Академик РАН Г. Осипов: «Я БЫ ПЕРВЫМ ВЫСТУПИЛ ЗА ЗАПРЕЩЕНИЕ СОЦИОЛОГИИ...»
(Антисоветские материалы, полученные посредством порочных методов)
«Социология и социализм имеют общий корень»
- Геннадий Васильевич, почему советская власть так не любила социологию?
- Социологию не любят, когда она говорит правду. Причем во всех странах. Социологи предупреждают о последствиях того или иного решения, объявляют о непопулярности представителей власти. Кому же это понравится?
- И в царской России было то же самое?
- Да, царское правительство совершенно не интересовалось исследованиями социологов. Скорее даже наоборот.
У нас случился любопытнейший казус. В России существовали серьезные социологические школы. Однако наш социолог Питирим Сорокин, отправленный советским правительством в 20-е годы в эмиграцию, по сути, поднял на ноги американскую социологию.
Из-за того, что социология и социализм имеют общий корень, их отождествляли, а социологов рассматривали как антиправительственную группировку. По той же причине изданные за рубежом социологические труды не пропускали через границу.
- А после революции?
- Период, когда социология не подвергалась гонениям, длился недолго. В начале 30-х годов в Институте красной профессуры прошла дискуссия о социологии. Было признано, что исторический материализм и есть наша наука об обществе. А социология - лженаука. И даже ее название запретили.
Из обихода исчезло понятие «социальное развитие». Считалось, что ускоренное экономическое развитие автоматически приведет к улучшению положения людей. И только перед XXI съездом КПСС, в 1961 году, пятилетний план стал планом не только экономического, но и социального развития.
- То есть социологические исследования, опросы в сталинские времена не проводились?
- Считалось, что принципы исторического материализма являются основой науки об обществе, а все остальное должно их подтверждать. Так что конкретные исследования, которые могли проводиться в стране, должны были служить подтверждением этих догм.
Но при жизни Сталина было проведено несколько исследований по крестьянскому и рабочему секторам. Их потом отметили Сталинской премией. Было констатировано, что частный сектор в городе и деревне полностью ликвидирован.
Работы эти, конечно, носили апологетический характер. Они подтверждали верность положений сталинской Конституции. Доказывали, что в стране сложилась социальная структура социалистического общества и, следовательно, социализм победил.
- Мне удалось обнаружить в архиве ЦК КПСС результаты закрытых исследований материальных и культурно-бытовых условий жизни рабочих, которые проводились в начале 50-х годов профсоюзами. Получается, что партия, отрицая социологию, все-таки пользовалась полученными с ее помощью результатами?
- Скорее всего, профсоюзы пытались обратить внимание власти на какие-то конкретные явления.
- Там говорилось, что эффект от снижения государственных цен сводится на нет ростом цен на колхозных рынках. И что растут расходы на покупку промышленных товаров.
- Тогда дело в том, что в то время часть руководства страны настаивала на увеличении производства товаров народного потребления и продовольствия и, возможно, эти руководители хотели получить доказательства правильности избранной ими линии.
«Против нас резко выступили философы»
- Выходит, что настоящих социологических исследований в 50-е годы не проводилось?
- Практически нет, хотя интерес к ним был значительным. Некоторые руководители поняли, что из-за волюнтаристских решений Хрущева на страну надвигается кризис. И встал вопрос о том, что же делать. Двигаться дальше без учета настроения людей стало невозможно. И поэтому в конце 50-х - начале 60-х годов возникла идея провести ряд конкретных исследований.
- И кто же их проводил?
- В 1960 году в Институте философии АН СССР был создан сектор новых форм труда и быта (такой псевдоним получила социология). Его возглавил я. А через полгода в Ленинграде создали лабораторию, которую уже назвали социологической.
Первое конкретное исследование было проведено нами в Горьком по положению рабочего класса. Второе - в Молдавии, по состоянию крестьянства и развитию села. Ленинградская лаборатория провела у себя в городе исследование по теме: «Человек и его работа». Эти исследования проводились при поддержке партийных органов - Горьковского обкома, Ленинградского горкома и ЦК компартии Молдавии.
Вначале все шло хорошо, но очень скоро партийные секретари перепугались. В Горьковской области мы проводили исследование досуга рабочих. Методика была такая: нужно было взять с человека слово, чтобы он хронометрировал и записывал все, что делает после работы. Или его повсюду должен был сопровождать человек, который все фиксировал. Сразу пошли письма в обком. Меня вызвал к себе первый секретарь и сказал: «Ну что вы там придумали! Что глупостями занимаетесь! Давайте я соберу двадцать-тридцать надежных, проверенных рабочих, и они вам расскажут о своем домашнем досуге».
- А каковы были результаты исследований?
- Шокировавшими не только парторганы на местах, но и ЦК. Оказалось, что популярный тогда тезис о сближении умственного и физического труда несостоятелен. Лозунг о преодолении различий между городом и деревней на поверку также оказался обычной демагогией. Ведь труд крестьян никогда не будет похож на работу у конвейера.
Сразу же против нас резко выступили философы, заявив, что все наши исследования никакого отношения к марксистско-ленинской науке не имеют. А поскольку выявленные нами факты, по их мнению, противоречили действительности, то они объявили нас пособниками империализма.
- И какие меры по отношению к Вам были приняты?
- Ставились вопросы об исключении из партии и даже о привлечении к уголовной ответственности за разглашение данных исследований. Наша сотрудница Нина Наумова изучала проблему удовлетворенности людей своим трудом. И, выступая по телевидению, сказала, что 14% участников исследования неудовлетворены своей работой. Тут же поступила директива обсудить ее поступок в партийном порядке - вплоть до исключения из партии.
А когда дискуссии обострились, директор Института философии решил от греха подальше упразднить наш сектор. Меня пригласили в отдел кадров, чтобы ознакомить с соответствующим приказом. Но в это время на заседании президиума Академии наук выступал секретарь ЦК по идеологии Леонид Федорович Ильичев. И его помощник по нашей просьбе вставил в доклад Ильичева фразу: «Социология имеет право на существование».
Я тоже был на том заседании. Смотрю - директор нашего института после этой фразы незаметно с заседания исчез. Я же вернулся в институт и сказал кадровикам: «Давайте я распишусь на приказе». А они мне в ответ: «Такого приказа нет».
- И как развивались события в дальнейшем?
- Все шло в ожесточенной, просто жуткой борьбе. В 1966 году возглавляемый мною сектор преобразовали в отдел социологических исследований. Мы продолжили исследования. И когда оказалось, что наши опросы и выявленные с их помощью факты руководство все-таки замечает, философы стали поговаривать, что социологи должны только собирать факты, а обобщать их - дело философов. Но к тому времени образовались крепкие группы социологов-профессионалов, которые усиленно взялись за изучение всего социологического опыта. Развивались математические методы, методы моделирования. Были изданы добротные отечественные и переведены зарубежные книги.
- То есть власть Вас признала?
- Скорее она признала существование проблемы: в стране есть социологи, они самостоятельно проводят исследования, и их не всегда можно контролировать.
Я много раз писал в ЦК КПСС о необходимости создания социологического института, но меня поддержали лишь в 1968 году. Причем заведующий отделом науки ЦК Трапезников предложил сделать институт закрытым и напрямую подчиненным ЦК КПСС. Но мы отказались.
«Даже в закрытом отделе материалы клались под сукно»
- И все же, какие-то секретные структуры внутри института существовали?
- Проектом решения о создании Института конкретных социологических исследований АН СССР предусматривалось наличие военного и закрытого отделов для выполнения специальных заданий ЦК. Но военный отдел так и не был создан.
- Почему?
- Об основных направлениях деятельности института я докладывал на заседании Секретариата ЦК КПСС. Говорил и о необходимости изучения социальных проблем в армии. Устинов, а он тогда был секретарем ЦК, на мое выступление отреагировал так: «Вы что хотите собой подменить Министерство обороны?». И военный отдел из структуры института исключили.
- А закрытый?
- Его по линии КГБ нам помогал создавать Филипп Денисович Бобков.
- Бывший потом зампредом КГБ?
- Да. Сейчас он работает у нас, в Институте социально-политических исследований РАН. Я его привлек к работе, поскольку он располагает уникальными архивными данными, которые раньше были засекречены и о которых практически не знает никто.
- А чем тогда занимался закрытый отдел?
- Его укомплектовали сотрудниками КГБ, которые проводили очень интересные исследования. Но страусиная политика все же брала верх. У нас ведь на человека, принесшего плохую весть, всегда смотрели косо. И даже в закрытом отделе материалы клались под сукно.
Скажем, еще в 70-е годы после проведенных в Эстонии исследований сотрудники отдела написали работу о том, как там будут развиваться события. И оказались на сто процентов правы: создание национального фронта, отделение республики и так далее.
- А как удавалось ладить с властями Вам, руководству института?
- Нам - директору института, вице-президенту АН СССР академику Алексею Матвеевичу Румянцеву и мне, его заместителю, - сразу начали говорить: вы должны подтверждать такие-то факты. Но мы с самого начала решили не заниматься социальной апологетикой. И тогда в ответ нам нанесли два тяжелейших удара.
После выхода в 1968 году книги профессора Юрия Левады «Лекции по социологии» нас начали громить. В книге была фраза, за которую зацепились: «Там, где не срабатывает идеология, срабатывают танки» (имелся в виду ввод советских войск в Чехословакию).
Затем, в 1970 году, мы выпустили книгу «Математическое моделирование в социологии» (под моей редакцией). И там, в одной из статей, речь шла о том, что могут быть естественная и искусственная модели социализма. И что модель социализма в СССР грешит тем, что многие процессы создаются искусственно.
На это наши недруги быстренько отреагировали, обратив внимание ЦК, и сразу было дано поручение секретарю по идеологии Московского горкома Ягодкину выступить с разгромной речью. И он выступил на городской партийной конференции с критикой нашей книги (эта речь потом была напечатана в газете). А присутствовавшие в зале члены Политбюро стоя ему аплодировали.
После чего была создана комиссия ЦК, МГК и райкома КПСС по проверке работы института. И фактически начался новый погром социологической науки. Некоторая часть социологов сориентировалась и покинула институт. Другим объявили выговоры. Меня же пытались исключить из партии и подвести под уголовное дело.
- За антисоветчину?
- Нет, навесить идеологические обвинения было не так-то просто. Поэтому в работе института нашли хозяйственные упущения. Так, одно из наших исследований мы проводили по хоздоговору с предприятием. Этот договор объявили незаконным, мне же чудом удалось избежать тюрьмы.
- Каким образом?
- Спасло одно обстоятельство. Мой отец когда-то работал вместе с помощником Суслова. Тот позвонил в отдел науки ЦК и спросил: «Что там происходит с Осиповым?». Этого оказалось достаточно, чтобы инструктор и завсектором свою прыть поубавили. Но со всех постов меня сняли. И, кажется, «навесили» пять выговоров: партийный, административный и еще какие-то. К примеру, встретился в коридоре с зарубежным коллегой, сказал несколько вежливых фраз. Так обвинили в том, что беседовал с иностранцем без разрешения руководства института, и снова объявили выговор.
Потом начался форменный разгром института. Его директором назначали одного дилетанта за другим. Сначала вместо Румянцева назначили специалиста по диалектическому материализму. Но его сняли - развалил работу больше, чем требовалось. Затем назначили статистика. Он проработал у нас три года, но и его сняли. Мы встретились с ним как-то в коридоре, и он сказал: «Вот только понял, что такое социология, и на тебе - освободили!».
Не меньше издевались и над Советской социологической ассоциацией. Ее президентами назначали философов, которые постепенно ассоциацию разваливали.
«Сейчас любой неуч называет себя социологом»
- Насколько я помню, с началом перестройки отношение к социологии резко изменилось.
- Когда началась перестройка, социология оказалась востребованной. В 1988 году было принято Постановление ЦК КПСС «О развитии социологической науки». Правил документ сам Горбачев. В результате его название стало выглядеть так: «О повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении ключевых проблем советского общества». Горбачев вписал туда и то, что социология должна решать проблемы быстрого перехода к коммунизму.
И вслед за этим началось всеобщее признание социологической науки. Впервые стало возможным говорить о том, что социология не является философской наукой. Институт конкретных социологических исследований переименовали в Институт социологии. Но сразу же возник другой конфликт.
Директором института назначили ленинградца Ядова. Он стоял у истоков возрождения социологии, руководил первой социологической лабораторией в Ленинграде. Но после прихода в институт он заявил, что будет работать на Горбачева, доказывать верность его тезисов.
Я же сказал, что социология должна работать на науку. Слава Богу, президент Академии наук понял, что конфликт неразрешим, и в итоге институт был разделен надвое. Мы создали Институт социально-политических исследований, десятилетие которого отмечали в позапрошлом году.
- И как же Вы живете теперь, без однокоренного с Вашей наукой социализма?
- То, что происходит в социологии сейчас, это - новая трагедия. Социологию признали, но теперь каждый неуч, дилетант, который опросил на улице десяток человек, называет себя социологом. Появился и целый слой людей, называющих себя политологами. Но ведь большинство из них - бывшие преподаватели кафедр научного коммунизма или марксизма-ленинизма. У таких специалистов и рейтинг Президента РФ спокойно может быть 102%.
- То есть социология опять занимается апологетикой власти?
- Не только власти, но и представителей бизнеса. Произошла коммерциализация науки. Места в рейтингах продаются и покупаются. Не успели кого-нибудь назначить вице-премьером, еще никто не запомнил его фамилию, а смотришь - он по влиятельности уже на пятом-шестом месте.
Я не хочу сказать, что в СССР социологи были в оппозиции к власти. Кто-то, конечно, говорил о необходимости изменения строя, я же выступал за совершенствование социализма. Но все мы были против апологетики власти средствами социологии. А теперь?! Я недавно, глядя на все это, подумал, что, если было бы можно вернуться на тридцать лет назад, я бы первым выступил за запрещение социологии.