Горячо - холодно
К сегодняшнему дню юргинские художники с грехом пополам поделили все мыслимые сферы для своего творческого влияния на массы: Серов приглашает в им виданную Шамбалу, Володичева неустанно ксерокопирует бесконечные пионы и люпины, Федорова предлагает изящный и запоминающийся сюр, Толпыга с Кюлян - не менее очаровательные пейзажи-«видочки», Кухарь специализируется на скульптуре малых форм (хотя подсознательно, наверное, все же хочет «по-большому»). Но все тем не менее работают в жестких рамках классики жанров - довлеют живопись с графикой как основные техники, и только один лишь Новиков сотоварищи пытается творить в плоскости медийного и актуального искусства. Выдержанные временем и привычные публике формы - это не есть плохо. Плохо - когда нет развития.
Для меня в некотором смысле было загадкой, почему никто из местных авторов не пробует себя в батике - технике, мягко говоря, далеко не новой, но чертовски сложной. Здесь мало быть хорошим графиком и живописцем - эта роспись по ткани иногда сводит на нет набитую в привычных техниках руку, разрушает представления о композиции; конечный результат программируем, но все равно непредсказуем.
И в середине нулевых на многочисленных городских выставках батики наконец появились. А все отчего - на карте художников города обозначилось новое имя.
Я теоретик, но если ты не можешь показать ученикам того, как умеешь работать ты сам, то чему же сможешь их научить? | Личный архив
Все-таки Ирина Щербинина приехала в Юргу слишком поздно - основные процессы, проистекавшие в творческом сообществе в 70-80-х годах прошлого столетия она, увы, пропустила. Город тогда жил насыщенной культурной жизнью, и Ирина со своими академическими знаниями и ярким талантом прекрасно бы вписалась - происходящее стало бы ей интересно не только как художнику, но и как культурологу-теоретику. Но, как считает наша героиня, все происходит вовремя.
«Мы с мужем приехали в Юргу осенью 1994 года. Да, многого не застали, увидели лишь осколки, и не вживую - тогда здесь было очень мощное телевидение. Круг города был показан очень хорошо - и не будучи лично знакомой с художниками, познакомилась с ними заочно, через телевизионные репортажи Даниловой. Этим Юрга меня очень сильно удивила».
Переезд стал сложным. В девяностых исход русских из бывших союзных республик стал кое-где массовым, по сути превратившись в бегство. Творческая семья художников Щербининых, жившая тогда в казахстанском Семипалатинске, на этой волне стала искать себе новый дом. И Юрга в списке возможных вариантов оказалась, как может показаться со стороны, почти случайно.
«Мы могли бы вообще уехать в Омск - туда перебрался весь семипалатинский худграф; Юргу выбрал мой муж. Он сначала выезжал сюда на разведку, обошел весь город - описал его тогда как маленький, зеленый, компактный. Сказал, что „там есть даже музей изобразительного искусства“. Вот эту фразу запомнила сразу - до этого ведь я работала в Семипалатинске в областном музее. Этого было достаточно, чтобы заинтересоваться, а потом, когда уже все увидела своими глазами, - очароваться».
Променяв провинциальный мегаполис на провинциальный же райцентр, Щербинины стали устраивать свой непростой юргинский быт - здесь их ждала пустота, жизнь пришлось начинать с чистого листа. Супруг Борис занялся оформлением работ художников, параллельно преподавали в одном из производственных училищ. На творчество времени не было - на руках был маленький ребенок, строился дом.
«Мы выживали. Потом - период административной работы, которая съела большой кусок в моей жизни... Было не до выставок, не до новых полотен. Понимаю, что девяностые для всех оказались не простыми годами, но мы приехали в никуда - ни кола, ни двора. Может быть, мне везет на людей, но здесь мы не чувствовали себя одинокими, поддержка ощущалась мощная».
Поиск себя на новом месте продолжался семь лет. Ирина говорит, что ей было не до новых работ, но это не совсем так - их просто не успевал увидеть зритель; холсты сиюминутно продавались, упаковывались и расползались в кофрах по всей стране. Зато сегодня на фундаменте тех творений стоит красивый и очень уютный дом - стройка века в их семье почти наконец закончилась.
В 2001 году в жизни происходит резкая перемена - Щербинина переходит в детскую художественную школу, начинает преподавать рисунок, композицию и историю изобразительного искусства. Но и здесь все могло сложиться бы немного иначе.
«Первым местом, куда я в Юрге пришла устраиваться на работу, стал музей детского изобразительного искусства. Нина Ивановна была готова меня взять, но я смутилась перспективами командировок. Просто не сообразила, что здесь они немного другие - не такие, как у нас, в Семипалатинске, - длительные и на большие расстояния. У меня сыну было шесть лет - куда я могла от него уехать? ...А юргинский музей уникален, это соль Юрги. Если мы его потеряем... Не станет этой соли, жизнь здесь станет пресной, город потеряет свое лицо».
Связи с музеем тем не менее не только не прерывались, наоборот, - с каждым годом лишь крепнут. Сегодня редкая педагогическая выставка обходится без ее участия, своих учеников она также приводит на экспозиции, и на практическом уже примере показывает и объясняет, как совершенствовать свое пока еще не отточенное мастерство.
«В первую очередь я считаю себя педагогом. Художник - это вторичное. Я теоретик, но если ты не можешь показать ученикам того, как умеешь работать ты сам, то чему же сможешь их научить? А дети сегодня сложные - авторитет завоевывается не только знаниями, но и практикой. И если бы не осознание этого, то, наверное, и собственное творческое возрождение произошло бы не скоро».
Ей бесспорно есть, что им показать. Форэскизы работ стали учебными пособиями - в ее классе кипы таких папок. Наглядная демонстрация рождения произведения; от замысла до результата. А любимая и трепетно оберегаемая ею теория здесь становится лишь дополнительной палочкой-выручалочкой. Знания, помноженные на опыт, и стремление объяснить ученикам далекий от творчества базис выдают в итоге неминуемый результат - ее ученики уже не раз становились дипломантами фестивалей и конкурсов.
«Изобразительное искусство не изживет себя никогда. Но компьютерные технологии пугают - если человек считает, что он умеет нажимать на кнопки, то, выходит, законы изобразительного искусства изучать не нужно. А одних интуиции и наития недостаточно... Я иногда смотрю такие работы в интернете - это ужасно; ни композиции, ни элементарных понятий о цветоведении. С другой стороны, а сколько самодеятельных художников, которые тоже кистью машут, не зная законов... То, что он намахал на целую выставку, тоже ни о чем не говорит - нам сегодня много чего показывают, в этом-то и проблема».
Главным ее учеником чуть не стал собственный сын - дети художников всегда поддаются соблазну поиграть в родительские увлечения. Сначала он занимался в классе отца, потом, осмотрев возможности коллег, Ирина отдала его творческую судьбу в руки Ольги Загревской - пожалуй, лучшего педагога в городе. Но художническая династия не продолжилась - Антон все же нашел себя в другой нише, от мира отца с матерью, впрочем, мало отличающейся.
«Совершенно по этому поводу не переживаю. Та среда, в которой растут дети художников, в любом случае не проходит даром. Это среда свободы, среда вкуса, это среда, где всем руководит право выбора. Может быть, это иногда дает даже больше, чем образование. ...Сын занимался в „художке“, но выбрал все-таки другой путь, так ее и не окончив. Сначала это был математический факультет, а сейчас - философский».
И тем не менее батик. Сложный и контрастный, но тем не менее легкий в ее исполнении. Это не сиюминутное увлечение, не эксперимент - те, кто выбирают эту технику, так в ней и остаются. Потому что ни карандаш, ни масло, ни пастель не в состоянии так передать и замысел, и цвет, и форму.
«Мне это близко. В семипалатинской художественной школе у нас была огромнейшая мастерская - все педагоги постоянно в ней находились. Кто-то писал иконы, кто-то лепил маски, кто-то расписывал ткани на шторы... И впервые я попробовала батик именно там; можно было запаривать текстиль в чуть ли не промышленных масштабах».
В Юрге масштабы, конечно, иные. И абсолютное монополизирование пространства с ее стороны - батики Щербининой здесь является в своем роде эксклюзивными. Плохо, конечно, что не с чем сравнить, но это тот самый случай, когда сравнивать и нет необходимости. Данная техника ей покорилась, несмотря на сложность подготовки процесса, невозможность реализации в ряде художественных жанров, и главное - отсутствием программирования работы на выходе. Батик зажимает художника в своих холодно-горячих тисках: натюрморт, пейзаж, абстракция - да, портрет уже кажется почти невозможным.
«Мне нравится непредсказуемость результата. Это с одной стороны. С другой, холодный батик очень графичен и логичен, но когда начинаешь работать с цветом, вот там может быть очень непредсказуемое смешение. Когда ты сыпешь на ткань соль, когда разводишь краски, то не знаешь, какими в итоге проявятся оттенки».
Юргинский зритель крайне благосклонно отнесся к появлению на выставках работ нового для города художника. Более того: появилась когорта ценителей, которые ходят смотреть экспозиции специально «на Щербинину». Зацепило значит. А для творческой личности нет ничего худшего, чем зрительское равнодушие.
«Мне рассказывали о тех временах, когда люди вечерами целыми заводскими цехами, возвращаясь со смены, заходили в те же „Победу“, „Эру“ на выставки, смотрели кино... Самое главное, что зритель есть и сегодня. Люди, которые ходят на выставки, которым это интересно и действительно необходимо - не просто прийти поглазеть; ценители. Все равно ведь видно, кто пришел для себя, а кого привели „под штыками“... И когда есть, что выставить, я всегда соглашаюсь».
Это важный критерий самооценки творческого человека. Ирина не создает полотен специально под выставочный проект - желание прописать свое имя в экспликациях для нее и здесь вторично; первично вдохновение. Редкая по нынешним меркам среди художников города черта. Поэтому место в сообществе она заняла особнячное - образец для подражания для коллег; пожалуй, именно так.
«Понимаешь, дело в том, что свое творчество оценивать всегда очень сложно. Это в первую очередь мое самовыражение, поиск истины скорее всего... Я смотрю на мир позитивно, во мне нет тяги к разрушению, я хочу показать, что он прекрасен».
Из четырех видов батика два Щербинина уже показала зрителю. В холодном достигла совершенства, в свободном творит сегодня. Это не просто развитие, это взрывной рост; что же будет, когда ее руки дойдут до батика горячего?!
«Нарцисс. Читая „Метаморфозы“ Овидия». |90х90, св. батик, 2010 г., собственность автора.
«Зима». | 27х40, св. батик, 2010 г., частное собрание.
«Кораблик». | 27х40, хол. батик, 2005 г., собственность автора.
«В отражении радуг». | 60х55, хол. батик, 2009 г., собственность автора.
«Калина». | 65х40, хол. батик, 2006 г., собственность автора.
«Белые лилии». | 60х47, хол. батик, 2007 г., частное собрание.
«Яблочный Спас». | 85х85, хол. батик, 2008 г., собственность автора.
«Красный букет на летящей драпировке». | 55х60, хол. батик, 2009 г., собственность автора.
«Подсолнухи и плетень». | 57х49, хол. батик, 2005 г., частное собрание.
«Осень». | 27х40, св. батик, 2010 г., собственность автора.
Прямая речь | И это все о ней
Художник zh_g_fedorova: «В творчестве Щербининой меня подкупает и сама техника батика - можно сказать, что кроме Ирины больше никто этим серьезно не занимается, - и ее способность не повторяться, расти. Работы разнообразны цветовыми решениями и сюжетами, но все они одинаково позитивны. Не хлипкие и не однотипные - четко выверенные и многогранные, как она сама».
Журналист Раиса Данилова: «Года четыре назад, увидев работы Ирины на выставке в музее, я просто не смогла пройти мимо них. Меня поразили прозрачность и трогательность, изумительное мастерство, позволяющее ей в столь сложной технике так тонко прописывать детали... Потом стала расспрашивать - кто этот автор, откуда, где ее можно найти. И была изумлена, что художник пребывает в нашем городе...
Совершенно поразительное впечатление, хотя увидела тогда всего лишь три работы. Я очень люблю подсолнухи, и на одной из работ именно они и были изображены - стояла как вкопанная, разглядывала ту ажурность, воздушность... Мне нравится акварель, и вот у батика, мне кажется, есть с ней что-то общее.
А потом мы стали общаться, я познакомила Ирину со своими друзьями - ее полотна уже уехали и в Новосибирск, и в Петербург, и в Германию. Поклонников творчества Щербининой теперь множество, и я тоже нахожусь в их числе».
Писательница Людмила Платонова: «Первым впечатлением от увиденных работ Ирины стало впечатление о... ней. Они проникнуты солнечным светом - также, как она сама. Смотришь на них, и хочется до всего этого дотронуться, хочется в этом жить, тусклые краски уходят из души.
Мой брат окончил архитектурный институт - мир искусства ему не чужд, - и для меня всегда было головной болью сделать ему подарок. И однажды я выбрала одну из ее картин... Он очень сдержанный в словах, но сказал следующее - „Неужели у вас в Юрге могут такое создавать?“ Я поняла, что, как профессионал, он оценил работу, для меня это оказалось очень важно.
У батика вообще особое очарование - я не могла понять, как можно так сделать, долго рассматривала, иголочкой подковыривала... Ирина умеет создавать чудеса, и это выше моего понимания».
Для меня в некотором смысле было загадкой, почему никто из местных авторов не пробует себя в батике - технике, мягко говоря, далеко не новой, но чертовски сложной. Здесь мало быть хорошим графиком и живописцем - эта роспись по ткани иногда сводит на нет набитую в привычных техниках руку, разрушает представления о композиции; конечный результат программируем, но все равно непредсказуем.
И в середине нулевых на многочисленных городских выставках батики наконец появились. А все отчего - на карте художников города обозначилось новое имя.
Я теоретик, но если ты не можешь показать ученикам того, как умеешь работать ты сам, то чему же сможешь их научить? | Личный архив
Все-таки Ирина Щербинина приехала в Юргу слишком поздно - основные процессы, проистекавшие в творческом сообществе в 70-80-х годах прошлого столетия она, увы, пропустила. Город тогда жил насыщенной культурной жизнью, и Ирина со своими академическими знаниями и ярким талантом прекрасно бы вписалась - происходящее стало бы ей интересно не только как художнику, но и как культурологу-теоретику. Но, как считает наша героиня, все происходит вовремя.
«Мы с мужем приехали в Юргу осенью 1994 года. Да, многого не застали, увидели лишь осколки, и не вживую - тогда здесь было очень мощное телевидение. Круг города был показан очень хорошо - и не будучи лично знакомой с художниками, познакомилась с ними заочно, через телевизионные репортажи Даниловой. Этим Юрга меня очень сильно удивила».
Переезд стал сложным. В девяностых исход русских из бывших союзных республик стал кое-где массовым, по сути превратившись в бегство. Творческая семья художников Щербининых, жившая тогда в казахстанском Семипалатинске, на этой волне стала искать себе новый дом. И Юрга в списке возможных вариантов оказалась, как может показаться со стороны, почти случайно.
«Мы могли бы вообще уехать в Омск - туда перебрался весь семипалатинский худграф; Юргу выбрал мой муж. Он сначала выезжал сюда на разведку, обошел весь город - описал его тогда как маленький, зеленый, компактный. Сказал, что „там есть даже музей изобразительного искусства“. Вот эту фразу запомнила сразу - до этого ведь я работала в Семипалатинске в областном музее. Этого было достаточно, чтобы заинтересоваться, а потом, когда уже все увидела своими глазами, - очароваться».
Променяв провинциальный мегаполис на провинциальный же райцентр, Щербинины стали устраивать свой непростой юргинский быт - здесь их ждала пустота, жизнь пришлось начинать с чистого листа. Супруг Борис занялся оформлением работ художников, параллельно преподавали в одном из производственных училищ. На творчество времени не было - на руках был маленький ребенок, строился дом.
«Мы выживали. Потом - период административной работы, которая съела большой кусок в моей жизни... Было не до выставок, не до новых полотен. Понимаю, что девяностые для всех оказались не простыми годами, но мы приехали в никуда - ни кола, ни двора. Может быть, мне везет на людей, но здесь мы не чувствовали себя одинокими, поддержка ощущалась мощная».
Поиск себя на новом месте продолжался семь лет. Ирина говорит, что ей было не до новых работ, но это не совсем так - их просто не успевал увидеть зритель; холсты сиюминутно продавались, упаковывались и расползались в кофрах по всей стране. Зато сегодня на фундаменте тех творений стоит красивый и очень уютный дом - стройка века в их семье почти наконец закончилась.
В 2001 году в жизни происходит резкая перемена - Щербинина переходит в детскую художественную школу, начинает преподавать рисунок, композицию и историю изобразительного искусства. Но и здесь все могло сложиться бы немного иначе.
«Первым местом, куда я в Юрге пришла устраиваться на работу, стал музей детского изобразительного искусства. Нина Ивановна была готова меня взять, но я смутилась перспективами командировок. Просто не сообразила, что здесь они немного другие - не такие, как у нас, в Семипалатинске, - длительные и на большие расстояния. У меня сыну было шесть лет - куда я могла от него уехать? ...А юргинский музей уникален, это соль Юрги. Если мы его потеряем... Не станет этой соли, жизнь здесь станет пресной, город потеряет свое лицо».
Связи с музеем тем не менее не только не прерывались, наоборот, - с каждым годом лишь крепнут. Сегодня редкая педагогическая выставка обходится без ее участия, своих учеников она также приводит на экспозиции, и на практическом уже примере показывает и объясняет, как совершенствовать свое пока еще не отточенное мастерство.
«В первую очередь я считаю себя педагогом. Художник - это вторичное. Я теоретик, но если ты не можешь показать ученикам того, как умеешь работать ты сам, то чему же сможешь их научить? А дети сегодня сложные - авторитет завоевывается не только знаниями, но и практикой. И если бы не осознание этого, то, наверное, и собственное творческое возрождение произошло бы не скоро».
Ей бесспорно есть, что им показать. Форэскизы работ стали учебными пособиями - в ее классе кипы таких папок. Наглядная демонстрация рождения произведения; от замысла до результата. А любимая и трепетно оберегаемая ею теория здесь становится лишь дополнительной палочкой-выручалочкой. Знания, помноженные на опыт, и стремление объяснить ученикам далекий от творчества базис выдают в итоге неминуемый результат - ее ученики уже не раз становились дипломантами фестивалей и конкурсов.
«Изобразительное искусство не изживет себя никогда. Но компьютерные технологии пугают - если человек считает, что он умеет нажимать на кнопки, то, выходит, законы изобразительного искусства изучать не нужно. А одних интуиции и наития недостаточно... Я иногда смотрю такие работы в интернете - это ужасно; ни композиции, ни элементарных понятий о цветоведении. С другой стороны, а сколько самодеятельных художников, которые тоже кистью машут, не зная законов... То, что он намахал на целую выставку, тоже ни о чем не говорит - нам сегодня много чего показывают, в этом-то и проблема».
Главным ее учеником чуть не стал собственный сын - дети художников всегда поддаются соблазну поиграть в родительские увлечения. Сначала он занимался в классе отца, потом, осмотрев возможности коллег, Ирина отдала его творческую судьбу в руки Ольги Загревской - пожалуй, лучшего педагога в городе. Но художническая династия не продолжилась - Антон все же нашел себя в другой нише, от мира отца с матерью, впрочем, мало отличающейся.
«Совершенно по этому поводу не переживаю. Та среда, в которой растут дети художников, в любом случае не проходит даром. Это среда свободы, среда вкуса, это среда, где всем руководит право выбора. Может быть, это иногда дает даже больше, чем образование. ...Сын занимался в „художке“, но выбрал все-таки другой путь, так ее и не окончив. Сначала это был математический факультет, а сейчас - философский».
И тем не менее батик. Сложный и контрастный, но тем не менее легкий в ее исполнении. Это не сиюминутное увлечение, не эксперимент - те, кто выбирают эту технику, так в ней и остаются. Потому что ни карандаш, ни масло, ни пастель не в состоянии так передать и замысел, и цвет, и форму.
«Мне это близко. В семипалатинской художественной школе у нас была огромнейшая мастерская - все педагоги постоянно в ней находились. Кто-то писал иконы, кто-то лепил маски, кто-то расписывал ткани на шторы... И впервые я попробовала батик именно там; можно было запаривать текстиль в чуть ли не промышленных масштабах».
В Юрге масштабы, конечно, иные. И абсолютное монополизирование пространства с ее стороны - батики Щербининой здесь является в своем роде эксклюзивными. Плохо, конечно, что не с чем сравнить, но это тот самый случай, когда сравнивать и нет необходимости. Данная техника ей покорилась, несмотря на сложность подготовки процесса, невозможность реализации в ряде художественных жанров, и главное - отсутствием программирования работы на выходе. Батик зажимает художника в своих холодно-горячих тисках: натюрморт, пейзаж, абстракция - да, портрет уже кажется почти невозможным.
«Мне нравится непредсказуемость результата. Это с одной стороны. С другой, холодный батик очень графичен и логичен, но когда начинаешь работать с цветом, вот там может быть очень непредсказуемое смешение. Когда ты сыпешь на ткань соль, когда разводишь краски, то не знаешь, какими в итоге проявятся оттенки».
Юргинский зритель крайне благосклонно отнесся к появлению на выставках работ нового для города художника. Более того: появилась когорта ценителей, которые ходят смотреть экспозиции специально «на Щербинину». Зацепило значит. А для творческой личности нет ничего худшего, чем зрительское равнодушие.
«Мне рассказывали о тех временах, когда люди вечерами целыми заводскими цехами, возвращаясь со смены, заходили в те же „Победу“, „Эру“ на выставки, смотрели кино... Самое главное, что зритель есть и сегодня. Люди, которые ходят на выставки, которым это интересно и действительно необходимо - не просто прийти поглазеть; ценители. Все равно ведь видно, кто пришел для себя, а кого привели „под штыками“... И когда есть, что выставить, я всегда соглашаюсь».
Это важный критерий самооценки творческого человека. Ирина не создает полотен специально под выставочный проект - желание прописать свое имя в экспликациях для нее и здесь вторично; первично вдохновение. Редкая по нынешним меркам среди художников города черта. Поэтому место в сообществе она заняла особнячное - образец для подражания для коллег; пожалуй, именно так.
«Понимаешь, дело в том, что свое творчество оценивать всегда очень сложно. Это в первую очередь мое самовыражение, поиск истины скорее всего... Я смотрю на мир позитивно, во мне нет тяги к разрушению, я хочу показать, что он прекрасен».
Из четырех видов батика два Щербинина уже показала зрителю. В холодном достигла совершенства, в свободном творит сегодня. Это не просто развитие, это взрывной рост; что же будет, когда ее руки дойдут до батика горячего?!
«Нарцисс. Читая „Метаморфозы“ Овидия». |90х90, св. батик, 2010 г., собственность автора.
«Зима». | 27х40, св. батик, 2010 г., частное собрание.
«Кораблик». | 27х40, хол. батик, 2005 г., собственность автора.
«В отражении радуг». | 60х55, хол. батик, 2009 г., собственность автора.
«Калина». | 65х40, хол. батик, 2006 г., собственность автора.
«Белые лилии». | 60х47, хол. батик, 2007 г., частное собрание.
«Яблочный Спас». | 85х85, хол. батик, 2008 г., собственность автора.
«Красный букет на летящей драпировке». | 55х60, хол. батик, 2009 г., собственность автора.
«Подсолнухи и плетень». | 57х49, хол. батик, 2005 г., частное собрание.
«Осень». | 27х40, св. батик, 2010 г., собственность автора.
Прямая речь | И это все о ней
Художник zh_g_fedorova: «В творчестве Щербининой меня подкупает и сама техника батика - можно сказать, что кроме Ирины больше никто этим серьезно не занимается, - и ее способность не повторяться, расти. Работы разнообразны цветовыми решениями и сюжетами, но все они одинаково позитивны. Не хлипкие и не однотипные - четко выверенные и многогранные, как она сама».
Журналист Раиса Данилова: «Года четыре назад, увидев работы Ирины на выставке в музее, я просто не смогла пройти мимо них. Меня поразили прозрачность и трогательность, изумительное мастерство, позволяющее ей в столь сложной технике так тонко прописывать детали... Потом стала расспрашивать - кто этот автор, откуда, где ее можно найти. И была изумлена, что художник пребывает в нашем городе...
Совершенно поразительное впечатление, хотя увидела тогда всего лишь три работы. Я очень люблю подсолнухи, и на одной из работ именно они и были изображены - стояла как вкопанная, разглядывала ту ажурность, воздушность... Мне нравится акварель, и вот у батика, мне кажется, есть с ней что-то общее.
А потом мы стали общаться, я познакомила Ирину со своими друзьями - ее полотна уже уехали и в Новосибирск, и в Петербург, и в Германию. Поклонников творчества Щербининой теперь множество, и я тоже нахожусь в их числе».
Писательница Людмила Платонова: «Первым впечатлением от увиденных работ Ирины стало впечатление о... ней. Они проникнуты солнечным светом - также, как она сама. Смотришь на них, и хочется до всего этого дотронуться, хочется в этом жить, тусклые краски уходят из души.
Мой брат окончил архитектурный институт - мир искусства ему не чужд, - и для меня всегда было головной болью сделать ему подарок. И однажды я выбрала одну из ее картин... Он очень сдержанный в словах, но сказал следующее - „Неужели у вас в Юрге могут такое создавать?“ Я поняла, что, как профессионал, он оценил работу, для меня это оказалось очень важно.
У батика вообще особое очарование - я не могла понять, как можно так сделать, долго рассматривала, иголочкой подковыривала... Ирина умеет создавать чудеса, и это выше моего понимания».