Ясочка
Открыла кногу стихов.
Старое издание с белыми страничками тонкой бумаги, отделяюшими одно стихотворение от другого.
А на одной из них рукописные пометки.
Сделанные ее рукой.
Почерк первых строк отличается от почерка последних.
Первая запись сделана, когда ей было 34, вторая, с несколькими исправлениями, видимо сделала ошибку, стерла, исправила, когда ей было 86.
В нашей семье было только две женшины, читаюших стихи. Она и я, которую она воспитала.
В мой последний визит она велела мне забрать ее библиотеку стихов, "потому что занаешь, ведь, ни у кого к стихам нет ключа, мои занятые девочки и мальчики не понимают для чего вообше сушествуют стихи."
Я не взяла. У меня тогда не было достойного ее библиотеки дома. Я моталась между Австралией и Японией, не в силах определиться.
Думала, как все разрешится, позову ее к себе и может тогда ее книги поселятся у меня.
Перечитываю пометки еше раз, захлебываюсь слезами.
Просыпаюсь.
Эта потеря будет напоминать о себе всегда..
Старое издание с белыми страничками тонкой бумаги, отделяюшими одно стихотворение от другого.
А на одной из них рукописные пометки.
Сделанные ее рукой.
Почерк первых строк отличается от почерка последних.
Первая запись сделана, когда ей было 34, вторая, с несколькими исправлениями, видимо сделала ошибку, стерла, исправила, когда ей было 86.
В нашей семье было только две женшины, читаюших стихи. Она и я, которую она воспитала.
В мой последний визит она велела мне забрать ее библиотеку стихов, "потому что занаешь, ведь, ни у кого к стихам нет ключа, мои занятые девочки и мальчики не понимают для чего вообше сушествуют стихи."
Я не взяла. У меня тогда не было достойного ее библиотеки дома. Я моталась между Австралией и Японией, не в силах определиться.
Думала, как все разрешится, позову ее к себе и может тогда ее книги поселятся у меня.
Перечитываю пометки еше раз, захлебываюсь слезами.
Просыпаюсь.
Эта потеря будет напоминать о себе всегда..