Тропинка к поэту и чудесные метаморфозы на ней
О поэте Евгении Николаевне Куниной я узнала сначала из песни Елены Фроловой “Дольше всего продержалась душа...”, а потом - посмотрев фильм об Анастасии Цветаевой “Мне девяносто лет, ещё легка походка…” Один или несколько погожих дней из жизни дружащих и пишущих людей, понимающих друг друга как-то надмирно… Вот они смотрят на тебя, а в их глазах - и мудрость, и вечность, и бездна воспоминаний, и ушедшие дорогие им люди… Вот такая первая к Евгении Николаевне проторилась тропинка.
А сегодня в музее Цветаевой был вечер памяти Евгении Николаевны, посвященный 120-летию со дня её рождения. Как радостно было снова бежать к цветаевскому дому в Борисоглебском переулке от несмолкающе-шумного центра Москвы, подниматься наверх и неслышно обходить тихие комнаты, всё в которых дышит нездешней жизнью, временем со своими страхами и потерями, но и - наперекор! Выше! - рождавшимися строками… В этом зале, забитом до отказа, смотрели и слушали, вспоминали, читали стихи, играли на фортепиано те вещи, которые звучали в доме Куниных, когда были ещё живы все его тогдашние обитатели. Заглядывали и нездешние гости - Борис Леонидович Пастернак, Александр Мень. Удивительным совпадением оказалось то, что несколько лет назад я была педагогом на летнем выезде у правнучки Евгении Николаевны. А выходившие к собравшимся из зала гости и друзья дома Куниных по обрывкам воспоминаний воссоздавали ту удивительную атмосферу бытия и отношения к людям, которую создавала вокруг себя удивительно милая и скромная русская гимназистка, “очень старая русская” поэтесса и переводчик Евгения Николаевна Кунина.
“Знаете, чем у них с Анастасией Ивановной отличались характеры? Как-то в пылу спора, Анастасия Ивановна сказала в сердцах:
- Да из всего, что написал Толстой, надо разжечь костёр и сварить на нём картошку!
Евгения Николаевна, тихо, но отчётливо:
- Ну, картошку можно сварить и на чём-нибудь другом…”
“Однажды я прочитал Евгении Николаевне какие-то стихи - уже не помню, чьи. Она послушала и сказала:
- С окуджавинкой…”
“Я не смог позвонить Евгении Николаевне в её день рождения, 6 ноября. Позвонил 7го. И говорю:
- Евгения Николаевна, вчера у вас был день рождения…
- Да…
- А сегодня…
- А сегодня - уже нет.”
“Она уже не вставала и почти ничего не видела. Как-то я пришла к ней, и она, не видя, но зная, что это я, протянула руки ко мне и пожала мою руку. И это было удивительно - насколько немощна уже тогда была она сама, но насколько при этом был силён её дух и это пожатие руки…”
Людей, которые так помнят, так слушают, так бережно хранят эти дорогие листки памяти, осталось очень мало. Духовная эстафета детей девятнадцатого века, протянутых нам, потомкам, сквозь воспоминания двадцатого и дальше.. Сохранить бы это.. Запомнить.. И пусть вьётся эта тропинка, ведя у новым встречам и открытиям. И когда-нибудь встретится мне на пути книга “Дом Куниных”. Она уже вышла навстречу…
А сегодня в музее Цветаевой был вечер памяти Евгении Николаевны, посвященный 120-летию со дня её рождения. Как радостно было снова бежать к цветаевскому дому в Борисоглебском переулке от несмолкающе-шумного центра Москвы, подниматься наверх и неслышно обходить тихие комнаты, всё в которых дышит нездешней жизнью, временем со своими страхами и потерями, но и - наперекор! Выше! - рождавшимися строками… В этом зале, забитом до отказа, смотрели и слушали, вспоминали, читали стихи, играли на фортепиано те вещи, которые звучали в доме Куниных, когда были ещё живы все его тогдашние обитатели. Заглядывали и нездешние гости - Борис Леонидович Пастернак, Александр Мень. Удивительным совпадением оказалось то, что несколько лет назад я была педагогом на летнем выезде у правнучки Евгении Николаевны. А выходившие к собравшимся из зала гости и друзья дома Куниных по обрывкам воспоминаний воссоздавали ту удивительную атмосферу бытия и отношения к людям, которую создавала вокруг себя удивительно милая и скромная русская гимназистка, “очень старая русская” поэтесса и переводчик Евгения Николаевна Кунина.
“Знаете, чем у них с Анастасией Ивановной отличались характеры? Как-то в пылу спора, Анастасия Ивановна сказала в сердцах:
- Да из всего, что написал Толстой, надо разжечь костёр и сварить на нём картошку!
Евгения Николаевна, тихо, но отчётливо:
- Ну, картошку можно сварить и на чём-нибудь другом…”
“Однажды я прочитал Евгении Николаевне какие-то стихи - уже не помню, чьи. Она послушала и сказала:
- С окуджавинкой…”
“Я не смог позвонить Евгении Николаевне в её день рождения, 6 ноября. Позвонил 7го. И говорю:
- Евгения Николаевна, вчера у вас был день рождения…
- Да…
- А сегодня…
- А сегодня - уже нет.”
“Она уже не вставала и почти ничего не видела. Как-то я пришла к ней, и она, не видя, но зная, что это я, протянула руки ко мне и пожала мою руку. И это было удивительно - насколько немощна уже тогда была она сама, но насколько при этом был силён её дух и это пожатие руки…”
Людей, которые так помнят, так слушают, так бережно хранят эти дорогие листки памяти, осталось очень мало. Духовная эстафета детей девятнадцатого века, протянутых нам, потомкам, сквозь воспоминания двадцатого и дальше.. Сохранить бы это.. Запомнить.. И пусть вьётся эта тропинка, ведя у новым встречам и открытиям. И когда-нибудь встретится мне на пути книга “Дом Куниных”. Она уже вышла навстречу…