Слово о свободе
К дню памяти защитников демократии
опубликовано 23.08.12 http://freetowns.ru/ru/news/politotdacha/-/ko_dnu_pamyati_zashitnikov_demokratii
Свобода и память
Подходит к концу лето и наступает важная дата. Три дня, изменившие историю. Но в этот раз воспоминание об августе 91-го приобрело более яркий цвет и горький вкус. Вот и я впервые отправился к памятнику погибшим защитникам демократии. По дороге от набережной до Садового насчитал пять автозаков. Протиснулся сквозь плотный ряд спин и положил цветы под прицелами объективов. По пути к метро встречал идущих навстречу с белыми букетами. Люди помнят погибших за нашу свободу.
Бродит по стране призрак диктатуры. В далеком девяносто первом эта угроза чувствовалась острее, была свежа память. Всплывшая из глубины и нахлынувшая, концентрированная память о тоталитарном рабстве. Память заставляла людей идти на смерть, защищая свободу.
Прошло время, и эта национальная память уступила место личной ностальгии о советской юности. О незыблемости быта, расслабленном движении по течению, беззаботных пьянках на кухнях. Рухнула громада советской империи, погребла под своими обломками три молодые жизни. Исчезли внешние скрепы... и мы словно оказались скованы кандалами. Неактуальные в советском прошлом понятия самореализации, успеха и конкуренции - выжимают сегодня из нас последние соки. Нелегко ответить на вопрос: когда же в нашей жизни было больше бытовой, экзистенциальной свободы - в далеком совке или сейчас? Возможно, мы недооценили потенциал ограничения внутренней свободы, таящийся в либеральном общественном строе.
Потенциал неприметного подчинения личности корпоративным интересам, мировоззренческим и поведенческим стереотипам микросоциума. В чем-то прав был философ Иван Ильин: "Воистину свободен духовно самостоятельный человек; человек же, освобожденный только во внешнем, может злоупотреблять своей свободой и превращать ее в совершенную внутреннюю несвободу, в ужасающее внутреннее рабство".
Люди, решившие в девяносто первом встать на пути бронетехники, явили высоту духовной самостоятельности. Создали напряженное поле внутренней свободы, проломившее внешние преграды. Этот прецедент достоин благодарной памяти, не только в этом году под прицелами объективов.
Свобода и власть
Нечто подобное повторилось в миниатюре на декабрьской Болотной площади. Туда шли по собственному выбору и властному зову внутреннего голоса, навстречу друг другу и неизвестности. Шли с личными лозунгами на самодельных плакатах, затмивших смысл речей растерянных «лидеров». Встреча духовно самостоятельных людей делала протестные митинги настоящей резервацией свободы. Горожане вновь и вновь тянулись туда, чтобы ощущать терпкий вкус свободы, жадно дышать ее воздухом.
Но Кремлю была на фиг не нужна такая резервация. Расширяющаяся и грозящая загнать в резервацию саму власть. После нескольких неудачных попыток Кремль все же нашел на нее управу. Словно селекционер-мичуринец, он постарался вывести новый сорт российского оппозиционера. Забылся образ зимнего «рассерженного горожанина». Веселого и колкого, спокойного и адогматичного, несущего плакат с хлестким афоризмом или участвующего в креативном флэш-мобе. Его сменил разозленный радикал, размахивающий флагом. Приверженец одной из маргинальных идеологий в рамках всеобщего беспощадного плюрализма. Трудно придумать образ, более пугающий и отталкивающий осторожного консервативного обывателя. Над коллективным сознанием которого тоже не забыли поработать.
Трудно манипулировать сознанием духовно самостоятельной личности. А управление коллективным разумом - это лишь дело техники. Особенно - если коллектив объединен чувством неприязни к идеологическому «врагу»... И вот, сознание сторонников общественной стабильности ощутило тоску по жесткой руке.
Завершением этой истории стало безболезненное принятие драконовских законов, ограничивающих свободу общества и отбросивших страну на десятилетия назад. Зачеркнувших завоевания и декабря 2011-го, и августа 1991-го. Волевому жесту, ограничившему нашу внешнюю свободу, предшествовала методичная работа политтехнологов, лишающая и протест и консервативные слои общества свободы внутренней. Делающая тех и других пленниками пиаровских иллюзий, идеологических догм, микросоциальных стереотипов.
«Внешняя свобода дается человеку именно для внутреннего самоосвобождения; именно от него она получает свое истинное значение и свой глубокий смысл» - писал когда-то Иван Ильин. Можно перефразировать эту мысль: внешняя свобода легко отнимается тогда, когда теряет свой смысл и значение.
Свобода и вера
Красной нитью через эту историю разделения и озлобления общества протянулось дело Pussy Riot. Арест панк-феминисток сыграл не последнюю роль в эскалации общественного конфликта. Из управленческих структур РПЦ сразу послышались голоса, призывающие к смягчению этой меры пресечения. Пресс-служба Патриархии повторяла, что официальная позиция Церкви будет озвучена после вынесения приговора. Но та сторона баррикад, что искренне считает себя свободной, слышала лишь резонансные заявления протоиерея Всеволода Чаплина. Уж очень гармонировали речи отца Всеволода с яркими «перформансами» православных хоругвеносцев и реалиями хамовнического правосудия. Складывались в головах в стройный пазл, изображающий «лицо Церкви». И не закралась мысль, что этот пазл потому-то «красив» и складен, что мастерски сработан умельцами пиара, неплохо изучившими наши головы.
Неотъемлемым атрибутом протеста становится злая и едкая критика РПЦ - «сборища мракобесов в чекистских погонах». А идеологический максимализм требует от защитников Pussy лишь безоговорочного оправдания «панк-молебна» и создания вокруг панкушек ареола святости. Уж в этих-то вопросах у настоящих плюралистов не может быть двух мнений, настоящие либералы не должны проявлять вольнодумия.
А тем временем в других многочисленных головах собирается совсем другой пазл. Складывается из предшествующей «творческой жизни» панкушек, из оскорбительных надписей на стенах храмов, из спиленного креста на Майдане. И требуется не так уж много усилий для убеждения широкой общественности, что протестное движение - это настоящее исчадие ада, потрясатели основ и ниспровергатели моральных устоев. И вот, незримое отсутствие внутренней свободы в станах защитников и противников Pussy отливается в видимое и осязаемое ограничение внешней свободы Надежды, Марии и Екатерины.
Свобода и мы
Страшно предположить, что труд кремлевских политтехнологов по редукции общественной свободы еще не завершен. Не исключено, что нас ждет дальнейшее раздробление общества на бессчетное число маленьких социальных групп с «промытыми» мозгами, ненавидящих друг друга. Манипулируя сознанием таких идеологических ячеек, время от времени громко натравливая одну на другую - власть смогла бы и ослабить «потенциальных противников», и отвлечь внимание общества от настоящих проблем. И удержаться у руля, доказав испуганному электорату, что именно она является единственной альтернативой надвигающемуся социальному хаосу.
Наблюдая за нарастанием внутренней несвободы, невидимого рабства наших сограждан, невольно начинаешь опасаться приближения эпохи «нового средневековья» в отдельно взятой стране. Временами мне кажется, что это средневековье уже состоялось. Что настало (как сказал бы мудрый профессор Преображенский) «средневековье в головах», в разуме бойцов передовых отрядов идеологического фронта. Пока оно лишь спорадически отливается в видимые и осязаемые формы. Такие, как суд над Pussy Riot, действительно имевший сходство с инквизицией. Не исключено, что дальнейшая материализация внутреннего рабства во внешние атрибуты средневековья - теперь лишь вопрос времени.
Уж очень нравится людям по обе стороны баррикады верить в мифы политтехнологов, бездумно обливать грязью противников и ожидать скорой победы от лобовой атаки в идеологической войне. Вот только победа любой из сторон может обернуться общим поражением, и крушение внешних государственных скреп при полном отсутствии духовной самостоятельности граждан - может принести лишь новые формы рабства. Это обстоятельство невыгодно отличает 2012-й год от 1991-го.
«Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, - писал великий певец и рыцарь свободы Николай Бердяев. - Свобода трудна, она есть тяжелое бремя. И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя». Настают времена, когда очень хочется сбросить груз свободы. Перевалить его на коллективные плечи единомышленников или отдать государству в залог за общественную стабильность. За незыблемость быта и беззаботные пьянки на кухнях.
Но упрямо всплывает в памяти завет Бердяева: «Свобода человека есть требование Бога от человека, обязанность человека по отношению к Богу». Стоит прислушаться к словам мыслителя, воочию видевшего катастрофическое крушение свободы, погружения мира в бездонные пучины тоталитарного рабства. Этому видимому крушению предшествовали долгие десятилетия, столетия незримого и методичного подтачивания внутренней свободы человека, разъедания ее крепкого остова коррозией стройных и страстных идеологических доктрин.
Концентрированная память о том тоталитарном рабстве вела безоружных людей на танки в августе 91-го. Давайте теперь немного помолчим, почтим их память.
Фотографии Елены Ростуновой 20 мая 2012 г.
опубликовано 23.08.12 http://freetowns.ru/ru/news/politotdacha/-/ko_dnu_pamyati_zashitnikov_demokratii
Свобода и память
Подходит к концу лето и наступает важная дата. Три дня, изменившие историю. Но в этот раз воспоминание об августе 91-го приобрело более яркий цвет и горький вкус. Вот и я впервые отправился к памятнику погибшим защитникам демократии. По дороге от набережной до Садового насчитал пять автозаков. Протиснулся сквозь плотный ряд спин и положил цветы под прицелами объективов. По пути к метро встречал идущих навстречу с белыми букетами. Люди помнят погибших за нашу свободу.
Бродит по стране призрак диктатуры. В далеком девяносто первом эта угроза чувствовалась острее, была свежа память. Всплывшая из глубины и нахлынувшая, концентрированная память о тоталитарном рабстве. Память заставляла людей идти на смерть, защищая свободу.
Прошло время, и эта национальная память уступила место личной ностальгии о советской юности. О незыблемости быта, расслабленном движении по течению, беззаботных пьянках на кухнях. Рухнула громада советской империи, погребла под своими обломками три молодые жизни. Исчезли внешние скрепы... и мы словно оказались скованы кандалами. Неактуальные в советском прошлом понятия самореализации, успеха и конкуренции - выжимают сегодня из нас последние соки. Нелегко ответить на вопрос: когда же в нашей жизни было больше бытовой, экзистенциальной свободы - в далеком совке или сейчас? Возможно, мы недооценили потенциал ограничения внутренней свободы, таящийся в либеральном общественном строе.
Потенциал неприметного подчинения личности корпоративным интересам, мировоззренческим и поведенческим стереотипам микросоциума. В чем-то прав был философ Иван Ильин: "Воистину свободен духовно самостоятельный человек; человек же, освобожденный только во внешнем, может злоупотреблять своей свободой и превращать ее в совершенную внутреннюю несвободу, в ужасающее внутреннее рабство".
Люди, решившие в девяносто первом встать на пути бронетехники, явили высоту духовной самостоятельности. Создали напряженное поле внутренней свободы, проломившее внешние преграды. Этот прецедент достоин благодарной памяти, не только в этом году под прицелами объективов.
Свобода и власть
Нечто подобное повторилось в миниатюре на декабрьской Болотной площади. Туда шли по собственному выбору и властному зову внутреннего голоса, навстречу друг другу и неизвестности. Шли с личными лозунгами на самодельных плакатах, затмивших смысл речей растерянных «лидеров». Встреча духовно самостоятельных людей делала протестные митинги настоящей резервацией свободы. Горожане вновь и вновь тянулись туда, чтобы ощущать терпкий вкус свободы, жадно дышать ее воздухом.
Но Кремлю была на фиг не нужна такая резервация. Расширяющаяся и грозящая загнать в резервацию саму власть. После нескольких неудачных попыток Кремль все же нашел на нее управу. Словно селекционер-мичуринец, он постарался вывести новый сорт российского оппозиционера. Забылся образ зимнего «рассерженного горожанина». Веселого и колкого, спокойного и адогматичного, несущего плакат с хлестким афоризмом или участвующего в креативном флэш-мобе. Его сменил разозленный радикал, размахивающий флагом. Приверженец одной из маргинальных идеологий в рамках всеобщего беспощадного плюрализма. Трудно придумать образ, более пугающий и отталкивающий осторожного консервативного обывателя. Над коллективным сознанием которого тоже не забыли поработать.
Трудно манипулировать сознанием духовно самостоятельной личности. А управление коллективным разумом - это лишь дело техники. Особенно - если коллектив объединен чувством неприязни к идеологическому «врагу»... И вот, сознание сторонников общественной стабильности ощутило тоску по жесткой руке.
Завершением этой истории стало безболезненное принятие драконовских законов, ограничивающих свободу общества и отбросивших страну на десятилетия назад. Зачеркнувших завоевания и декабря 2011-го, и августа 1991-го. Волевому жесту, ограничившему нашу внешнюю свободу, предшествовала методичная работа политтехнологов, лишающая и протест и консервативные слои общества свободы внутренней. Делающая тех и других пленниками пиаровских иллюзий, идеологических догм, микросоциальных стереотипов.
«Внешняя свобода дается человеку именно для внутреннего самоосвобождения; именно от него она получает свое истинное значение и свой глубокий смысл» - писал когда-то Иван Ильин. Можно перефразировать эту мысль: внешняя свобода легко отнимается тогда, когда теряет свой смысл и значение.
Свобода и вера
Красной нитью через эту историю разделения и озлобления общества протянулось дело Pussy Riot. Арест панк-феминисток сыграл не последнюю роль в эскалации общественного конфликта. Из управленческих структур РПЦ сразу послышались голоса, призывающие к смягчению этой меры пресечения. Пресс-служба Патриархии повторяла, что официальная позиция Церкви будет озвучена после вынесения приговора. Но та сторона баррикад, что искренне считает себя свободной, слышала лишь резонансные заявления протоиерея Всеволода Чаплина. Уж очень гармонировали речи отца Всеволода с яркими «перформансами» православных хоругвеносцев и реалиями хамовнического правосудия. Складывались в головах в стройный пазл, изображающий «лицо Церкви». И не закралась мысль, что этот пазл потому-то «красив» и складен, что мастерски сработан умельцами пиара, неплохо изучившими наши головы.
Неотъемлемым атрибутом протеста становится злая и едкая критика РПЦ - «сборища мракобесов в чекистских погонах». А идеологический максимализм требует от защитников Pussy лишь безоговорочного оправдания «панк-молебна» и создания вокруг панкушек ареола святости. Уж в этих-то вопросах у настоящих плюралистов не может быть двух мнений, настоящие либералы не должны проявлять вольнодумия.
А тем временем в других многочисленных головах собирается совсем другой пазл. Складывается из предшествующей «творческой жизни» панкушек, из оскорбительных надписей на стенах храмов, из спиленного креста на Майдане. И требуется не так уж много усилий для убеждения широкой общественности, что протестное движение - это настоящее исчадие ада, потрясатели основ и ниспровергатели моральных устоев. И вот, незримое отсутствие внутренней свободы в станах защитников и противников Pussy отливается в видимое и осязаемое ограничение внешней свободы Надежды, Марии и Екатерины.
Свобода и мы
Страшно предположить, что труд кремлевских политтехнологов по редукции общественной свободы еще не завершен. Не исключено, что нас ждет дальнейшее раздробление общества на бессчетное число маленьких социальных групп с «промытыми» мозгами, ненавидящих друг друга. Манипулируя сознанием таких идеологических ячеек, время от времени громко натравливая одну на другую - власть смогла бы и ослабить «потенциальных противников», и отвлечь внимание общества от настоящих проблем. И удержаться у руля, доказав испуганному электорату, что именно она является единственной альтернативой надвигающемуся социальному хаосу.
Наблюдая за нарастанием внутренней несвободы, невидимого рабства наших сограждан, невольно начинаешь опасаться приближения эпохи «нового средневековья» в отдельно взятой стране. Временами мне кажется, что это средневековье уже состоялось. Что настало (как сказал бы мудрый профессор Преображенский) «средневековье в головах», в разуме бойцов передовых отрядов идеологического фронта. Пока оно лишь спорадически отливается в видимые и осязаемые формы. Такие, как суд над Pussy Riot, действительно имевший сходство с инквизицией. Не исключено, что дальнейшая материализация внутреннего рабства во внешние атрибуты средневековья - теперь лишь вопрос времени.
Уж очень нравится людям по обе стороны баррикады верить в мифы политтехнологов, бездумно обливать грязью противников и ожидать скорой победы от лобовой атаки в идеологической войне. Вот только победа любой из сторон может обернуться общим поражением, и крушение внешних государственных скреп при полном отсутствии духовной самостоятельности граждан - может принести лишь новые формы рабства. Это обстоятельство невыгодно отличает 2012-й год от 1991-го.
«Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, - писал великий певец и рыцарь свободы Николай Бердяев. - Свобода трудна, она есть тяжелое бремя. И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя». Настают времена, когда очень хочется сбросить груз свободы. Перевалить его на коллективные плечи единомышленников или отдать государству в залог за общественную стабильность. За незыблемость быта и беззаботные пьянки на кухнях.
Но упрямо всплывает в памяти завет Бердяева: «Свобода человека есть требование Бога от человека, обязанность человека по отношению к Богу». Стоит прислушаться к словам мыслителя, воочию видевшего катастрофическое крушение свободы, погружения мира в бездонные пучины тоталитарного рабства. Этому видимому крушению предшествовали долгие десятилетия, столетия незримого и методичного подтачивания внутренней свободы человека, разъедания ее крепкого остова коррозией стройных и страстных идеологических доктрин.
Концентрированная память о том тоталитарном рабстве вела безоружных людей на танки в августе 91-го. Давайте теперь немного помолчим, почтим их память.
Фотографии Елены Ростуновой 20 мая 2012 г.