Все там будем
Половина зубов у Ларри отсутствует.
Нос покрыт разросшейся губчатой плотью.
На шее-бугры папиллом.
Милый обнимает его, прижимает к груди и похлопывает по спине:
"Все требует времени для затягивания ран, Ларри.”
Меня передергивает.
Я брезглива, не умею разглядеть за искренним жестом приятия и поддержки одного сердечного человека другим сердечным человеком ничего кроме этих заразных папиломм.
Да, я поверхностно отношусь к большинству людей. Матери Терезы или Папы римского, моющего ноги прокаженному, из меня не выйдет.
Я понимаю, чего стоит сочувствие, но если мне неприятно прикасаться к человеку, я к нему не прикоснусь, мое сочувствие не перехлестнет через борт.
Милый-лицензированных волонтер хосписа. Он отработал в госпиталях значительное время. Притащил весь свой театр в команду волонтеров потому что верит, что актер начинается с сопереживания.
Он прав, конечно. Нельзя влезет в шкуру другого человека, не сведя своего Эго на нет.
Я-бракованная, мне до него далеко, вижу как у обоих: у милого и у Ларри, в глазах блестят слезы и отвожу глаза.
Год назад у Ларри погиб племянник.
Бог не дал ему детей, и племянник был ему вместо сына.
Мальчика застрелили на улице, дело нередкое в этом диковинном городке.
Проносясь на машине Марка, я то и дело вижу налепленную на асфальт желтую ленту, не позволяющую ступать на территорию убийства, произошедшего на улице.
-Я болел. Неделю не мог остановить слез. За что погиб мой мальчик. Девятнадцать лет. Он никогда не брал в руки ни наркотиков, ни оружия. До сих пор не могу оправиться. Прихожу сюда на работу и мне это приносит облегчение.
Ларри работает в музее похорон.
Музей крохотный.
Но невероятный по тому, что в нем выставлено.
Культура народа всегда определяется отношением к ушедшим в мир иной.
Милый запомнил похороны своего деда, когда брошенная рукой бабушки роза магически воткнулась в крышку гроба вертикально, вызвав резкий вздох у всех присутствовавших.
Я же помню душераздирающие рыдания во дворе, где на табуретках выставлен гроб, на который с воплями бросаются соседки.
И “Ту 104 самый быстрый самолет."
Едва заслышав медные трубы с их : "Будем есть печенье, Будем есть варенье” надо было срочно отпрянуть от окон, чтоб ненароком взгляд через оконное стекло не упал на покойника.
Иначе быть беде.
Какой беде? А хрен его знает.
У чернокожих жителей Нового Орлеана традиции необыкновенные.
Около ста лет назад несостоятельные обитатели этого города решили создать ассоциацию помощи в похоронах усопших бедняков.
Круговая порука, помогающая справиться с бременем расходов на погребение.
Поскольку город располагается ниже уровня моря, то могилы здесь рыть бессмысленно. Любое углубление в почве сразу же заполняется водой. Поэтому гробницы возвышаются над землей метра на полтора, а то и три, в зависимости от бюджета семьи.
Каждый район имел свою погребальную команду, которая собиралась в здании похоронного клуба, где хранились все необходимые для церемонии предметы.
В одном из таких клубов и был открыт усилиями Сильвестра этот уникальный музей.
Я с большим трудом понимаю, что говорит чернокожий Сильвестр, приветствуя нас у дверей. У него невероятно густой южный акцент.
Марк бывает здесь часто. Это в сфер его профессионального интереса, потому когда я спросила про Новоорлеанские похороны, он сразу привез нас сюда, получить информацию из первых рук.
Сильвестр занимается этим делом уже шестьдесят лет.
Каждое воскресенье, без исключений, хоронят тех, кто умер за прошедшую неделю.
Команды похоронных клубов отличаются друг от друга символикой и формой.
Стильные костюмы канареечных расцветок, шляпы и умопомрачительные штиблеты умело скомбинированные из кусочков кожи для каждого члена команды.
Есть и чисто женские похоронные клубы. С перьями, кружевами, вуалями и яркими платьями.
Объединяет и мужские, и женские, и смешанные похоронные клубы музыка.
Джазовый оркестр собирает всех в округе на праздник.
-На праздник?!?
-Человек уходит, мы празднуем его жизнь.
Гроб с телом, проносят по улице, где он жил, заносят в пивные заведения, парикмахерские и лавки, которые он при жизни посешал.
С гробом танцуют.
Потом поднимают его вверх троекратно и опускают на катафалк.
К тому времени за гробом собирается процессия из обитателей района, зевак и туристов, ошалеваюших от увиденного.
Каждый покойник имеет право на выпущенную в честь его похорон майку с его изображением.
Чаше всего на ней написаны дата рождения ”Рассвет” и дата смерти ”Закат”.
Майки продают всем желающим помочь семье с расходами на организацию похорон.
их надевают на похоронах и длящихся неделю праздниках, а затем в день рождения покойника. День смерти отмечать не принято.
Единственная фотография белокожего мужчины в этой коллекции маек принадлежит журналисту и фотографу долгие годы писавшему об уникальной культуре новоорлеанских похорон.
Ларри, рассказывает о том, что иногда прах кремированных покойников рассыпают прямо на улице, где они провели сою жизнь. На тех, кто пришел на праздник.
Один из известных джазовых музыкантов имел привычку носить наручные часы не на запястье, а на ладони, говоря “Смотрите, я держу время в руках."
Когда он умер, вместо того чтобы положить его в гроб, его нарядили и поставили в углу комнаты, где каждый приходящий пожимал его руку с застегнутыми на ней часами.
Милый наклоняется ко мне:
-Я без ума от их традиций. Хочу здесь жить.
-Хочу здесь умереть.
На самом деле, я уже давно сказала детям, что если умру, то пусть переступят через мой труп и идут дальше.
Мне безразлично.
Я люблю свое тело сейчас, А когда умру то его любит будет некому. Какой смысл?
Скорее всего, чтоб не напрягать никого, пойду в море.
Чтоб как русалочка у Андерсена, обратиться в пузыри.
И пусть будет музыка, не рвущие душу трубы похоронного оркестра, не зажигательный джаз, ни тоскующие японские флейты, а плеск волн.
Нос покрыт разросшейся губчатой плотью.
На шее-бугры папиллом.
Милый обнимает его, прижимает к груди и похлопывает по спине:
"Все требует времени для затягивания ран, Ларри.”
Меня передергивает.
Я брезглива, не умею разглядеть за искренним жестом приятия и поддержки одного сердечного человека другим сердечным человеком ничего кроме этих заразных папиломм.
Да, я поверхностно отношусь к большинству людей. Матери Терезы или Папы римского, моющего ноги прокаженному, из меня не выйдет.
Я понимаю, чего стоит сочувствие, но если мне неприятно прикасаться к человеку, я к нему не прикоснусь, мое сочувствие не перехлестнет через борт.
Милый-лицензированных волонтер хосписа. Он отработал в госпиталях значительное время. Притащил весь свой театр в команду волонтеров потому что верит, что актер начинается с сопереживания.
Он прав, конечно. Нельзя влезет в шкуру другого человека, не сведя своего Эго на нет.
Я-бракованная, мне до него далеко, вижу как у обоих: у милого и у Ларри, в глазах блестят слезы и отвожу глаза.
Год назад у Ларри погиб племянник.
Бог не дал ему детей, и племянник был ему вместо сына.
Мальчика застрелили на улице, дело нередкое в этом диковинном городке.
Проносясь на машине Марка, я то и дело вижу налепленную на асфальт желтую ленту, не позволяющую ступать на территорию убийства, произошедшего на улице.
-Я болел. Неделю не мог остановить слез. За что погиб мой мальчик. Девятнадцать лет. Он никогда не брал в руки ни наркотиков, ни оружия. До сих пор не могу оправиться. Прихожу сюда на работу и мне это приносит облегчение.
Ларри работает в музее похорон.
Музей крохотный.
Но невероятный по тому, что в нем выставлено.
Культура народа всегда определяется отношением к ушедшим в мир иной.
Милый запомнил похороны своего деда, когда брошенная рукой бабушки роза магически воткнулась в крышку гроба вертикально, вызвав резкий вздох у всех присутствовавших.
Я же помню душераздирающие рыдания во дворе, где на табуретках выставлен гроб, на который с воплями бросаются соседки.
И “Ту 104 самый быстрый самолет."
Едва заслышав медные трубы с их : "Будем есть печенье, Будем есть варенье” надо было срочно отпрянуть от окон, чтоб ненароком взгляд через оконное стекло не упал на покойника.
Иначе быть беде.
Какой беде? А хрен его знает.
У чернокожих жителей Нового Орлеана традиции необыкновенные.
Около ста лет назад несостоятельные обитатели этого города решили создать ассоциацию помощи в похоронах усопших бедняков.
Круговая порука, помогающая справиться с бременем расходов на погребение.
Поскольку город располагается ниже уровня моря, то могилы здесь рыть бессмысленно. Любое углубление в почве сразу же заполняется водой. Поэтому гробницы возвышаются над землей метра на полтора, а то и три, в зависимости от бюджета семьи.
Каждый район имел свою погребальную команду, которая собиралась в здании похоронного клуба, где хранились все необходимые для церемонии предметы.
В одном из таких клубов и был открыт усилиями Сильвестра этот уникальный музей.
Я с большим трудом понимаю, что говорит чернокожий Сильвестр, приветствуя нас у дверей. У него невероятно густой южный акцент.
Марк бывает здесь часто. Это в сфер его профессионального интереса, потому когда я спросила про Новоорлеанские похороны, он сразу привез нас сюда, получить информацию из первых рук.
Сильвестр занимается этим делом уже шестьдесят лет.
Каждое воскресенье, без исключений, хоронят тех, кто умер за прошедшую неделю.
Команды похоронных клубов отличаются друг от друга символикой и формой.
Стильные костюмы канареечных расцветок, шляпы и умопомрачительные штиблеты умело скомбинированные из кусочков кожи для каждого члена команды.
Есть и чисто женские похоронные клубы. С перьями, кружевами, вуалями и яркими платьями.
Объединяет и мужские, и женские, и смешанные похоронные клубы музыка.
Джазовый оркестр собирает всех в округе на праздник.
-На праздник?!?
-Человек уходит, мы празднуем его жизнь.
Гроб с телом, проносят по улице, где он жил, заносят в пивные заведения, парикмахерские и лавки, которые он при жизни посешал.
С гробом танцуют.
Потом поднимают его вверх троекратно и опускают на катафалк.
К тому времени за гробом собирается процессия из обитателей района, зевак и туристов, ошалеваюших от увиденного.
Каждый покойник имеет право на выпущенную в честь его похорон майку с его изображением.
Чаше всего на ней написаны дата рождения ”Рассвет” и дата смерти ”Закат”.
Майки продают всем желающим помочь семье с расходами на организацию похорон.
их надевают на похоронах и длящихся неделю праздниках, а затем в день рождения покойника. День смерти отмечать не принято.
Единственная фотография белокожего мужчины в этой коллекции маек принадлежит журналисту и фотографу долгие годы писавшему об уникальной культуре новоорлеанских похорон.
Ларри, рассказывает о том, что иногда прах кремированных покойников рассыпают прямо на улице, где они провели сою жизнь. На тех, кто пришел на праздник.
Один из известных джазовых музыкантов имел привычку носить наручные часы не на запястье, а на ладони, говоря “Смотрите, я держу время в руках."
Когда он умер, вместо того чтобы положить его в гроб, его нарядили и поставили в углу комнаты, где каждый приходящий пожимал его руку с застегнутыми на ней часами.
Милый наклоняется ко мне:
-Я без ума от их традиций. Хочу здесь жить.
-Хочу здесь умереть.
На самом деле, я уже давно сказала детям, что если умру, то пусть переступят через мой труп и идут дальше.
Мне безразлично.
Я люблю свое тело сейчас, А когда умру то его любит будет некому. Какой смысл?
Скорее всего, чтоб не напрягать никого, пойду в море.
Чтоб как русалочка у Андерсена, обратиться в пузыри.
И пусть будет музыка, не рвущие душу трубы похоронного оркестра, не зажигательный джаз, ни тоскующие японские флейты, а плеск волн.