история не о нас
когда-то я не умела говорить на французском. зато могла часами болтать без устали и пила неразбавленное виски. я любила Фриду Кало и Марину Цветаеву. и его.
да, я любила - надрывно, и вздохом, и криком, - четыре года.
из них мы провели вместе что-то около четырёх месяцев.
последний раз я видела его полторы недели назад, в Париже.
его родное - вопреки всему - лицо. его знакомые руки, то нежные, то страстные. его милые сердцу манеры.
он, как обычно, подтрунивал надо всем, чем можно и нельзя, но после срывался с места, чтобы открыть случайной старушке дверь.
я улыбалась.
а в конце уже маячили знакомый аэропортный терминал, скомканный разговор длиной в две сигареты и удушающая пустота.
он улетал домой.
потом я на пару часов приехала к нашему общему другу в неближайший пригород. я была молчалива и дрожащей рукой расплескала свой стакан - с виски, конечно. я думала о Робере Дуано и Анне Гавальда. и о нём.
я улетала домой.
и только одно теперь осталось от нас: воспоминание, что когда-то я не умела говорить на французском.
да, я любила - надрывно, и вздохом, и криком, - четыре года.
из них мы провели вместе что-то около четырёх месяцев.
последний раз я видела его полторы недели назад, в Париже.
его родное - вопреки всему - лицо. его знакомые руки, то нежные, то страстные. его милые сердцу манеры.
он, как обычно, подтрунивал надо всем, чем можно и нельзя, но после срывался с места, чтобы открыть случайной старушке дверь.
я улыбалась.
а в конце уже маячили знакомый аэропортный терминал, скомканный разговор длиной в две сигареты и удушающая пустота.
он улетал домой.
потом я на пару часов приехала к нашему общему другу в неближайший пригород. я была молчалива и дрожащей рукой расплескала свой стакан - с виски, конечно. я думала о Робере Дуано и Анне Гавальда. и о нём.
я улетала домой.
и только одно теперь осталось от нас: воспоминание, что когда-то я не умела говорить на французском.