительства». Кстати, на той конференции мой доклад был посвящён анализу торможения союзного строительства с критикой властей Белоруссии и предложениями по стимулированию экономической интеграции. Удалось пообщаться с Оксаной Петровской из РИСИ и другими экспертами на тему решения проблем дезинтеграции в гуманитарной и других сферах.
Впрочем, в поддержку союзного строительства выступал не я один. В это же время, как выяснилось позже, сервильные псевдоэксперты Госкомитета судебных экспертиз и других ведомств были заняты бурной деятельностью по компиляции инсинуаций для сфабрикованного уголовного дела, по которому мне и ещё троим обвиняемым в рамках наспех склоченной Следкомом «группы лиц» шили обвинение по 130-й статье Уголовного кодекса (до 12 лет лишения свободы).
Задержание (фактически - арест). Обыск. Ночь в камере РУВД стоя. Присесть на вмурованный узкий цементный загаженный постамент типа лавки решился несколько раз. Вода в туалете, куда выводили не так часто, как хотелось. Еды вообще никакой - поел через сутки уже на ИВС «Окрестино». Наверное, с детства мне не казался хлеб таким вкусным, как тот, арестантский, которым меня угостили первые сокамерники.
Затем снова камера РУВД, снова кабинет следователя СУ УСК Мацкевича, куда прибыла малограмотная расфуфыренная псевдозащитник Василевская. Из Следкома - на шоу в Мингорпрокуратуру с участием ухмыляющегося зампрокурора Карповича. Снова в камеру РУВД в багажном отделении омоновского «бобика» на ящике с инструментами, с посиневшими и отёкшими от наручников руками, которыми приходилось тягать уже увесистый после передачи матери «кешар». После «Окрестина» - «Володарка».
Но то было несколько позже. А 9 декабря, едва поступила информация о нагрянувшей ко мне зондеркоманде, лживое государственное телевидение запустило очередную порцию заготовленной диффамации, формируя общественное мнение. ОМОНовцы со смартфонами были в явно приподнятом настроении, обсуждая поток сообщений СМИ о конвоируемом.
Лгала министр Лилия Ананич, помогали обосновать репрессии перекрасившийся неоязычник Алексей Дзермант и его кореш Александр Шпаковский, задавались идиотскими вопросами «защищать ли пророссийских» так называемые «правозащитники», открыто радовались репрессиям и призывали наказать пожёстче русофобы всех мастей и группировок. В общем, творилось чёрт знает что. Как рассказали мне позже, первые два месяца (декабрь 2016 - январь 2017) гевалт стоял невообразимый. Отец даже сформулировал такое наблюдение: «Кажется, подойди к розетке, вынь штепсель - и оттуда Ананич прокричит: «Экстремисты!». Потоки злобы и лжи льются отовсюду, со всех щелей».
Телевизор и газеты мне стали доступны с 14 декабря, уже на «Володарке». Позже, после приговора 2 февраля сего года и выхода из клетки Мингорсуда, я посмотрел видео, где наши идейные оппоненты пытались оправдать политические репрессии и лучше «идеологов» во власти сформулировать нашу вину. Несмотря на то, что каждый из нас троих был человеком самодостаточным и со своими взглядами, между нами троими на многое не совпадавшими, нам шили некую совокупную, уравнительную, эфемерную вину и идейную общность. Пытались сжечь в одной топке, придавить одной на всех кладбищенской плитой. Трудно было ожидать от таких персонажей большего, манифестация их злопыхательского идиотизма - явление закономерное и неизбежное.
С 9 декабря 2016 года по 2 февраля 2018 года длилось моё пребывание за решёткой. Много было разного там. Многие ожидания благополучно не оправдались. Встретил много интересных людей - в том числе и тех, к кому бы «на воле» не попал бы на приём и никогда бы не обратился на «ты».
Как сообщили мне уже на месте, камеры прослушивались, а «на кабинетах» беседы обвиняемых с адвокатами не только прослушивались, но и просматривались. Вдобавок к этому подсаживались «товарищи на работе» и сотрудничающие, которые хорошо, если ограничивались стуком - были и провокаторы. Спровоцировать конфликт и подставить под наказание для опытного и хорошо мотивированного не так уж сложно, особенно учитывая шокированного арестанта и интеллигентской или чиновнической среды.
Помню одного замминистра, рыдавшего на верхней шконке над фотографиями жены и ребёнка. Все делали вид, что заняты своими делами и типа не замечают мужских слёз. Всем знакомо состояние, когда «накатывает», ни один не обошёлся без этого (во всяком случае, из «первоходов»). Обычно это случается в первые 10 дней и обычно это состояние невменяемости.
Быт на «Володарке» ужасающий. До сих пор помню это непередаваемое кисловато-горьковатое амбре, замешанное на табачном дыме, поте и тому подобном. Девять человек в прогулочном дворике на шесть квадратных метров, с ямами вместо твёрдого покрытия, которые летом заполняются пылью, а зимой - слякотью по щиколотку. Невероятные каши 3D, братские могилы отварной рыбы в шлёмках (что за рыба - никто опредлённо сказать не мог). Алюминиевую посуду времён Сталина производства номерных заводов. Отсутствие элементарных удобств, нехватку простейших бытовых вещей и нелепые запреты на передачи книг, пластиковых контейнеров для еды, разных продуктов. Сварные кровати-шконки самых разных неудобных конструкций. Затопление фекалиями камер «на подвалах» на протяжении полугода (иногда по 2-4 раза за сутки).
Душ раз в неделю: не всегда тёплый, на всё (одеться-раздеться, помыться-постираться, поменять и проверить выданное постельное бельё) около 15 минут, один кран на двоих, интерьер в стиле «Сталкер» с облезлой краской, колотым кафелем и т.д. Душ раз в неделю - для всех, для женщин тоже. В камерах горячей воды нет. Матрасы полусгнившие, порванные и грязные солдатские одеяла, набитые комьями грязной ваты подушки. Приходилось спать в верхней одежде. Моя первая ночь была в транзитной полуподвальной камере с выбитым стеклом и невероятно горячими батареями, отапливавшими улицу и шконку со стороны изголовья. На улице выла метель.
С тех пор ничего не изменилось. Разве что затопление фекалиями прекратилось в конце октября 2017 года, но и то не факт: жаловаться никто не будет, при обходе прокурора и начальства сизо арестанты знают, что будет, если они не ответят положенное «вопросов нет».
Не изменилось самое главное: нет массовой воли к переменам. Поэтому всё остаётся так, как и было.
Напомнила мне о дате биографии, которую мало кто из побывавших за решёткой может забыть (мне почти удалось).
Ровно два года назад они пришли за мной.
До этого арестовали Дмитрия Алимкина и Юрия Павловца. Об их судьбе я безуспешно пытался расспросить пресс-секретаря Следкома - фейкового «эксперта по экстремизму» Сергея Кабаковича. Он врал и изворачивался, пообещал ответить на вопросы «Регнума» позже и даже назначил время, когда мне следовало перезвонить. Я перезванивал с десяток раз - ему и его подчинённым, однако он трубку не брал - видимо, и не собирался, так как готовился к выступлению перед госСМИ на эту же тему.
Когда они пришли, я сразу понял, что это пришли они и пришли они за мной.
После первого звонка в дверь я почувствовал их, толпящихся снаружи, ощупывающих взглядами стены и двери квартиры, в которой я остался их ожидать. Подошёл сын, тревожно посмотрел на меня из детской. По его взгляду я понял, что что он всё понимает, но не может принять происходящего. На всякий случай задал ему вопрос:
- Ты ждёшь кого-нибудь?
- Нет.
Последовал второй звонок. Я окончательно понял, что это они. Стал извещать коллег по работе и друзей: за мной пришли. Даже не по ответным репликам, а по паузам, неким недоступным рассудку образом предугадывал, что они хотят сказать, о чём эти паузы, восклицательные и вопросительные знаки, следы затирания написанного. В голове вертелся пафос, руки пытались сделать несколько дел одновременно - дописать новость, переслать черновик «итогов года» (моя ежегодная работа - обзор наиболее значимых событий), спрятать флешки, ещё раз проверить отсутствие накануне спрятанного и уничтоженного, набирать сообщения в Скайпе, в Вайбере, в редакционном чате.
С их стороны было глупо не заглушить сотовую связь и не отрубить Интернет сразу же. Успел известить, проверить, и даже более того. «Тревожный чемоданчик» был проверен накануне вечером и я подумал, что вряд ли мне дадут взять с собой всё, что в нём. Пошёл на балкон, достал из шкафа пакет, выбрал самое нужное. Рядом положил сигареты и спички - самое нужное там, куда я собрался. Подумал допить початую ещё летом, но так и не допитую без повода бутылку армянского коньяка.
Пока звонили в деверь, я сидел в кресле и перебирал по пунктам, всё ли я успел, всё ли сделал так, как задумал. Мысль о коньяке вертелась. Трудно было унять желание поглумиться над «товарищами» и потом списать всё на пьяный раж, но я справился. Заезжать через вытрезвитель или пару суток с бомжами в «обезьяннике» как-то не хотелось.
Вскоре за вторым звонком последовало отключение электричества. Я и не собирался выходить. Щиток был на лестничной площадке, через две металллические двери. Первую, запирающую тамбур, как я предполагал, они должны были уже открыть, а вот со второй - добротной, усиленной, сделанной на заказ с хорошим итальянским замком и российским ригелем они бы быстро не открыли. Во всяком случае, не бесшумно. Я ошибался.
С советским кнопочным замком на двери между лестничной площадкой и тамбуром на три квартиры они возились почти час. Я был несколько удивлён, как долго они возятся - то включая электричество, чтобы истерично жать на кнопку электрозвонка, то отключая электричество и барабаня в простенькую железную дверь с замком «от волков». Такой замок вскрывался женской заколкой, в крайнем случае - выбивался обычной отвёрткой: с одного удара сердцевина вылетала и той же отвёрткой проворачивались остатки замка до полного отпирания двери. Это знал почти каждый советский школьник. Но ни этого не знали.
Как потом мне рассказывали, несколько человек ходило по подъезду, с извинениями выпрашивая стамеску, молоток, зубило, фомку, что-то ещё. Им отказывали, они звонили в следующие двери. Потомм они нашли какие-то приспособы и стали отгибать относительно мягкий железный лист двери от дверного проёма в районе замка. Грохот стоял на весь подъезд. Периодически в эту несчастную дверь барабаанили кулаками.
«Приняли» не очень жёстко. Я предусмотрительно легко оделся.
Почти шесть часов длился обыск. Всё это время «товарищи» выгребали всё и забирали всё, что им нравилось, не утруждая себя подробным описанием изъятого (до сих пор кое-что не вернули, хотя обязаны по приговору Мингорсуда). Зачем-то забрали Георгиевские ленточки, аудиозаписи выступлений Александра Лукашенко, сборники РИСИ и Института стран СНГ, материалы конференций - в том числе ноябрьской «Союзное государство. 20 лет. Начало строительства». Кстати, на той конференции мой доклад был посвящён анализу торможения союзного строительства с критикой властей Белоруссии и предложениями по стимулированию экономической интеграции. Удалось пообщаться с Оксаной Петровской из РИСИ и другими экспертами на тему решения проблем дезинтеграции в гуманитарной и других сферах.
Впрочем, в поддержку союзного строительства выступал не я один. В это же время, как выяснилось позже, сервильные псевдоэксперты Госкомитета судебных экспертиз и других ведомств были заняты бурной деятельностью по компиляции инсинуаций для сфабрикованного уголовного дела, по которому мне и ещё троим обвиняемым в рамках наспех склоченной Следкомом «группы лиц» шили обвинение по 130-й статье Уголовного кодекса (до 12 лет лишения свободы).
Задержание (фактически - арест). Обыск. Ночь в камере РУВД стоя. Присесть на вмурованный узкий цементный загаженный постамент типа лавки решился несколько раз. Вода в туалете, куда выводили не так часто, как хотелось. Еды вообще никакой - поел через сутки уже на ИВС «Окрестино». Наверное, с детства мне не казался хлеб таким вкусным, как тот, арестантский, которым меня угостили первые сокамерники.
Затем снова камера РУВД, снова кабинет следователя СУ УСК Мацкевича, куда прибыла малограмотная расфуфыренная псевдозащитник Василевская. Из Следкома - на шоу в Мингорпрокуратуру с участием ухмыляющегося зампрокурора Карповича. Снова в камеру РУВД в багажном отделении омоновского «бобика» на ящике с инструментами, с посиневшими и отёкшими от наручников руками, которыми приходилось тягать уже увесистый после передачи матери «кешар». После «Окрестина» - «Володарка».
Но то было несколько позже. А 9 декабря, едва поступила информация о нагрянувшей ко мне зондеркоманде, лживое государственное телевидение запустило очередную порцию заготовленной диффамации, формируя общественное мнение. ОМОНовцы со смартфонами были в явно приподнятом настроении, обсуждая поток сообщений СМИ о конвоируемом.
Лгала министр Лилия Ананич, помогали обосновать репрессии перекрасившийся неоязычник Алексей Дзермант и его кореш Александр Шпаковский, задавались идиотскими вопросами «защищать ли пророссийских» так называемые «правозащитники», открыто радовались репрессиям и призывали наказать пожёстче русофобы всех мастей и группировок. В общем, творилось чёрт знает что. Как рассказали мне позже, первые два месяца (декабрь 2016 - январь 2017) гевалт стоял невообразимый. Отец даже сформулировал такое наблюдение: «Кажется, подойди к розетке, вынь штепсель - и оттуда Ананич прокричит: «Экстремисты!». Потоки злобы и лжи льются отовсюду, со всех щелей».
Телевизор и газеты мне стали доступны с 14 декабря, уже на «Володарке». Позже, после приговора 2 февраля сего года и выхода из клетки Мингорсуда, я посмотрел видео, где наши идейные оппоненты пытались оправдать политические репрессии и лучше «идеологов» во власти сформулировать нашу вину. Несмотря на то, что каждый из нас троих был человеком самодостаточным и со своими взглядами, между нами троими на многое не совпадавшими, нам шили некую совокупную, уравнительную, эфемерную вину и идейную общность. Пытались сжечь в одной топке, придавить одной на всех кладбищенской плитой. Трудно было ожидать от таких персонажей большего, манифестация их злопыхательского идиотизма - явление закономерное и неизбежное.
С 9 декабря 2016 года по 2 февраля 2018 года длилось моё пребывание за решёткой. Много было разного там. Многие ожидания благополучно не оправдались. Встретил много интересных людей - в том числе и тех, к кому бы «на воле» не попал бы на приём и никогда бы не обратился на «ты».
Как сообщили мне уже на месте, камеры прослушивались, а «на кабинетах» беседы обвиняемых с адвокатами не только прослушивались, но и просматривались. Вдобавок к этому подсаживались «товарищи на работе» и сотрудничающие, которые хорошо, если ограничивались стуком - были и провокаторы. Спровоцировать конфликт и подставить под наказание для опытного и хорошо мотивированного не так уж сложно, особенно учитывая шокированного арестанта и интеллигентской или чиновнической среды.
Помню одного замминистра, рыдавшего на верхней шконке над фотографиями жены и ребёнка. Все делали вид, что заняты своими делами и типа не замечают мужских слёз. Всем знакомо состояние, когда «накатывает», ни один не обошёлся без этого (во всяком случае, из «первоходов»). Обычно это случается в первые 10 дней и обычно это состояние невменяемости.
Быт на «Володарке» ужасающий. До сих пор помню это непередаваемое кисловато-горьковатое амбре, замешанное на табачном дыме, поте и тому подобном. Девять человек в прогулочном дворике на шесть квадратных метров, с ямами вместо твёрдого покрытия, которые летом заполняются пылью, а зимой - слякотью по щиколотку. Невероятные каши 3D, братские могилы отварной рыбы в шлёмках (что за рыба - никто опредлённо сказать не мог). Алюминиевую посуду времён Сталина производства номерных заводов. Отсутствие элементарных удобств, нехватку простейших бытовых вещей и нелепые запреты на передачи книг, пластиковых контейнеров для еды, разных продуктов. Сварные кровати-шконки самых разных неудобных конструкций. Затопление фекалиями камер «на подвалах» на протяжении полугода (иногда по 2-4 раза за сутки).
Душ раз в неделю: не всегда тёплый, на всё (одеться-раздеться, помыться-постираться, поменять и проверить выданное постельное бельё) около 15 минут, один кран на двоих, интерьер в стиле «Сталкер» с облезлой краской, колотым кафелем и т.д. Душ раз в неделю - для всех, для женщин тоже. В камерах горячей воды нет. Матрасы полусгнившие, порванные и грязные солдатские одеяла, набитые комьями грязной ваты подушки. Приходилось спать в верхней одежде. Моя первая ночь была в транзитной полуподвальной камере с выбитым стеклом и невероятно горячими батареями, отапливавшими улицу и шконку со стороны изголовья. На улице выла метель.
С тех пор ничего не изменилось. Разве что затопление фекалиями прекратилось в конце октября 2017 года, но и то не факт: жаловаться никто не будет, при обходе прокурора и начальства сизо арестанты знают, что будет, если они не ответят положенное «вопросов нет».
Не изменилось самое главное: нет массовой воли к переменам. Поэтому всё остаётся так, как и было.