Старые песни о главном
У таджиков есть хорошая пословица - «Охраняй прошлое, но знай и новое». Так уж получается, что страна, откуда все мы тем или иным образом родом, прошлое имеет не столько мрачное, сколько непредсказуемое. И казалось бы, о нем мы знаем уже предостаточно - не только об отнюдь не фальшивой мощи государства, но и о маниакальном таланте власти вытирать ноги о жизни собственных граждан. Вот еще одна такая история.
Опубликовать эти воспоминания я собирался уже довольно давно, но время от времени все что-то да останавливало. Не от того, что главного действующего лица этого юридического фарса уже нет в живых, и что некоторые из лепивших то уголовное дело и прыгавшие в партийной массовке еще топчут эту планету. Нужен был повод, чтобы разворошить болезненный семейный архив, и он представился не самый лучший - мое уголовное дело кроится по подобному лекалу.
Речь пойдет об истории, приключившейся в далеком 1982 году с моим дядей Константином Матюниным, который руководил в то время в сущности режимным объектом - филиалом Института репрографии, занимавшимся научным обслуживанием и микрофильмированием технической документации, а также вел на общественных началах городские клубы при горкоме ВЛКСМ - обучал желающих стенографии и эсперанто. Этот достаточно непродолжительный по документам и фактологии эпизод в его жизни на самом деле длился отнюдь не несколько месяцев - чтобы отстоять репутацию при поганом совке нужны были долгие световые годы.
Данный текст является компиляцией двух писем, направленных дядей в разные инстанции. Из объемной папки, в которой не только собраны материалы дела, но и в том числе литературно изложены его воспоминания, я выбирал именно эти послания, чтобы за художественной обработкой не потерялось главного - смысла претензий власти, считающей, что она не может ошибаться. Я выкладываю это с простой целью: показать, что за прошедшие тридцать лет хоть и изменилось название страны, но отношение государства к своей главной ценности - к людям - меняться и не собирается.
Воспоминания преступника
Из письма Президиуму Верховного Совета СССР
В июле 1982 г. по ст. 6 УПК РСФСР было прекращено уголовное дело по обвинению меня по ч. 1 ст. 92 УК РСФСР (хищение со злоупотреблением служебным положением) и бюро ГК КПСС объявило мне выговор с занесением в партийную карточку без разбирательства за незаконное размножение литературы.
Суть обвинения состояла в том, что я, как директор филиала, разрешал размножение учебных пособий по языку эсперанто для ГК ВЛКСМ и печатных произведений советских авторов в просветительских целях (книги по воспитанию детей, шитью, вышиванию, ремонту автомобилей и т.д.) по просьбе профсоюзного комитета филиала для работников филиала по заниженным ценам.
А началась эта история так.
24 марта 1982 года филиал, где я работал директором, посетил сотрудник милиции Пискунов и без предъявления документов, без представителя администрации филиала в нарушение ст. 10 «Положения о милиции» стал проводить обыск рабочих мест множительного и переплетного участков, грубо отстраняя сотрудников. Попытался вынести через проходную изъятое, но его действия были пресечены проверяющим из другого министерства. Я в это время отсутствовал на предприятии.
На следующий день в филиал явились начальник отделения милиции Лукашов с Пискуновым, не предъявили никакого постановления, составили акт изъятия, а мне сказали: «вот пригласят тебя заместитель начальника уголовного розыска и заместитель начальника следственного отдела, они тебе и объяснят все».
Были изъяты с нарядами копии книг «Автомобиль ВАЗ», «Мой автомобиль „Жигули“», «Как вести себя», «Техника кроя», фотокопия сборника стихов Высоцкого «Нерв», изготовленная для профсоюзной библиотеки филиала. Незаконно изъяты и не возвращены до сих пор книги типографского издания (не копии) «Три мушкетера», «Чекисты», фотокопия энциклопедического словаря «Кинофототехника», изготовленная для технической библиотеки филиала, светокопии учебных пособий по стенографии для городского Дворца пионеров. Незаконно были изъяты также более 30 журналов «Роман-газета», возвращены по настоянию в июле 1982 г.
Начальнику уголовного розыска Аносову я подтвердил, что копии книг, в том числе и учебные пособия по стенографии и эсперанто, изготовлены на нашем предприятии. Тогда Аносов говорил, что ничего страшного нет, если печаталась только эта литература, сейчас, мол, проверяется, не печатается ли у вас антисоветская, религиозная, порнографическая литература, не печатаются ли деньги, не шелестим ли мы деньгами.
Вынуждал меня признаться в том, что я отвез (или отправил почтой) в Москву 20 сборников стихов Высоцкого и продал их по 50 рублей каждый. Говорил, что в Москве задержан некто, назвавший мою фамилию, купивший у меня сборник. В случае непризнания обещал устроить очную встречу с «покупателем». Аносов пугал меня, что за моими действиями следят уже давно, а работнику филиала Савельеву сказал, что «вот сейчас Матюнин едет в Москву, будем следить за каждым его шагом».
В заключение беседы Аносов задал вопрос: «Что дает вам эсперанто?» Он был удивлен, что для меня эсперанто - это духовная жизнь, и как видно из действий милиции, решил доказать, что для меня эсперанто - средство наживы.
В последующие дни Аносов и Лукашов посетили первого секретаря горкома КПСС Землянова и объявили ему, что я нарушаю авторские права при незаконном размножении книг и присваиваю деньги при их распространении.
В период с 8 по 10 апреля 1982 г. я допрашивался заместителем начальника следственного отдела Чадновым как свидетель. Вопросы начались с организации городского клуба эсперанто, где я являлся председателем и его организатором при горкоме ВЛКСМ. Чаднов проверил записи по кассе клуба и не мог заподозрить меня в каких-либо махинациях. В кассе был поставлен точный учет учебных пособий, размножаемых в филиале для клуба в соответствии с письмами ГК ВЛКСМ, а также денежных средств.
Чаднов говорил, что в моих действиях нет ничего преступного, кроме нарушения ст. 141 УК РСФСР; но это малозначительно, ограничатся рекомендациями обсудить меня... Тогда-то я понял, что против меня скрытно возбуждено уголовное дело.
9.04.82 г. Пискунов предъявил мне постановление об изъятии: «работал директором филиала, размножал учебную литературу по эсперанто, продавал ее в других городах, в результате чего присвоил 400 рублей. <...> Деньги в сумме 400 руб. и учебную литературу изъять».
Возмутила формулировка: присвоил. Когда я спросил об этом Лукашова, он ответил, что это предварительно, есть предположение о присвоении более значительной суммы. А после окончания уголовного дела эта сумма и учебники возвращаются мне без каких-либо формулировок. И никакого присвоения, тем более какой-то значительной суммы не вскрыто, а я остался преступником.
Поясню, что средства клуба образовывались за счет членских взносов изучающих язык и расходовались на приобретение литературы, подписки, почтовые расходы (на момент изъятия под суммой в 400 рублей подразумевался остаток, который составлял 337,67 руб.). Я работу в клубе вел безвозмездно, хотя горком КПСС предлагал мне решить вопрос по оплате за работу в клубе.
10.04.82 г. Чаднов показывает мне ордер на обыск квартиры: «возможно хранение учебно-методической литературы на эсперанто». Но обыск не делается. Чаднов сказал, что проверка отчетов не дает оснований производить обыск.
А 8 апреля 1982 года я отправил из Москвы почтой цветные карандаши - 30 коробок по просьбе детского сада, куда ходила моя дочь. Эта посылка на почте изымается милицией, как и другие мои почтовые корреспонденции, о чем я догадывался. Я был вынужден организовать поиск посылки и она была мне возвращена 12.05.82 г. после допроса. Мне было позорно давать ответы: «подразумевался в спекуляции карандашами!»
Тогда же следователь Малыхин показал изъятую переписку, приобщенную к делу, но это не могло убедить их в том, что я наживаюсь на махинациях; были изъяты письма с вырезками из современных советских газет с заметками об эсперанто, которыми обмениваются эсперантисты, журналы на языке эсперанто из ГДР и Болгарии, распространяемыми в СССР через «Союзпечать». Считаю: изъятие журналов дружественных нам стран неблаговидным и позорным фактом, и хотя мне их обещали вернуть, они не возвращены.
Чаднов также говорил мне, что есть сведения, что я продавал стихи Высоцкого в Новосибирске.
8.07.82 г. Малыхин вызывал на беседу начальника отдела филиала, секретаря парторганизации Кошкареву, и последняя мне в присутствии работников филиала рассказывала о содержании это беседы. Тогда Кошкарева ответила Малыхину, что в филиале брожение от действий милиции, плохое мнение о работниках милиции, ведь дело уже тянется порядком. Малыхин сказал, что у него более важных еще 18 дел, что против меня дело было начато уголовным, а теперь уголовным никак не получается.
19 июля 1982 года меня вызывает Чаднов и объявляет, что возбужденное против меня уголовное дело закончено, я обвиняюсь по ст. 92 ч. 1 и ст. 141 УК РСФСР. Он готовил письма в ГК КПСС и в горисполком.
(Немного забежим вперед).
Из письма спецкору газеты «Правда» тов. Богачуку А.И.
В апреле 1983 г. мне звонит первый секретарь ГК КПСС Землянов и говорит, что в комитете партийного контроля при ЦК КПСС имеются документы: Матюнин присваивал деньги для личного обогащения. Просит уточнить, откуда появились такие обвинения, ведь в 1982 году милиция отрицала это. Сказал, что дело очень серьезно, грозит исключением из партии.
После этого на различных собраниях и совещаниях в городе Землянов стал говорить обо мне как о преступнике, которому не место в партии, на руководящей работе, в депутатах. Причем суть моих нарушений не раскрывалась, по городу поползли слухи, докатились до коллектива филиала и вызывают полное недопонимание у работников.
17.08.83 г. без разбирательства я исключаюсь из рядов КПСС на бюро ГК КПСС, минуя партийную организацию филиала. На бюро был только обмен мнениями, голосования не было.
1.09.83 г. пленум утвердил решение бюро ГК КПСС о моем исключении за злоупотребление служебным положением. На пленуме выступала секретарь партийной организации филиала Кошкарева, говорила, что я хорошо знаю производство, но не могу работать с людьми, преследую добросовестных работников и вынуждаю их увольняться. Несправедливое высказывание было поддержано секретарем ГК Туралиной: уже открыто коммунисты говорят, что мне не место в партии, я ни одного дня не должен быть директором.
Позже, 9.09.83 г. секретарь ГК КПСС Туралина делает сообщение о пленуме в коллективе филиала, где обвиняет меня в незаконном создании городского клуба эсперанто, мол, никто в ГК КПСС не знал о его существовании. Коллектив филиала упрекнул ее, что она не читает местную газету, не знает об этом клубе, хотя в то же время ее дочь посещала его.
Клуб был организован при содействии ГК КПСС Горкомом комсомола. После создания в Союзе Ассоциации советских эсперантистов в 1979 году мне заместителем заведующей отделом пропаганды Осьминкиной было предложено написать заметку об эсперанто в местную газету, эту статью до печати редактор газеты Атучин показал Землянову и последний дал разрешение напечатать ее: пусть молодежь лучше знает и изучает эсперанто, чем пьянствует. При содействии первого секретаря ГК ВЛКСМ Губкина и секретаря ГК КПСС Леоновой напечатаны объявления с приглашением изучать эсперанто. Осьминкина содействует, чтобы клубу для занятий был предоставлен кабинет политического просвещения треста «Юргапромстрой».
Чаднов сказал, что он совместно с Кошкаревой определили, что размножение производилось по заниженной стоимости, определен ущерб, который будет собран с работников филиала, так как размножение производилось по их просьбе, и ущерб при изготовлении учебных пособий по эсперанто возместится через клуб и ранее изъятые как присвоенные 337,67 руб. погашают этот ущерб.
26.07.82 г. я приглашаюсь секретарем горсовета Бердниковой для ознакомления с результатами следствия. Текст письма в исполкоме вызвал много вопросов. Ясность внес следователь Малыхин, сказавший, что в моих действиях нет присвоения денежных средств и корыстных целей, а на мой вопрос, почему дело оказалось уголовным, ответил: «Начальству видней». Малыхин также выбивал решение о непривлечении меня к уголовной ответственности как депутата Городского совета; проходили сроки.
27.07.82 г. мне приказом министра объявляется строгий выговор с предупреждением, что при повторении подобных нарушений я буду отстранен от занимаемой должности.
28.07.82 г. состоялось бюро ГК КПСС, я получил строгое партийное взыскание. На бюро секретарь ГК КПСС говорил, что работники милиции отрицают факты присвоения денег с моей стороны. Постановление о прекращении уголовного дела натягивает факты, искажает действительность, не отражает подлинного положения вещей. Когда работники органов, листая дела, зачитывали кое-какие факты, у меня волосы на голове поднимались: подобного не было, а ведь кто-то должен это все проверять.
Председатель партийной комиссии ГК КПСС, бывший начальник горотдела милиции Мишин, разбирая мое дело, пришел к выводу, что в моих действиях нет состава преступления. Он говорил о беседе с начальником милиции Лукашовым: Матюнин не преступник, но его надо сделать им по указанию свыше, следствием допущены ошибки, оперативные работники попали впросак и не хотят вскрывать свои оплошности, пусть лучше один Матюнин останется преступником, чем нескольких работников милиции снимут с работы.
Занижение стоимости размножения в филиале ведется с самого начала его организации, так как одна вышестоящая организация требовала выполнения множительных работ и обучения людей этим работам, специально выделили для этих работ людей. Другая же организация не была допущена к праву проверки необходимости этих работ, а лишь сводила отчетность и нам, как бюджетной организации, не разрешала выполнять эти работы или заставляла их делать бесплатно. Поэтому и вынуждены были всем без исключения работы выполнять по заниженной стоимости. Указания о необходимости прекращения платных работ есть в материалах следствия.
Филиал имел соответствующее разрешение на право выполнять работы по размножению, в том числе и ГК ВЛКСМ, через который размножались учебные пособия по эсперанто. Размножение советской литературы, о которой упоминается в самом начале письма, не является незаконным, так как репрографирование печатных произведений в научных, учебных и просветительских целях допускается ст. 492 ГК РСФСР без согласия автора, то есть нарушения авторских прав нет.
Попытка убедить меня в том, что эта статья не относится к делу, так как я обвиняюсь как частное лицо, а не как директор, смешна: неужели частное лицо может иметь в личном пользовании репродукционные установки?! Следовательно, говорить о нарушении авторских прав нельзя. Да и дела об этих преступлениях возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего (ст. 27 УПК РСФСР), а подобных жалоб не было.
Меня обвиняют в том, что якобы я занимался распространением размножаемых книг. Этим я не занимался: профорги составляют списки желающих приобрести ту или иную копию и через профком филиала обращались ко мне с просьбой размножить. Если размножение разрешалось, деньги сдавались в кассу филиала.
Неужели в подобном моем поведении скрывается корысть и это можно квалифицировать как присвоение денежных средств, о чем говорится в Постановлении о прекращении уголовного дела? Ведь в эсперанто-клубе были изъяты денежный остаток и учебные пособия, а потом возвращены, значит они были размножены не противозаконно, что и признается возвратом.
Сообщение о прекращении уголовного дела от 26.07.1982 г. высылается письмом от 29.07, а на конверте почтовый штемпель от 10.08; письмо же вложено в мой почтовый ящик лишь 17.08, что преднамеренно лишило меня в пятидневный срок обжаловать постановление прокурору, а последующие обжалования не могли внести изменения мотивировки постановления о прекращении дела. Я обращался в ряд столичных юридических консультаций, юристы говорят, что в постановлении нет доказательств моей вины, а это задача следствия; мои действия неправильно квалифицированы. Да и стиль постановления предвзятый, искажает факты.
29.08.83 г. я был на приеме в Президиуме Верховного Совета СССР у т. Колобова А.П., который также подтвердил мою уверенность и просил письменного обращения в Верховный Совет. Однако его обещания разобраться через прокуратуру остановили меня, так как неделей ранее я был в приемной Прокуратуры Союза ССР, и меня связали опять с тем же человеком, с которым я уже беседовал неоднократно и раньше, который начал мое уголовное дело.
Тогда работник генеральной прокуратуры Рыбаков вышел ко мне присвистывая, и с улыбкой сказал, что напрасны мои попытки прикрыться партийными органами при организации клуба в городе, что никакого клуба не было, все фикция, этот клуб - прикрытие для присвоения денег в целях личного обогащения. Для него было удивлением, что «ущерб» оплачен через работников филиала, что мне не предъявляли никакого обвинения, что вернули «присвоенные» деньги и учебные пособия. Но он сказал, что мне не следует работать директором филиала режимного предприятия, так как эсперанто предназначен для контакта с заграницей, рекомендовал начальнику управлению Министерства перевести меня в другой город. Кстати, и Мишин говорил мне: лучше уехать из Юрги.
Но я не преступник. Надеюсь, что в нынешних условиях появилась возможность детально разобраться в деле, оценить факты и снять с меня необоснованные обвинения.
30.08.1987 г.
Финал истории предсказуем. Она в какой-то мере действительно закончилась ничем - резолютивная часть Постановления о прекращении уголовного дела так и осталась без изменений. И если бы он прошел через этот затеянный государством блеф без жертв, чего по определению тогда быть не могло, можно было бы только радоваться, но за скобками остались предательство коллег и семейная драма, которые не смогли не отразиться на его дальнейшей жизни.
Он не упоминает в воспоминаниях, например, о том, что во время так называемых следственных действий был исключен из рядов КПСС - это совсем не то же самое, что сегодня оказаться исключенным из никому не нужной паршивой «Единой России»; тогда подобные решения партии ломали людям не только карьеру, но и жизнь. Впоследствии первый секретарь горкома КПСС Владимир Землянов предлагал ему вернуться в ряды серпасто-молоткастых, но дядя отказался - противно. Землянов ныне на том свете, Нелли Осьминкина осела в страховых структурах, Антонина Леонова ушла в тень сына Александра, владеющего торговой сетью «Снегири», а вот заправлявшая травлей моего родственника Майя Туралина до сих пор пытается участвовать в общественной жизни города и, кажется, нашла себе лучшее применение, без измены, что называется, сущности: пытается увековечить память писательницы Екатерины Дубро, не забывая при случае пнуть Рубцову, конфликт с которой Дубро когда-то просто придумала - не исправит даже могила...
Из филиала Института репрографии дядя впоследствии уволился и ушел преподавать в Юргинский механический техникум. Сам же филиал института, впоследствии переименованный в ЦНИИ «Комплекс», существует в городе до сих пор. В девяностых предприятие возглавлял небезызвестный Александр Евдокимов и даже удивительно, почему после его руководства этот научный объект не прекратил своего существования, ведь все, к чему прикасается рука Евдокимова очень быстро затягивает трясиной.
А потом не стало и СССР вместе со всем его маразмом, уровень которого был поистине государственным. Ненадолго. На каких-то десять лет. Сегодня уже все почти, как тогда. И дальше, так полагаю, будет только хуже.
Опубликовать эти воспоминания я собирался уже довольно давно, но время от времени все что-то да останавливало. Не от того, что главного действующего лица этого юридического фарса уже нет в живых, и что некоторые из лепивших то уголовное дело и прыгавшие в партийной массовке еще топчут эту планету. Нужен был повод, чтобы разворошить болезненный семейный архив, и он представился не самый лучший - мое уголовное дело кроится по подобному лекалу.
Речь пойдет об истории, приключившейся в далеком 1982 году с моим дядей Константином Матюниным, который руководил в то время в сущности режимным объектом - филиалом Института репрографии, занимавшимся научным обслуживанием и микрофильмированием технической документации, а также вел на общественных началах городские клубы при горкоме ВЛКСМ - обучал желающих стенографии и эсперанто. Этот достаточно непродолжительный по документам и фактологии эпизод в его жизни на самом деле длился отнюдь не несколько месяцев - чтобы отстоять репутацию при поганом совке нужны были долгие световые годы.
Данный текст является компиляцией двух писем, направленных дядей в разные инстанции. Из объемной папки, в которой не только собраны материалы дела, но и в том числе литературно изложены его воспоминания, я выбирал именно эти послания, чтобы за художественной обработкой не потерялось главного - смысла претензий власти, считающей, что она не может ошибаться. Я выкладываю это с простой целью: показать, что за прошедшие тридцать лет хоть и изменилось название страны, но отношение государства к своей главной ценности - к людям - меняться и не собирается.
Воспоминания преступника
Из письма Президиуму Верховного Совета СССР
В июле 1982 г. по ст. 6 УПК РСФСР было прекращено уголовное дело по обвинению меня по ч. 1 ст. 92 УК РСФСР (хищение со злоупотреблением служебным положением) и бюро ГК КПСС объявило мне выговор с занесением в партийную карточку без разбирательства за незаконное размножение литературы.
Суть обвинения состояла в том, что я, как директор филиала, разрешал размножение учебных пособий по языку эсперанто для ГК ВЛКСМ и печатных произведений советских авторов в просветительских целях (книги по воспитанию детей, шитью, вышиванию, ремонту автомобилей и т.д.) по просьбе профсоюзного комитета филиала для работников филиала по заниженным ценам.
А началась эта история так.
24 марта 1982 года филиал, где я работал директором, посетил сотрудник милиции Пискунов и без предъявления документов, без представителя администрации филиала в нарушение ст. 10 «Положения о милиции» стал проводить обыск рабочих мест множительного и переплетного участков, грубо отстраняя сотрудников. Попытался вынести через проходную изъятое, но его действия были пресечены проверяющим из другого министерства. Я в это время отсутствовал на предприятии.
На следующий день в филиал явились начальник отделения милиции Лукашов с Пискуновым, не предъявили никакого постановления, составили акт изъятия, а мне сказали: «вот пригласят тебя заместитель начальника уголовного розыска и заместитель начальника следственного отдела, они тебе и объяснят все».
Были изъяты с нарядами копии книг «Автомобиль ВАЗ», «Мой автомобиль „Жигули“», «Как вести себя», «Техника кроя», фотокопия сборника стихов Высоцкого «Нерв», изготовленная для профсоюзной библиотеки филиала. Незаконно изъяты и не возвращены до сих пор книги типографского издания (не копии) «Три мушкетера», «Чекисты», фотокопия энциклопедического словаря «Кинофототехника», изготовленная для технической библиотеки филиала, светокопии учебных пособий по стенографии для городского Дворца пионеров. Незаконно были изъяты также более 30 журналов «Роман-газета», возвращены по настоянию в июле 1982 г.
Начальнику уголовного розыска Аносову я подтвердил, что копии книг, в том числе и учебные пособия по стенографии и эсперанто, изготовлены на нашем предприятии. Тогда Аносов говорил, что ничего страшного нет, если печаталась только эта литература, сейчас, мол, проверяется, не печатается ли у вас антисоветская, религиозная, порнографическая литература, не печатаются ли деньги, не шелестим ли мы деньгами.
Вынуждал меня признаться в том, что я отвез (или отправил почтой) в Москву 20 сборников стихов Высоцкого и продал их по 50 рублей каждый. Говорил, что в Москве задержан некто, назвавший мою фамилию, купивший у меня сборник. В случае непризнания обещал устроить очную встречу с «покупателем». Аносов пугал меня, что за моими действиями следят уже давно, а работнику филиала Савельеву сказал, что «вот сейчас Матюнин едет в Москву, будем следить за каждым его шагом».
В заключение беседы Аносов задал вопрос: «Что дает вам эсперанто?» Он был удивлен, что для меня эсперанто - это духовная жизнь, и как видно из действий милиции, решил доказать, что для меня эсперанто - средство наживы.
В последующие дни Аносов и Лукашов посетили первого секретаря горкома КПСС Землянова и объявили ему, что я нарушаю авторские права при незаконном размножении книг и присваиваю деньги при их распространении.
В период с 8 по 10 апреля 1982 г. я допрашивался заместителем начальника следственного отдела Чадновым как свидетель. Вопросы начались с организации городского клуба эсперанто, где я являлся председателем и его организатором при горкоме ВЛКСМ. Чаднов проверил записи по кассе клуба и не мог заподозрить меня в каких-либо махинациях. В кассе был поставлен точный учет учебных пособий, размножаемых в филиале для клуба в соответствии с письмами ГК ВЛКСМ, а также денежных средств.
Чаднов говорил, что в моих действиях нет ничего преступного, кроме нарушения ст. 141 УК РСФСР; но это малозначительно, ограничатся рекомендациями обсудить меня... Тогда-то я понял, что против меня скрытно возбуждено уголовное дело.
9.04.82 г. Пискунов предъявил мне постановление об изъятии: «работал директором филиала, размножал учебную литературу по эсперанто, продавал ее в других городах, в результате чего присвоил 400 рублей. <...> Деньги в сумме 400 руб. и учебную литературу изъять».
Возмутила формулировка: присвоил. Когда я спросил об этом Лукашова, он ответил, что это предварительно, есть предположение о присвоении более значительной суммы. А после окончания уголовного дела эта сумма и учебники возвращаются мне без каких-либо формулировок. И никакого присвоения, тем более какой-то значительной суммы не вскрыто, а я остался преступником.
Поясню, что средства клуба образовывались за счет членских взносов изучающих язык и расходовались на приобретение литературы, подписки, почтовые расходы (на момент изъятия под суммой в 400 рублей подразумевался остаток, который составлял 337,67 руб.). Я работу в клубе вел безвозмездно, хотя горком КПСС предлагал мне решить вопрос по оплате за работу в клубе.
10.04.82 г. Чаднов показывает мне ордер на обыск квартиры: «возможно хранение учебно-методической литературы на эсперанто». Но обыск не делается. Чаднов сказал, что проверка отчетов не дает оснований производить обыск.
А 8 апреля 1982 года я отправил из Москвы почтой цветные карандаши - 30 коробок по просьбе детского сада, куда ходила моя дочь. Эта посылка на почте изымается милицией, как и другие мои почтовые корреспонденции, о чем я догадывался. Я был вынужден организовать поиск посылки и она была мне возвращена 12.05.82 г. после допроса. Мне было позорно давать ответы: «подразумевался в спекуляции карандашами!»
Тогда же следователь Малыхин показал изъятую переписку, приобщенную к делу, но это не могло убедить их в том, что я наживаюсь на махинациях; были изъяты письма с вырезками из современных советских газет с заметками об эсперанто, которыми обмениваются эсперантисты, журналы на языке эсперанто из ГДР и Болгарии, распространяемыми в СССР через «Союзпечать». Считаю: изъятие журналов дружественных нам стран неблаговидным и позорным фактом, и хотя мне их обещали вернуть, они не возвращены.
Чаднов также говорил мне, что есть сведения, что я продавал стихи Высоцкого в Новосибирске.
8.07.82 г. Малыхин вызывал на беседу начальника отдела филиала, секретаря парторганизации Кошкареву, и последняя мне в присутствии работников филиала рассказывала о содержании это беседы. Тогда Кошкарева ответила Малыхину, что в филиале брожение от действий милиции, плохое мнение о работниках милиции, ведь дело уже тянется порядком. Малыхин сказал, что у него более важных еще 18 дел, что против меня дело было начато уголовным, а теперь уголовным никак не получается.
19 июля 1982 года меня вызывает Чаднов и объявляет, что возбужденное против меня уголовное дело закончено, я обвиняюсь по ст. 92 ч. 1 и ст. 141 УК РСФСР. Он готовил письма в ГК КПСС и в горисполком.
(Немного забежим вперед).
Из письма спецкору газеты «Правда» тов. Богачуку А.И.
В апреле 1983 г. мне звонит первый секретарь ГК КПСС Землянов и говорит, что в комитете партийного контроля при ЦК КПСС имеются документы: Матюнин присваивал деньги для личного обогащения. Просит уточнить, откуда появились такие обвинения, ведь в 1982 году милиция отрицала это. Сказал, что дело очень серьезно, грозит исключением из партии.
После этого на различных собраниях и совещаниях в городе Землянов стал говорить обо мне как о преступнике, которому не место в партии, на руководящей работе, в депутатах. Причем суть моих нарушений не раскрывалась, по городу поползли слухи, докатились до коллектива филиала и вызывают полное недопонимание у работников.
17.08.83 г. без разбирательства я исключаюсь из рядов КПСС на бюро ГК КПСС, минуя партийную организацию филиала. На бюро был только обмен мнениями, голосования не было.
1.09.83 г. пленум утвердил решение бюро ГК КПСС о моем исключении за злоупотребление служебным положением. На пленуме выступала секретарь партийной организации филиала Кошкарева, говорила, что я хорошо знаю производство, но не могу работать с людьми, преследую добросовестных работников и вынуждаю их увольняться. Несправедливое высказывание было поддержано секретарем ГК Туралиной: уже открыто коммунисты говорят, что мне не место в партии, я ни одного дня не должен быть директором.
Позже, 9.09.83 г. секретарь ГК КПСС Туралина делает сообщение о пленуме в коллективе филиала, где обвиняет меня в незаконном создании городского клуба эсперанто, мол, никто в ГК КПСС не знал о его существовании. Коллектив филиала упрекнул ее, что она не читает местную газету, не знает об этом клубе, хотя в то же время ее дочь посещала его.
Клуб был организован при содействии ГК КПСС Горкомом комсомола. После создания в Союзе Ассоциации советских эсперантистов в 1979 году мне заместителем заведующей отделом пропаганды Осьминкиной было предложено написать заметку об эсперанто в местную газету, эту статью до печати редактор газеты Атучин показал Землянову и последний дал разрешение напечатать ее: пусть молодежь лучше знает и изучает эсперанто, чем пьянствует. При содействии первого секретаря ГК ВЛКСМ Губкина и секретаря ГК КПСС Леоновой напечатаны объявления с приглашением изучать эсперанто. Осьминкина содействует, чтобы клубу для занятий был предоставлен кабинет политического просвещения треста «Юргапромстрой».
Чаднов сказал, что он совместно с Кошкаревой определили, что размножение производилось по заниженной стоимости, определен ущерб, который будет собран с работников филиала, так как размножение производилось по их просьбе, и ущерб при изготовлении учебных пособий по эсперанто возместится через клуб и ранее изъятые как присвоенные 337,67 руб. погашают этот ущерб.
26.07.82 г. я приглашаюсь секретарем горсовета Бердниковой для ознакомления с результатами следствия. Текст письма в исполкоме вызвал много вопросов. Ясность внес следователь Малыхин, сказавший, что в моих действиях нет присвоения денежных средств и корыстных целей, а на мой вопрос, почему дело оказалось уголовным, ответил: «Начальству видней». Малыхин также выбивал решение о непривлечении меня к уголовной ответственности как депутата Городского совета; проходили сроки.
27.07.82 г. мне приказом министра объявляется строгий выговор с предупреждением, что при повторении подобных нарушений я буду отстранен от занимаемой должности.
28.07.82 г. состоялось бюро ГК КПСС, я получил строгое партийное взыскание. На бюро секретарь ГК КПСС говорил, что работники милиции отрицают факты присвоения денег с моей стороны. Постановление о прекращении уголовного дела натягивает факты, искажает действительность, не отражает подлинного положения вещей. Когда работники органов, листая дела, зачитывали кое-какие факты, у меня волосы на голове поднимались: подобного не было, а ведь кто-то должен это все проверять.
Председатель партийной комиссии ГК КПСС, бывший начальник горотдела милиции Мишин, разбирая мое дело, пришел к выводу, что в моих действиях нет состава преступления. Он говорил о беседе с начальником милиции Лукашовым: Матюнин не преступник, но его надо сделать им по указанию свыше, следствием допущены ошибки, оперативные работники попали впросак и не хотят вскрывать свои оплошности, пусть лучше один Матюнин останется преступником, чем нескольких работников милиции снимут с работы.
Занижение стоимости размножения в филиале ведется с самого начала его организации, так как одна вышестоящая организация требовала выполнения множительных работ и обучения людей этим работам, специально выделили для этих работ людей. Другая же организация не была допущена к праву проверки необходимости этих работ, а лишь сводила отчетность и нам, как бюджетной организации, не разрешала выполнять эти работы или заставляла их делать бесплатно. Поэтому и вынуждены были всем без исключения работы выполнять по заниженной стоимости. Указания о необходимости прекращения платных работ есть в материалах следствия.
Филиал имел соответствующее разрешение на право выполнять работы по размножению, в том числе и ГК ВЛКСМ, через который размножались учебные пособия по эсперанто. Размножение советской литературы, о которой упоминается в самом начале письма, не является незаконным, так как репрографирование печатных произведений в научных, учебных и просветительских целях допускается ст. 492 ГК РСФСР без согласия автора, то есть нарушения авторских прав нет.
Попытка убедить меня в том, что эта статья не относится к делу, так как я обвиняюсь как частное лицо, а не как директор, смешна: неужели частное лицо может иметь в личном пользовании репродукционные установки?! Следовательно, говорить о нарушении авторских прав нельзя. Да и дела об этих преступлениях возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего (ст. 27 УПК РСФСР), а подобных жалоб не было.
Меня обвиняют в том, что якобы я занимался распространением размножаемых книг. Этим я не занимался: профорги составляют списки желающих приобрести ту или иную копию и через профком филиала обращались ко мне с просьбой размножить. Если размножение разрешалось, деньги сдавались в кассу филиала.
Неужели в подобном моем поведении скрывается корысть и это можно квалифицировать как присвоение денежных средств, о чем говорится в Постановлении о прекращении уголовного дела? Ведь в эсперанто-клубе были изъяты денежный остаток и учебные пособия, а потом возвращены, значит они были размножены не противозаконно, что и признается возвратом.
Сообщение о прекращении уголовного дела от 26.07.1982 г. высылается письмом от 29.07, а на конверте почтовый штемпель от 10.08; письмо же вложено в мой почтовый ящик лишь 17.08, что преднамеренно лишило меня в пятидневный срок обжаловать постановление прокурору, а последующие обжалования не могли внести изменения мотивировки постановления о прекращении дела. Я обращался в ряд столичных юридических консультаций, юристы говорят, что в постановлении нет доказательств моей вины, а это задача следствия; мои действия неправильно квалифицированы. Да и стиль постановления предвзятый, искажает факты.
29.08.83 г. я был на приеме в Президиуме Верховного Совета СССР у т. Колобова А.П., который также подтвердил мою уверенность и просил письменного обращения в Верховный Совет. Однако его обещания разобраться через прокуратуру остановили меня, так как неделей ранее я был в приемной Прокуратуры Союза ССР, и меня связали опять с тем же человеком, с которым я уже беседовал неоднократно и раньше, который начал мое уголовное дело.
Тогда работник генеральной прокуратуры Рыбаков вышел ко мне присвистывая, и с улыбкой сказал, что напрасны мои попытки прикрыться партийными органами при организации клуба в городе, что никакого клуба не было, все фикция, этот клуб - прикрытие для присвоения денег в целях личного обогащения. Для него было удивлением, что «ущерб» оплачен через работников филиала, что мне не предъявляли никакого обвинения, что вернули «присвоенные» деньги и учебные пособия. Но он сказал, что мне не следует работать директором филиала режимного предприятия, так как эсперанто предназначен для контакта с заграницей, рекомендовал начальнику управлению Министерства перевести меня в другой город. Кстати, и Мишин говорил мне: лучше уехать из Юрги.
Но я не преступник. Надеюсь, что в нынешних условиях появилась возможность детально разобраться в деле, оценить факты и снять с меня необоснованные обвинения.
30.08.1987 г.
Финал истории предсказуем. Она в какой-то мере действительно закончилась ничем - резолютивная часть Постановления о прекращении уголовного дела так и осталась без изменений. И если бы он прошел через этот затеянный государством блеф без жертв, чего по определению тогда быть не могло, можно было бы только радоваться, но за скобками остались предательство коллег и семейная драма, которые не смогли не отразиться на его дальнейшей жизни.
Он не упоминает в воспоминаниях, например, о том, что во время так называемых следственных действий был исключен из рядов КПСС - это совсем не то же самое, что сегодня оказаться исключенным из никому не нужной паршивой «Единой России»; тогда подобные решения партии ломали людям не только карьеру, но и жизнь. Впоследствии первый секретарь горкома КПСС Владимир Землянов предлагал ему вернуться в ряды серпасто-молоткастых, но дядя отказался - противно. Землянов ныне на том свете, Нелли Осьминкина осела в страховых структурах, Антонина Леонова ушла в тень сына Александра, владеющего торговой сетью «Снегири», а вот заправлявшая травлей моего родственника Майя Туралина до сих пор пытается участвовать в общественной жизни города и, кажется, нашла себе лучшее применение, без измены, что называется, сущности: пытается увековечить память писательницы Екатерины Дубро, не забывая при случае пнуть Рубцову, конфликт с которой Дубро когда-то просто придумала - не исправит даже могила...
Из филиала Института репрографии дядя впоследствии уволился и ушел преподавать в Юргинский механический техникум. Сам же филиал института, впоследствии переименованный в ЦНИИ «Комплекс», существует в городе до сих пор. В девяностых предприятие возглавлял небезызвестный Александр Евдокимов и даже удивительно, почему после его руководства этот научный объект не прекратил своего существования, ведь все, к чему прикасается рука Евдокимова очень быстро затягивает трясиной.
А потом не стало и СССР вместе со всем его маразмом, уровень которого был поистине государственным. Ненадолго. На каких-то десять лет. Сегодня уже все почти, как тогда. И дальше, так полагаю, будет только хуже.