Музей памяти жертв политических репрессий в Мордовии - Стенд «Помогайте бороться с контрреволюцией»
А. А. Проханов (писатель, главный редактор газеты «Завтра»): «Поэты Серебряного века жили в предчувствии великих перемен, ждали их, выкликали, вымаливали. Они мечтали о царстве света, о божественной красоте, возвышенном творчестве. Они ждали революцию, уповали на преображение России, на построение «Нового Иерусалима на полях моей родной страны».
Но когда пришла революция, Серебряный век ужаснулся. У Блока сожгли «библиотеку в усадьбе», а в его петербургскую квартиру, похожую на поэтическую кумирню, подселили матроса. Николая Гумилёва, ждавшего, что небо над Россией расцветёт «садом ослепительных планет», расстреляли. Русские поэты, русские художники, певцы убежали в эмиграцию, и там кто стосковался, кто спился, кто исчах в безвестности. Никто из них не принял грохочущей, огненной, в слезах и крови, революции. Русская история переворачивалась с одного бока на другой, трещали кости целого континента, «но не эти дни мы звали, а грядущие века», - написал в прощальном стихотворении Александр Блок» (из передовицы «Икона Донбасса» от 23 марта 2023 г.).
Д. А. Фурманов (участник революции и гражданской войны, секретарь Иваново-Вознесенского окружкома РКП(б) в 1918-1919 гг., политкомиссар дивизий и армий в 1919-1920 гг., заведующий редакцией журнала «Военная наука и революция» в 1921 г., автор романа «Чапаев» в 1923 г., политредактор Госиздата в 1923 г., секретарь Московской ассоциации пролетарских писателей в 1924-1925 гг.): «Страшно и весело играть со смертью. Со смертью, т.е. с чужой жизнью, которая вот-вот может оборваться. Гр. Цветков - накануне смерти. Он, может быть, назавтра же будет расстрелян… Я способствовал тому, чтобы чёрная туча над Григорием Цветковым опускалась всё ниже и ниже» (из дневниковой записи «Игра со смертью» от 1918 г.).
В. В. Оболенский (первый председатель ВСНХ, уполномоченный ВЦИК в Пензенской и Тульской губерниях, псевдоним - «Н. Осинский», расстрелян 1 сентября 1938 г.): «От диктатуры пролетариата над буржуазией мы перешли к крайнему террору - системе уничтожения буржуазии как класса» (из статьи в газете «Правда» от 11 сентября 1918 г.).
Г. А. Астахов (сотрудник Народного комиссариата иностранных дел СССР в 1920-1939 гг., один из основных участников советско-германских переговоров весны-лета 1939 г.): «В тиши ночной среди Лубянки / через туман издалека / кровавым светом блещут склянки, / алеют буквы «ВЧК». / В них сила сдавленного гнева, / в них мощь озлобленной души, / в них жуть свирепого напева: / «В борьбе все средства хороши». / Чарует взор немая сила, / что льют три алых огонька, / что массы в битве вдохновила, / чем власть советская крепка. / К чему сомненье и тревога, / к чему унынье и тоска, / когда горит спокойно, строго / кровавый вензель «ВЧК» (из акростиха «Песня о ВЧК» от 1918 г.).
В. Р. Менжинский (первый заместитель ОГПУ СССР): «Для нас лагерь, ссылка и т.д. являются средствами разложения противника, а не наказанием… Из 650 человек приговорены к ВМН за 1924 год: 334 фальшивомонетчика, 89 бандитов, 37 к-р., 77 шпионаж - главным образом наши сексоты-двойники» (из письма от 25 мая 1925 г. заведующему бюро секретариата ЦК Л. З. Мехлису «для Политбюро ЦК РКП(б)»).
В. А. Итин (автор романов и повестей, секретарь правления I Сибирского съезда писателей в 1926 г., редактор журнала «Сибирские огни» в 1928-1937 гг., председатель правления Западно-Сибирского объединения писателей в 1934-1937 гг., расстрелян в октябре 1938 г.): «Террор ясен и убить так просто. / В наших душах нам нужней Чека - / пулей маузера, в подвалах мозга, / пригвоздить ревущие века. / … / И охвачены крикливым шумом / бесконечных голодов и жажд, / сколько раз в кровище их безумий / мы поскальзываемся, дрожа!.. / Жаждой радости и дрожью горя / беззаветно полня чрево бытия, / нужно пальцы чувствовать - на горле / своего второго Я» (из стихотворения «Я люблю борьбу» от 1922 г.).
Ф. Т. Фомин (сотрудник ВЧК - ОГПУ - НКВД СССР в 1918-1939 гг.): «На Украине с первых дней Советской власти было сформировано несколько интернациональных военных отрядов, которые вместе с частями Красной Армии бесстрашно сражались на фронтах за Советскую власть [против Украинской Народной Республики]. Были и китайские отряды. Некоторые из них использовались в советской милиции. Один такой отряд я увидел в Киеве. Как-то по одному делу мне нужно было повидать начальника киевской милиции Полякова. Караульную службу несла группа китайцев, одетых в милицейскую форму. Я [как начальник Особого отдела ВЧК 1-й Украинской армии] поинтересовался у Полякова, какого он мнения о своих бойцах-китайцах. Отзыв получил самый высокий: … «На них можно положиться во всём»…
Он вызвал командира китайского отряда. Увидев его, я едва сдержал улыбку. Бравого вида молодой парень-китаец был одет уж очень живописно: френч-куртка из коричневого бархата, брюки галифе из сукна малинового цвета, фуражка такого же цвета, высокие кожаные сапоги, широкий пояс с двумя портупеями через плечо, сбоку наган, а к портупее ещё свисток прикреплён… «Ли Сю-лян меня зовут, а по-русски - Миша. У нас многих зовут русскими именами… Мои хлопцы за Советскую власть готовы сражаться до последней капли крови. Если нужно умереть - умрём за Советы! … Ты пойди к нам в отряд, поговори с ними. Советы, Ленин - это для них всё. Спроси, как они жили раньше. Никто за людей не считал бедных китайцев, на самую грязную, чёрную работу посылали [нелегальных мигрантов]. За себя, за свою свободу борется китаец вместе с русским братом».
В общем перешёл отряд Ли Сю-ляна к нам, в особый отдел, и стали китайцы чекистами. Как-то в начале апреля 1919 года … бандиты ворвались на винный завод [киевского района] Подола… Развёрнутым фронтом с винтовками наперевес китайцы-чекисты пошли в наступление… Бандиты отступали, перебегая от одного дома к другому и завязывая перестрелку… Остатки банды разрозненными группами в беспорядке бежали в рощу… Наши бойцы устремились в рощу и с боем продвигались вперёд, часто переходя врукопашную. Многие бандиты были сражены штыками и пулями моряков и бойцов китайского отряда… Банда была ликвидирована. Около суток продолжался этот бой. Бойцы-китайцы с честью выдержали испытание. Это было первым их боевым крещением…
Отряд китайцев и в дальнейшем принимал активное участие в борьбе с врагами революции. Во время отступления с Украины, в конце августа 1919 года, отряд китайцев-чекистов был направлен в Москву, в войска Всероссийской чрезвычайной комиссии. После оставления Украины Красной Армией меня тоже перевели на работу в Москву. Через несколько дней после приезда иду я на Лубянку, смотрю: около большого дома ходят с винтовками часовые-китайцы, охраняют здание ВЧК. Узнали меня и кричат: «Наш капитан, наш капитан! Здравствуйте, товарищ капитан!» Я подошёл, поздоровался и спросил: «А где Миша?» - «С нами», - ответили мне. Через некоторое время появился Миша. Внешний вид его и одежда были уже совсем другими. Был он одет, как и все командиры-чекисты, в военную форму…
Миша рассказал мне, как им здесь живётся, как служат. Бойцы, говорит, всем довольны. «А не так давно видел я главного начальника ВЧК товарища Дзержинского. Однажды я проверял посты караула и вдруг вижу: к парадному подъезду подходит машина. Выходит оттуда начальник, увидел меня и спрашивает: «Товарищ, а как вы сюда к нам попали?» Я рассказал ему, что со своим отрядом служил в особом отделе ВЧК в Киеве, а при отступлении с Украины мы были направлены сюда. Начальник мне сказал: «Служите честно и помогайте нам бороться с контрреволюцией». Я ответил: «Рад стараться, товарищ начальник!» Когда он ушёл, я спросил у шофёра: «Кто это со мной разговаривал?» Шофёр удивился: «А ты разве не знал? Это товарищ Дзержинский - председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии»…
В середине апреля 1919 года я был переведён из 1-й Украинской армии в 3-ю Украинскую армию, в Одессу, на ту же должность начальника особого отдела ВЧК. Приехал я в Одессу с несколькими сотрудниками-чекистами. Первым делом представляюсь председателю губкома партии Яну Гамарнику, секретарю Одесского городского комитета партии Елене Соколовской. Затем иду к председателю Одесского губревкома Клименко, показываю ему свой мандат и прошу помочь получить помещение для особого отдела. Клименко, выслушав мою просьбу, сказал: «Берите, товарищ Фомин, мой автомобиль, поезжайте по городу. Как подберёте что-либо подходящее, приезжайте, дам вам ордер, и размещайтесь, как сочтёте нужным».
Поехал я со своими сотрудниками по Одессе… Вижу двухэтажный серый дом, похожий на старинный замок… Решили мы осмотреть этот особняк и соседний с ним дом. Входим во двор… Нам открывает пожилая женщина, видимо прислуга. Спрашиваю: «Кто здесь проживает?» Женщина молча приглашает в соседнюю комнату. Там сидит небольшого роста полный мужчина лет шестидесяти… «Вы хозяин этого дома? - спросил я. - Эти люди тоже живут здесь? … На какие же средства вы живёте, позвольте вас спросить?» - «Моя фамилия Крупенский… Я до революции состоял на государственной службе в Петрограде и имею сбережения. На них я и живу с семьёй»…
Я заявил Крупенскому, что он арестован. [Чекист] Васильев отвёл арестованного в другой угол кабинета и предложил сесть. Пригласив комиссара домкома (в то время были и такие комиссары), мы обыскали квартиру. В сейфе оказались валюта, ценности, документы… Отправив его в следственную часть комендатуры города, я дал указание, чтобы его держали в отдельной камере под усиленной охраной. На другой день губревком разрешил нам занять два дома (один из них - особняк Крупенского) под особый отдел ВЧК армии. А ещё через несколько дней Крупенского из комендатуры перевели в здание особого отдела. Поместили его в подвале его же собственного дома…
После освобождения Красной Армией Одессы … решено было борьбу с бандитизмом и грабежами передать в руки Одесской губчека и особого отдела ВЧК армии. На специальном совместном заседании РВС армии и губкома партии не раз упоминалось имя Мишки Япончика - главаря одесского жулья… В день своего приезда мы с командиром отряда ВЧК Васильевым, возвращаясь от председателя губкома Я. Б. Гамарника, увидели, как по улице беззаботно прогуливались люди, одетые по-кавказски… Мне они почему-то показались подозрительными, и я хотел было разузнать, кто они, но тут из соседней улицы вышла ещё одна группа людей, одетых точно так же. Эти тащили мешки, корзины, чемоданы, узлы…
Я шепнул Васильеву, чтобы он проследил, куда они пойдут, а сам поспешил к себе, на Херсонскую, 60, где расположился особый отдел ВЧК 3-й Украинской армии… Первым моим шагом была встреча с комендантом города Домбровским. «Это бандиты Мишки Япончика, - уверенно сказал Домбровский. - Они не только по-кавказски, они вам по-турецки оденутся. Кстати, у меня ведь отряд состоит из одних кавказцев. Так, наверное, эти бандиты под моих молодцов и вырядились»… Сотрудники и бойцы особого отдела разоружили отряд Домбровского. В номерах гостиницы, которые занимали эти грабители, были обнаружены каракулевые и котиковые манто, золотые часы, обручальные кольца, бриллиантовые колье, брошки и т.д…
Как-то сижу я в своём кабинете - раздаётся звонок. Докладывает комендант Мельников: «Товарищ Фомин, в комендатуре особого отдела сейчас находится Мишка Япончик»… Через несколько минут у меня в кабинете в сопровождении чекиста Доброго появляются два человека… «Я небезызвестный вам Мишка Япончик. Надеюсь, слышали о таком? - не без бахвальства начал он. - А это мой адъютант»… Мишка Япончик начал говорить о себе и своих приятелях, о том, как они орудовали. Рассказывал он о своих одесских похождениях довольно живописно. Грабили они, по его словам, только буржуазию, бежавшую в Одессу со всех концов Советской России. Кое-что «прихватывали» и у местных, одесских буржуев…
«Но я пришёл не каяться. У меня есть предложение. Я хотел бы, чтобы мои ребята под моим командованием вступили в ряды Красной Армии. Мы хотим честно бороться за Советскую власть. Не могли бы Вы дать мне мандат на формирование отряда Красной Армии? Люди у меня есть, оружие тоже, в деньгах я не нуждаюсь. Мне нужно только разрешение и помещение. Как получу и то и другое, сразу могу приступить к формированию отряда». - «Дать вам мандат никак не могу, не уполномочен. Могу только доложить о вашей просьбе реввоенсовету 3-й армии». Тут же я позвонил командующему армии Худякову, вкратце изложил ему суть дела. Худяков попросил меня вместе с Мишкой Япончиком приехать к нему.
Приехали мы в реввоенсовет. Я представил Мишку Япончика и его адъютанта командующему армией. Тот по телефону связался с членами РВС, и вскоре к нему в кабинет пришли Ян Гамарник, Николай Голубенко и Датько-Фельдман. В ходе беседы с Мишкой Япончиком кто-то из членов реввоенсовета поинтересовался, что за люди у него, из каких социальных слоёв. Он весьма обстоятельно разъяснил, что отряд состоит в основном из люмпенпролетариев, большинство осталось в детстве без отцов и матерей, стали беспризорниками… Вот, думалось нам, попытка людей, искалеченных старым строем, … брошенных на самое дно, подняться и смыть с себя, может быть и кровью своей, всю грязь и весь позор преступного прошлого…
Члены РВС армии долго обдумывали это необычное предложение. Пришли к заключению: разрешить [Мойше-Янкелю Меер-Вольфовичу] Винницкому - такова была настоящая фамилия Мишки Япончика - сформировать отряд, а политотделу армии прикрепить к отряду командиров и членов партии для идейно-воспитательной работы. Получив разрешение, Мишка Япончик сразу приступил к формированию отряда. Через несколько дней он уже насчитывал около двух тысяч человек. Отряд начал было заниматься учёбой - военной и политической… Мишка Япончик больше всего любил маршировать во главе своего отряда по улицам Одессы, явно желая обратить на себя внимание населения. В дальнейшем Мишка Япончик всячески старался показать, что его отряд уже похож на регулярную часть Красной Армии.
В июле 1919 года положение на фронте осложнилось… Мишке Япончику предложили отправиться со своим отрядом в район Вапнярка - Винница, против Петлюры. Перед отъездом он попросил разрешение устроить прощальный «семейный» вечер для своего отряда… Среди гостей было много женщин, из тех, которые раньше помогали своим дружкам: прятали и сбывали краденые вещи и ценности. Разодеты они были в шёлковые платья ярких цветов. На многих сверкали драгоценности… Получив распоряжение погрузиться и … когда наконец его отряд прибыл на станцию и объявили посадку, то со всех сторон раздались крики, что в Одессе остаётся много контрреволюционеров и если они выедут из Одессы, то контрреволюция возьмёт город в свои руки.
Три раза собирался отряд грузиться в эшелон, и три раза люди разбегались. Наконец Мишка Япончик всё же погрузил в эшелон около тысячи человек и привёз их в район Вапнярки… По дороге дезертирство не прекращалось. На фронт прибыло не более 700 человек. Здесь отряд был переименован в полк. Командиром его оставили Винницкого. Военкомом полка назначили товарища Фельдмана. Полк получил, первое боевое задание: сдержать натиск петлюровских частей. Но, как только появился противник, полк разбежался… Вместе со всеми бежал и Мишка Япончик. Захватив паровоз с классным вагоном, он направился в Вознесенск. Но там его уже ожидали чекисты и начальник боевого участка уездвоенком Н. И. Урсулов. Последний по распоряжению чекистов [4 августа 1919 г.] расстрелял Мишку Япончика…
Зимним утром 1919 года ко мне в вагон (штаб Украинского фронта в то время размещался в вагонах) вошёл человек… «Гусев, начальник штаба отряда Махно. Мне указали на ваш вагон. С кем я разговариваю?» - «Начальник контрразведки фронта Фомин», - в свою очередь представился я… «Махно отправил меня к вам в Харьков со специальным поручением, - говорил Гусев. - Пусть реввоенсовет фронта решит, что нам делать, поскольку части Красной Армии приближаются к району действия Махно (Гуляй-Поле). У нас насчитывается около 10 тысяч человек. Правда, вооружены мы неважно. Но если нас обеспечить всем необходимым, и прежде всего оружием, мы сможем оказать большую помощь в разгроме белогвардейцев. Они наши заклятые враги»…
На специальном заседании реввоенсовета Украинского фронта под председательством Антонова-Овсеенко обсуждалось предложение Махно… На специальном заседании реввоенсовета Украинского фронта под председательством Антонова-Овсеенко обсуждалось предложение Махно. Мнения разделились. Одни высказывались за то, чтобы отряд Махно расформировать и влить небольшими группами в подразделения частей Красной Армии. Другие предлагали переформировать отряды Махно в бригаду Красной Армии, а его оставить командиром, но направить туда политинспекцию, которой поручить всесторонне обследовать бригаду и выяснить, что требуется для того, чтобы бригада была боеспособной.
Это предложение и было принято. Новообразованная бригада вошла в состав Заднепровской дивизии, которой командовал П. Е. Дыбенко. Спустя некоторое время военным комиссаром бригады назначили стойкого большевика бывшего председателя военно-революционного трибунала Виллера. Вместе с ним была направлена в бригаду группа политработников. 23 января бригада Махно заняла Александровск, а затем Волноваху, Мариуполь и другие города… [В апреле 1919 г.] 13-й красной армии, куда входила бригада Махно, предстояло отразить удар белых. Накануне сражения Махно учинил кровавую расправу над коммунистами. Все политработники были расстреляны. Махно с группой головорезов бежал с позиций…
Вскоре махновцы объявились в тылу нашей армии и стали орудовать как большая организованная банда… Однако в конце 1920 года Махно сделал ещё одну, последнюю попытку совместно с Красной Армией выступить против белых. На этот раз он повёл наступление на Врангеля и оказал нашим частям определённую помощь в изгнании белой нечисти из Крыма. Но, заняв Севастополь, махновцы с благословения своего «батько», бросившего клич: «Крым ваш, и в Крыму всё ваше!» - начали своё обычное дело: грабить, убивать, насиловать. Спешно вызванная группа особого отдела ВЧК Южного фронта совместно с будённовцами восстановила порядок. Многие махновцы тогда были порубаны клинками конноармейцев, остальные разбежались…
Летом 1919 года реввоенсовет армии предоставил мне возможность поехать на некоторое время в Киев для лечения… Председатель Всеукраинской чрезвычайной комиссии Мартин Янович Лацис попросил меня временно задержаться в Киеве: … «Я направлю вас заместителем начальника особого отдела ВЧК 12-й армии. Вы, товарищ Фомин, займитесь там арестованными. Мне сообщили, что начальник этого отдела Грюнвальд хватал всех подряд, кого нужно и не нужно. Разберитесь, пожалуйста». С первого же дня ко мне стали приходить коммунисты-чекисты и рассказывать о том, что начальник отдела Грюнвальд со своими приближёнными пьянствует, безобразничает, запугивает население… «Я всё могу, что захочу, - говорил он, опьянев. - Всё в городе в моих руках. Меня все боятся»… Кабинет Грюнвальда был превращён в кладовую, куда приносились изъятые при обысках ценности, и там их делили, по усмотрению самого «хозяина»…
По распоряжению Ф. Э. Дзержинского в декабре 1919 года я был направлен на работу в особый отдел ВЧК 10-й армии, которая вела наступление на Царицын… Из Царицына наши войска стали наступать в направлении станиц Великокняжеская, Котельниково, Тихорецкая и города Армавира. Обстановка на Дону была для нас не из благоприятных. Нам приходилось проходить по местам, население которых сочувственно относилось к деникинцам… Когда мы останавливались для отдыха, ни за какие деньги ничего нельзя было достать. А ведь станицы в тех краях богатые. И вдруг я узнаю, что наши разведчики ни с того ни с сего «полюбились» жителям. Раньше хлеба не было, а теперь появились и сало, и яйца. Сами разведчики ходят сытые и с товарищами делятся. Я обратился к старшему разведки товарищу Панкратову. «Что за чудо?» - спрашиваю…
А он, улыбаясь, отвечает: «Может быть, я, товарищ начальник, со своими ребятами поступаю неправильно, не по-партийному, но другого выхода нет. Хлеба и других продуктов здесь, в станицах, нам [коммунистам] не продают и даром не дают. Как же быть, чтобы моим разведчикам голодными не ходить? Пришлось пойти на такую «военную хитрость». Как были мы в станице Великокняжеской, помните, там ещё была такая церковь богатая, я и приказал моим разведчикам «вооружиться» маленькими иконками Иисуса Христа, Николая Чудотворца и других святых. Каждый получил по иконке и прикрепил её на шнурке. Когда подходим к станице, я ребятам командую: «Надеть иконки!» Они поверх пальто или полушубков их и надевают (разведчики у нас ходили в штатском). Затем расходимся кто куда, выбирая дома побогаче…
Приходим в дом и обращаемся к хозяевам: «Здравствуйте, рабы божьи!» Смотришь, кто с печки спускается, кто с кровати поднимается, а кто из подполья лезет. Тут мы направляемся сразу в передний угол, поближе к иконам, делаем два-три поклона, крестимся. Ну, а уж после этого хозяева к нам с полным доверием относятся, мы становимся своими людьми. Несут всё, чем богаты, на стол, угощают, чаем поят, расспрашивают, сами рассказывают. Тут мы узнаём, что им известно о белых, кто и как помогал белым из станицы, кто красным сочувствует. А иногда и другие сведения получали: где банды скрываются, где и когда белые намерены объявиться. Ну, конечно, на дорогу с собой дают продуктов. И редко когда деньги берут»…
Летом 1920 года … из особого отдела ВЧК 10-й армии Северного Кавказа я был переведён опять на Украину. Приехал я в Харьков, представляюсь начальству. Предложили поехать заместителем начальника особого отдела ВЧК побережья Чёрного и Азовского морей… 27 января 1921 года Президиум ВЦИК утвердил Ф. Э. Дзержинского председателем Комиссии по улучшению жизни детей. В то время в нашей стране, после четырёхлетней империалистической и гражданской войн, насчитывалось около 4 миллионов беспризорных детей - в большинстве сирот, без крова, без пищи, без присмотра и ухода… Я, в то время работавший в Крыму, получил директиву от Ф. Э. Дзержинского, адресованную всем руководителям органов ВЧК. В ней говорилось: «Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции»… Обком партии создал областную комиссию по улучшению жизни детей… В состав областной комиссии вошёл начальник Главного курортного управления Крыма Дмитрий Ильич Ульянов (брат Владимира Ильича)…
В мае 1921 года я был переведён в Симферополь [на должность начальника Особого отдела Крымской ЧК, заместителя председателя Крымской ЧК, а с 22 июня 1921 г. по 5 января 1922 г.] … председателя Крымской ЧК… После освобождения Крыма нашими войсками чекистам предстояла большая работа. В Крыму осталось более 30 тысяч врангелевских офицеров и других контрреволюционных элементов. Нужно было решить, кому дать гражданские советские права и разрешить жительство в Крыму, кому предоставить право проживать в Советской стране, но в другом месте, кого выслать. Наиболее злостную часть белогвардейцев, из тех, кто причинили много вреда Советской власти, нужно было покарать со всей строгостью законов военного времени - [войны со своими соотечественниками]. Сколько было попыток со стороны родственников врангелевских офицеров и других врагов Советской власти подкупом, шантажом и всякими другими способами освободить своих родственников! Но им не удавалось достигнуть своей цели…
В годы новой экономической политики немало тёмных дельцов и спекулянтов вело бойкую торговлю драгоценностями и валютой. Некоторые из них обогатились. [Благодаря легализованной частной торговле уровень жизни населения страны стал заметно повышаться.] Но позднее, когда Советская власть перешла в решительное наступление против нэпманов и спекулянтов, они заметались. Охваченные страхом за свои капиталы, они старались связаться с контрабандистами и через их посредничество сплавить золото и валюту за границу, [спасаясь от государственного гоп-стопа]… Миллионы золотых рублей ловкими аферистами - людьми без родины и без совести - сплавлялись за границу. Это наносило большой ущерб народному хозяйству страны… Не дают мне покоя эти миллионы. [«Бессребреник» Ф. Т. Фомин награждался серебряным портсигаром в 1922 г. и золотыми часами - в 1919, 1927, 1928 и 1933 гг.]» (из мемуаров «Записки старого чекиста» от 1962 г.).
Но когда пришла революция, Серебряный век ужаснулся. У Блока сожгли «библиотеку в усадьбе», а в его петербургскую квартиру, похожую на поэтическую кумирню, подселили матроса. Николая Гумилёва, ждавшего, что небо над Россией расцветёт «садом ослепительных планет», расстреляли. Русские поэты, русские художники, певцы убежали в эмиграцию, и там кто стосковался, кто спился, кто исчах в безвестности. Никто из них не принял грохочущей, огненной, в слезах и крови, революции. Русская история переворачивалась с одного бока на другой, трещали кости целого континента, «но не эти дни мы звали, а грядущие века», - написал в прощальном стихотворении Александр Блок» (из передовицы «Икона Донбасса» от 23 марта 2023 г.).
Д. А. Фурманов (участник революции и гражданской войны, секретарь Иваново-Вознесенского окружкома РКП(б) в 1918-1919 гг., политкомиссар дивизий и армий в 1919-1920 гг., заведующий редакцией журнала «Военная наука и революция» в 1921 г., автор романа «Чапаев» в 1923 г., политредактор Госиздата в 1923 г., секретарь Московской ассоциации пролетарских писателей в 1924-1925 гг.): «Страшно и весело играть со смертью. Со смертью, т.е. с чужой жизнью, которая вот-вот может оборваться. Гр. Цветков - накануне смерти. Он, может быть, назавтра же будет расстрелян… Я способствовал тому, чтобы чёрная туча над Григорием Цветковым опускалась всё ниже и ниже» (из дневниковой записи «Игра со смертью» от 1918 г.).
В. В. Оболенский (первый председатель ВСНХ, уполномоченный ВЦИК в Пензенской и Тульской губерниях, псевдоним - «Н. Осинский», расстрелян 1 сентября 1938 г.): «От диктатуры пролетариата над буржуазией мы перешли к крайнему террору - системе уничтожения буржуазии как класса» (из статьи в газете «Правда» от 11 сентября 1918 г.).
Г. А. Астахов (сотрудник Народного комиссариата иностранных дел СССР в 1920-1939 гг., один из основных участников советско-германских переговоров весны-лета 1939 г.): «В тиши ночной среди Лубянки / через туман издалека / кровавым светом блещут склянки, / алеют буквы «ВЧК». / В них сила сдавленного гнева, / в них мощь озлобленной души, / в них жуть свирепого напева: / «В борьбе все средства хороши». / Чарует взор немая сила, / что льют три алых огонька, / что массы в битве вдохновила, / чем власть советская крепка. / К чему сомненье и тревога, / к чему унынье и тоска, / когда горит спокойно, строго / кровавый вензель «ВЧК» (из акростиха «Песня о ВЧК» от 1918 г.).
В. Р. Менжинский (первый заместитель ОГПУ СССР): «Для нас лагерь, ссылка и т.д. являются средствами разложения противника, а не наказанием… Из 650 человек приговорены к ВМН за 1924 год: 334 фальшивомонетчика, 89 бандитов, 37 к-р., 77 шпионаж - главным образом наши сексоты-двойники» (из письма от 25 мая 1925 г. заведующему бюро секретариата ЦК Л. З. Мехлису «для Политбюро ЦК РКП(б)»).
В. А. Итин (автор романов и повестей, секретарь правления I Сибирского съезда писателей в 1926 г., редактор журнала «Сибирские огни» в 1928-1937 гг., председатель правления Западно-Сибирского объединения писателей в 1934-1937 гг., расстрелян в октябре 1938 г.): «Террор ясен и убить так просто. / В наших душах нам нужней Чека - / пулей маузера, в подвалах мозга, / пригвоздить ревущие века. / … / И охвачены крикливым шумом / бесконечных голодов и жажд, / сколько раз в кровище их безумий / мы поскальзываемся, дрожа!.. / Жаждой радости и дрожью горя / беззаветно полня чрево бытия, / нужно пальцы чувствовать - на горле / своего второго Я» (из стихотворения «Я люблю борьбу» от 1922 г.).
Ф. Т. Фомин (сотрудник ВЧК - ОГПУ - НКВД СССР в 1918-1939 гг.): «На Украине с первых дней Советской власти было сформировано несколько интернациональных военных отрядов, которые вместе с частями Красной Армии бесстрашно сражались на фронтах за Советскую власть [против Украинской Народной Республики]. Были и китайские отряды. Некоторые из них использовались в советской милиции. Один такой отряд я увидел в Киеве. Как-то по одному делу мне нужно было повидать начальника киевской милиции Полякова. Караульную службу несла группа китайцев, одетых в милицейскую форму. Я [как начальник Особого отдела ВЧК 1-й Украинской армии] поинтересовался у Полякова, какого он мнения о своих бойцах-китайцах. Отзыв получил самый высокий: … «На них можно положиться во всём»…
Он вызвал командира китайского отряда. Увидев его, я едва сдержал улыбку. Бравого вида молодой парень-китаец был одет уж очень живописно: френч-куртка из коричневого бархата, брюки галифе из сукна малинового цвета, фуражка такого же цвета, высокие кожаные сапоги, широкий пояс с двумя портупеями через плечо, сбоку наган, а к портупее ещё свисток прикреплён… «Ли Сю-лян меня зовут, а по-русски - Миша. У нас многих зовут русскими именами… Мои хлопцы за Советскую власть готовы сражаться до последней капли крови. Если нужно умереть - умрём за Советы! … Ты пойди к нам в отряд, поговори с ними. Советы, Ленин - это для них всё. Спроси, как они жили раньше. Никто за людей не считал бедных китайцев, на самую грязную, чёрную работу посылали [нелегальных мигрантов]. За себя, за свою свободу борется китаец вместе с русским братом».
В общем перешёл отряд Ли Сю-ляна к нам, в особый отдел, и стали китайцы чекистами. Как-то в начале апреля 1919 года … бандиты ворвались на винный завод [киевского района] Подола… Развёрнутым фронтом с винтовками наперевес китайцы-чекисты пошли в наступление… Бандиты отступали, перебегая от одного дома к другому и завязывая перестрелку… Остатки банды разрозненными группами в беспорядке бежали в рощу… Наши бойцы устремились в рощу и с боем продвигались вперёд, часто переходя врукопашную. Многие бандиты были сражены штыками и пулями моряков и бойцов китайского отряда… Банда была ликвидирована. Около суток продолжался этот бой. Бойцы-китайцы с честью выдержали испытание. Это было первым их боевым крещением…
Отряд китайцев и в дальнейшем принимал активное участие в борьбе с врагами революции. Во время отступления с Украины, в конце августа 1919 года, отряд китайцев-чекистов был направлен в Москву, в войска Всероссийской чрезвычайной комиссии. После оставления Украины Красной Армией меня тоже перевели на работу в Москву. Через несколько дней после приезда иду я на Лубянку, смотрю: около большого дома ходят с винтовками часовые-китайцы, охраняют здание ВЧК. Узнали меня и кричат: «Наш капитан, наш капитан! Здравствуйте, товарищ капитан!» Я подошёл, поздоровался и спросил: «А где Миша?» - «С нами», - ответили мне. Через некоторое время появился Миша. Внешний вид его и одежда были уже совсем другими. Был он одет, как и все командиры-чекисты, в военную форму…
Миша рассказал мне, как им здесь живётся, как служат. Бойцы, говорит, всем довольны. «А не так давно видел я главного начальника ВЧК товарища Дзержинского. Однажды я проверял посты караула и вдруг вижу: к парадному подъезду подходит машина. Выходит оттуда начальник, увидел меня и спрашивает: «Товарищ, а как вы сюда к нам попали?» Я рассказал ему, что со своим отрядом служил в особом отделе ВЧК в Киеве, а при отступлении с Украины мы были направлены сюда. Начальник мне сказал: «Служите честно и помогайте нам бороться с контрреволюцией». Я ответил: «Рад стараться, товарищ начальник!» Когда он ушёл, я спросил у шофёра: «Кто это со мной разговаривал?» Шофёр удивился: «А ты разве не знал? Это товарищ Дзержинский - председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии»…
В середине апреля 1919 года я был переведён из 1-й Украинской армии в 3-ю Украинскую армию, в Одессу, на ту же должность начальника особого отдела ВЧК. Приехал я в Одессу с несколькими сотрудниками-чекистами. Первым делом представляюсь председателю губкома партии Яну Гамарнику, секретарю Одесского городского комитета партии Елене Соколовской. Затем иду к председателю Одесского губревкома Клименко, показываю ему свой мандат и прошу помочь получить помещение для особого отдела. Клименко, выслушав мою просьбу, сказал: «Берите, товарищ Фомин, мой автомобиль, поезжайте по городу. Как подберёте что-либо подходящее, приезжайте, дам вам ордер, и размещайтесь, как сочтёте нужным».
Поехал я со своими сотрудниками по Одессе… Вижу двухэтажный серый дом, похожий на старинный замок… Решили мы осмотреть этот особняк и соседний с ним дом. Входим во двор… Нам открывает пожилая женщина, видимо прислуга. Спрашиваю: «Кто здесь проживает?» Женщина молча приглашает в соседнюю комнату. Там сидит небольшого роста полный мужчина лет шестидесяти… «Вы хозяин этого дома? - спросил я. - Эти люди тоже живут здесь? … На какие же средства вы живёте, позвольте вас спросить?» - «Моя фамилия Крупенский… Я до революции состоял на государственной службе в Петрограде и имею сбережения. На них я и живу с семьёй»…
Я заявил Крупенскому, что он арестован. [Чекист] Васильев отвёл арестованного в другой угол кабинета и предложил сесть. Пригласив комиссара домкома (в то время были и такие комиссары), мы обыскали квартиру. В сейфе оказались валюта, ценности, документы… Отправив его в следственную часть комендатуры города, я дал указание, чтобы его держали в отдельной камере под усиленной охраной. На другой день губревком разрешил нам занять два дома (один из них - особняк Крупенского) под особый отдел ВЧК армии. А ещё через несколько дней Крупенского из комендатуры перевели в здание особого отдела. Поместили его в подвале его же собственного дома…
После освобождения Красной Армией Одессы … решено было борьбу с бандитизмом и грабежами передать в руки Одесской губчека и особого отдела ВЧК армии. На специальном совместном заседании РВС армии и губкома партии не раз упоминалось имя Мишки Япончика - главаря одесского жулья… В день своего приезда мы с командиром отряда ВЧК Васильевым, возвращаясь от председателя губкома Я. Б. Гамарника, увидели, как по улице беззаботно прогуливались люди, одетые по-кавказски… Мне они почему-то показались подозрительными, и я хотел было разузнать, кто они, но тут из соседней улицы вышла ещё одна группа людей, одетых точно так же. Эти тащили мешки, корзины, чемоданы, узлы…
Я шепнул Васильеву, чтобы он проследил, куда они пойдут, а сам поспешил к себе, на Херсонскую, 60, где расположился особый отдел ВЧК 3-й Украинской армии… Первым моим шагом была встреча с комендантом города Домбровским. «Это бандиты Мишки Япончика, - уверенно сказал Домбровский. - Они не только по-кавказски, они вам по-турецки оденутся. Кстати, у меня ведь отряд состоит из одних кавказцев. Так, наверное, эти бандиты под моих молодцов и вырядились»… Сотрудники и бойцы особого отдела разоружили отряд Домбровского. В номерах гостиницы, которые занимали эти грабители, были обнаружены каракулевые и котиковые манто, золотые часы, обручальные кольца, бриллиантовые колье, брошки и т.д…
Как-то сижу я в своём кабинете - раздаётся звонок. Докладывает комендант Мельников: «Товарищ Фомин, в комендатуре особого отдела сейчас находится Мишка Япончик»… Через несколько минут у меня в кабинете в сопровождении чекиста Доброго появляются два человека… «Я небезызвестный вам Мишка Япончик. Надеюсь, слышали о таком? - не без бахвальства начал он. - А это мой адъютант»… Мишка Япончик начал говорить о себе и своих приятелях, о том, как они орудовали. Рассказывал он о своих одесских похождениях довольно живописно. Грабили они, по его словам, только буржуазию, бежавшую в Одессу со всех концов Советской России. Кое-что «прихватывали» и у местных, одесских буржуев…
«Но я пришёл не каяться. У меня есть предложение. Я хотел бы, чтобы мои ребята под моим командованием вступили в ряды Красной Армии. Мы хотим честно бороться за Советскую власть. Не могли бы Вы дать мне мандат на формирование отряда Красной Армии? Люди у меня есть, оружие тоже, в деньгах я не нуждаюсь. Мне нужно только разрешение и помещение. Как получу и то и другое, сразу могу приступить к формированию отряда». - «Дать вам мандат никак не могу, не уполномочен. Могу только доложить о вашей просьбе реввоенсовету 3-й армии». Тут же я позвонил командующему армии Худякову, вкратце изложил ему суть дела. Худяков попросил меня вместе с Мишкой Япончиком приехать к нему.
Приехали мы в реввоенсовет. Я представил Мишку Япончика и его адъютанта командующему армией. Тот по телефону связался с членами РВС, и вскоре к нему в кабинет пришли Ян Гамарник, Николай Голубенко и Датько-Фельдман. В ходе беседы с Мишкой Япончиком кто-то из членов реввоенсовета поинтересовался, что за люди у него, из каких социальных слоёв. Он весьма обстоятельно разъяснил, что отряд состоит в основном из люмпенпролетариев, большинство осталось в детстве без отцов и матерей, стали беспризорниками… Вот, думалось нам, попытка людей, искалеченных старым строем, … брошенных на самое дно, подняться и смыть с себя, может быть и кровью своей, всю грязь и весь позор преступного прошлого…
Члены РВС армии долго обдумывали это необычное предложение. Пришли к заключению: разрешить [Мойше-Янкелю Меер-Вольфовичу] Винницкому - такова была настоящая фамилия Мишки Япончика - сформировать отряд, а политотделу армии прикрепить к отряду командиров и членов партии для идейно-воспитательной работы. Получив разрешение, Мишка Япончик сразу приступил к формированию отряда. Через несколько дней он уже насчитывал около двух тысяч человек. Отряд начал было заниматься учёбой - военной и политической… Мишка Япончик больше всего любил маршировать во главе своего отряда по улицам Одессы, явно желая обратить на себя внимание населения. В дальнейшем Мишка Япончик всячески старался показать, что его отряд уже похож на регулярную часть Красной Армии.
В июле 1919 года положение на фронте осложнилось… Мишке Япончику предложили отправиться со своим отрядом в район Вапнярка - Винница, против Петлюры. Перед отъездом он попросил разрешение устроить прощальный «семейный» вечер для своего отряда… Среди гостей было много женщин, из тех, которые раньше помогали своим дружкам: прятали и сбывали краденые вещи и ценности. Разодеты они были в шёлковые платья ярких цветов. На многих сверкали драгоценности… Получив распоряжение погрузиться и … когда наконец его отряд прибыл на станцию и объявили посадку, то со всех сторон раздались крики, что в Одессе остаётся много контрреволюционеров и если они выедут из Одессы, то контрреволюция возьмёт город в свои руки.
Три раза собирался отряд грузиться в эшелон, и три раза люди разбегались. Наконец Мишка Япончик всё же погрузил в эшелон около тысячи человек и привёз их в район Вапнярки… По дороге дезертирство не прекращалось. На фронт прибыло не более 700 человек. Здесь отряд был переименован в полк. Командиром его оставили Винницкого. Военкомом полка назначили товарища Фельдмана. Полк получил, первое боевое задание: сдержать натиск петлюровских частей. Но, как только появился противник, полк разбежался… Вместе со всеми бежал и Мишка Япончик. Захватив паровоз с классным вагоном, он направился в Вознесенск. Но там его уже ожидали чекисты и начальник боевого участка уездвоенком Н. И. Урсулов. Последний по распоряжению чекистов [4 августа 1919 г.] расстрелял Мишку Япончика…
Зимним утром 1919 года ко мне в вагон (штаб Украинского фронта в то время размещался в вагонах) вошёл человек… «Гусев, начальник штаба отряда Махно. Мне указали на ваш вагон. С кем я разговариваю?» - «Начальник контрразведки фронта Фомин», - в свою очередь представился я… «Махно отправил меня к вам в Харьков со специальным поручением, - говорил Гусев. - Пусть реввоенсовет фронта решит, что нам делать, поскольку части Красной Армии приближаются к району действия Махно (Гуляй-Поле). У нас насчитывается около 10 тысяч человек. Правда, вооружены мы неважно. Но если нас обеспечить всем необходимым, и прежде всего оружием, мы сможем оказать большую помощь в разгроме белогвардейцев. Они наши заклятые враги»…
На специальном заседании реввоенсовета Украинского фронта под председательством Антонова-Овсеенко обсуждалось предложение Махно… На специальном заседании реввоенсовета Украинского фронта под председательством Антонова-Овсеенко обсуждалось предложение Махно. Мнения разделились. Одни высказывались за то, чтобы отряд Махно расформировать и влить небольшими группами в подразделения частей Красной Армии. Другие предлагали переформировать отряды Махно в бригаду Красной Армии, а его оставить командиром, но направить туда политинспекцию, которой поручить всесторонне обследовать бригаду и выяснить, что требуется для того, чтобы бригада была боеспособной.
Это предложение и было принято. Новообразованная бригада вошла в состав Заднепровской дивизии, которой командовал П. Е. Дыбенко. Спустя некоторое время военным комиссаром бригады назначили стойкого большевика бывшего председателя военно-революционного трибунала Виллера. Вместе с ним была направлена в бригаду группа политработников. 23 января бригада Махно заняла Александровск, а затем Волноваху, Мариуполь и другие города… [В апреле 1919 г.] 13-й красной армии, куда входила бригада Махно, предстояло отразить удар белых. Накануне сражения Махно учинил кровавую расправу над коммунистами. Все политработники были расстреляны. Махно с группой головорезов бежал с позиций…
Вскоре махновцы объявились в тылу нашей армии и стали орудовать как большая организованная банда… Однако в конце 1920 года Махно сделал ещё одну, последнюю попытку совместно с Красной Армией выступить против белых. На этот раз он повёл наступление на Врангеля и оказал нашим частям определённую помощь в изгнании белой нечисти из Крыма. Но, заняв Севастополь, махновцы с благословения своего «батько», бросившего клич: «Крым ваш, и в Крыму всё ваше!» - начали своё обычное дело: грабить, убивать, насиловать. Спешно вызванная группа особого отдела ВЧК Южного фронта совместно с будённовцами восстановила порядок. Многие махновцы тогда были порубаны клинками конноармейцев, остальные разбежались…
Летом 1919 года реввоенсовет армии предоставил мне возможность поехать на некоторое время в Киев для лечения… Председатель Всеукраинской чрезвычайной комиссии Мартин Янович Лацис попросил меня временно задержаться в Киеве: … «Я направлю вас заместителем начальника особого отдела ВЧК 12-й армии. Вы, товарищ Фомин, займитесь там арестованными. Мне сообщили, что начальник этого отдела Грюнвальд хватал всех подряд, кого нужно и не нужно. Разберитесь, пожалуйста». С первого же дня ко мне стали приходить коммунисты-чекисты и рассказывать о том, что начальник отдела Грюнвальд со своими приближёнными пьянствует, безобразничает, запугивает население… «Я всё могу, что захочу, - говорил он, опьянев. - Всё в городе в моих руках. Меня все боятся»… Кабинет Грюнвальда был превращён в кладовую, куда приносились изъятые при обысках ценности, и там их делили, по усмотрению самого «хозяина»…
По распоряжению Ф. Э. Дзержинского в декабре 1919 года я был направлен на работу в особый отдел ВЧК 10-й армии, которая вела наступление на Царицын… Из Царицына наши войска стали наступать в направлении станиц Великокняжеская, Котельниково, Тихорецкая и города Армавира. Обстановка на Дону была для нас не из благоприятных. Нам приходилось проходить по местам, население которых сочувственно относилось к деникинцам… Когда мы останавливались для отдыха, ни за какие деньги ничего нельзя было достать. А ведь станицы в тех краях богатые. И вдруг я узнаю, что наши разведчики ни с того ни с сего «полюбились» жителям. Раньше хлеба не было, а теперь появились и сало, и яйца. Сами разведчики ходят сытые и с товарищами делятся. Я обратился к старшему разведки товарищу Панкратову. «Что за чудо?» - спрашиваю…
А он, улыбаясь, отвечает: «Может быть, я, товарищ начальник, со своими ребятами поступаю неправильно, не по-партийному, но другого выхода нет. Хлеба и других продуктов здесь, в станицах, нам [коммунистам] не продают и даром не дают. Как же быть, чтобы моим разведчикам голодными не ходить? Пришлось пойти на такую «военную хитрость». Как были мы в станице Великокняжеской, помните, там ещё была такая церковь богатая, я и приказал моим разведчикам «вооружиться» маленькими иконками Иисуса Христа, Николая Чудотворца и других святых. Каждый получил по иконке и прикрепил её на шнурке. Когда подходим к станице, я ребятам командую: «Надеть иконки!» Они поверх пальто или полушубков их и надевают (разведчики у нас ходили в штатском). Затем расходимся кто куда, выбирая дома побогаче…
Приходим в дом и обращаемся к хозяевам: «Здравствуйте, рабы божьи!» Смотришь, кто с печки спускается, кто с кровати поднимается, а кто из подполья лезет. Тут мы направляемся сразу в передний угол, поближе к иконам, делаем два-три поклона, крестимся. Ну, а уж после этого хозяева к нам с полным доверием относятся, мы становимся своими людьми. Несут всё, чем богаты, на стол, угощают, чаем поят, расспрашивают, сами рассказывают. Тут мы узнаём, что им известно о белых, кто и как помогал белым из станицы, кто красным сочувствует. А иногда и другие сведения получали: где банды скрываются, где и когда белые намерены объявиться. Ну, конечно, на дорогу с собой дают продуктов. И редко когда деньги берут»…
Летом 1920 года … из особого отдела ВЧК 10-й армии Северного Кавказа я был переведён опять на Украину. Приехал я в Харьков, представляюсь начальству. Предложили поехать заместителем начальника особого отдела ВЧК побережья Чёрного и Азовского морей… 27 января 1921 года Президиум ВЦИК утвердил Ф. Э. Дзержинского председателем Комиссии по улучшению жизни детей. В то время в нашей стране, после четырёхлетней империалистической и гражданской войн, насчитывалось около 4 миллионов беспризорных детей - в большинстве сирот, без крова, без пищи, без присмотра и ухода… Я, в то время работавший в Крыму, получил директиву от Ф. Э. Дзержинского, адресованную всем руководителям органов ВЧК. В ней говорилось: «Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции»… Обком партии создал областную комиссию по улучшению жизни детей… В состав областной комиссии вошёл начальник Главного курортного управления Крыма Дмитрий Ильич Ульянов (брат Владимира Ильича)…
В мае 1921 года я был переведён в Симферополь [на должность начальника Особого отдела Крымской ЧК, заместителя председателя Крымской ЧК, а с 22 июня 1921 г. по 5 января 1922 г.] … председателя Крымской ЧК… После освобождения Крыма нашими войсками чекистам предстояла большая работа. В Крыму осталось более 30 тысяч врангелевских офицеров и других контрреволюционных элементов. Нужно было решить, кому дать гражданские советские права и разрешить жительство в Крыму, кому предоставить право проживать в Советской стране, но в другом месте, кого выслать. Наиболее злостную часть белогвардейцев, из тех, кто причинили много вреда Советской власти, нужно было покарать со всей строгостью законов военного времени - [войны со своими соотечественниками]. Сколько было попыток со стороны родственников врангелевских офицеров и других врагов Советской власти подкупом, шантажом и всякими другими способами освободить своих родственников! Но им не удавалось достигнуть своей цели…
В годы новой экономической политики немало тёмных дельцов и спекулянтов вело бойкую торговлю драгоценностями и валютой. Некоторые из них обогатились. [Благодаря легализованной частной торговле уровень жизни населения страны стал заметно повышаться.] Но позднее, когда Советская власть перешла в решительное наступление против нэпманов и спекулянтов, они заметались. Охваченные страхом за свои капиталы, они старались связаться с контрабандистами и через их посредничество сплавить золото и валюту за границу, [спасаясь от государственного гоп-стопа]… Миллионы золотых рублей ловкими аферистами - людьми без родины и без совести - сплавлялись за границу. Это наносило большой ущерб народному хозяйству страны… Не дают мне покоя эти миллионы. [«Бессребреник» Ф. Т. Фомин награждался серебряным портсигаром в 1922 г. и золотыми часами - в 1919, 1927, 1928 и 1933 гг.]» (из мемуаров «Записки старого чекиста» от 1962 г.).