СОДОМИЯ,КАК ЕСТЬ...
Originally posted by theallexbekk at СОДОМИЯ,КАК ЕСТЬ...
Оригинал взят у sashha в Содомия в Венеции.
Один из первых записанных случаев наказания содомитов в Венеции отмечен в 1348 году, и год этот более известен людским мором в гораздо большем масштабе: в город впервые пришла чума. Пару имевших сношения мужчин тогда сожгли заживо между колонн на Пьяцетте. Считалось, что при таком основательном уничтожении телесной оболочки духу будет легче избежать проклятия, спастись. К тому же власти следовали тут примеру бога, испепелившего Содом и Гоморру, два представителя содомского племени последовали за своими собратьями в грехе. Богу словно сигналили: - Не нужно сжигать весь город, явление - штучное, мы сами сожжём оказавшихся среди нас содомитов. -
Опасались венецианцы и за судьбу кораблей, где случалось мужеложество. Бог не будет поражать виновных выборочно, утопит всё судно - для острастки.
Чума считалась наказанием за неправедный образ жизни вообще, и в списке грехов содомия была одним из главных.
Помимо религиозных соображений, были и цивильные. Фраза «семья - ячейка общества» сейчас звучит шуточно, но в Венеции это была максима, нечто бесспорное. Во время эпидемий больше трети населения вымирала, островные жители пополнялись пришлыми: с материка, с terrafermа, славянами из Долмации. А при сильнейшем ощущение венецианцами своей особости, такая примесь была нежеланна. Естественный прирост - гораздо предпочтительнее. Мастурбация считалась нормальным способом снятия сексуального напряжения, но если у мужчины есть жена, а он её тянет в зад, будучи гурманом или избегая её беременности, такой изыск осуждался. Правда, наказание для мужей было мягким, иногда - символическим. Всё ж мужчина - хозяин своей жены, как он её использует в интимном обиходе - это по большей части его дело. Конечно, городу желательно было б ежегодно получать будущего работника, матроса или воина, но принуждать граждан к такому смогла бы лишь какая-н. деспотия восточного типа.
Однако, анальный секс даже между супругами фиксировался и осуждался. В последней трети 15 века медиков и цирюльников обязали сообщать в органы обо всех случаях обращения к ним женщин и юношей с травмированным анусом, докладывать в тот же день или - самое позднее - на следующий. Каждый эпизод расследовали, начинали с расспроса пассивного участника, выявляли активного.
При сотрудничестве со следствием женщины и юноши могли отделаться лишь порицанием или какой-н. мелочью вроде десятка ударов кнутом (мелочью - в сравнении с сожжением заживо). Чем младше «пассив» - там мягче наказание. При аресте некого кружка гомосексуалистов десятилетнего мальчика десять раз протянули плёткой, а восемнадцатилетний содомит получил 25 ударов, его заставили присутствовать при сожжении партнёра, а после там же отрезали нос и приказали стоять меж столбов целый час - в назидание собравшимся.
Выбор носа для отъёма очень характерен: мужчин обычно лишали глаз или правой руки, умаляя их ценность как работников, а главным достоянием женщины считалась красота, поэтому им резали нос. Лишение юноши именно носа - признание его фемининности, предупреждение новых эпизодов.
Так же нестрого отнеслись к двум двенадцатилетним проституткам, которые были ещё неспособны обслуживать клиентов фронтально - да и в зад, наверное, а поэтому производили всякие иные манипуляции. Их выслали из Венето на пять лет - для того, чтоб вернуться они могли уже сформировавшимися женщинами, полноценными секс-работницами.
Что интересно, помимо анального сношения между мужчинами существовала другая форма контакта, и похоже, распространена она была первое время больше классической жопоёбли. В этом варианте один мужчина ложился на другого и тёр свою эрекцию меж ляжек партнёра, до эякуляции.
Нам этот вариант может казаться менее брутальным, но для венецианцев здесь очень много значили религиозные коннотации. В христианстве всякая дьявольщина часто принимает форму злой пародии на христианский обряд, атрибутику, извращаются священные для верующего формы и формулы. Таким глумлением могло смотреться «возлежание на брачном ложе с женою», где вместо жены - мужчина.
Очень занятно читать, как «смягчались нравы». Жестокость сожжения заживо казалось избыточной даже тем, кто считал процедуру эту необходимой для спасения и города - от уничтожения богом, и самого грешника от вечной погибели души. Предлагалось техническое нововведение - жертву нужно плотно закрепить цепью за шею к вертикальной поверхности, и когда сгорит доска, на которой он стоит, содомит утратит опору, опадёт - и тут же будет задушен цепью. Так - гуманнее. Хоть и не намного.
Предложение это не утвердили, но сожжение заживо всё ж было заменено на отсечение головы и последующее сжигание то ли внутренностей, то ли всего тела.
Преследование девиантов было передано из компетенции ночной полиции, Signori di Notte, в введение Совета Десяти, и отчёты о расследованиях изменились: в 14-ом веке полиция фиксировала все детали сношений подробно, без сглаживания и иносказаний, а в веке 15-ом язык докладов стал гораздо менее конкретным. Лишь иногда содеянное казалось расследователям настолько возмутительным, что они считали необходимым максимально точное изложение.
Очень занятны описания следственных экспериментов: власти не убивали виновных сразу же при установлении их вины, содомитов выслушивали. Те, желая спасти жизнь, называли всякие причины девиации. Скажем, если некто говорил, что не может получить эрекцию при виде женских органов, его показывали врачам - числом не меньше двух - которые обследовали его член. Вызывались также проститутки, которые должны были профессионально его «разогреть». Если медики не находили никаких видимых патологий, а член обвиняемого вставал вблизи явленных женских гениталий, заявления арестованного считалось ложью.
Был случай, когда обвинённый в сношениях с козою горожанин сообщил, что вот уже три года он не имеет сексуального облегчения - и не может иметь. Врачи установили, что эрекция возможна, но эякуляция - нет. Так что онанизм исключался, а для женщин он считал себя не годным. Коза была для него единственным вариантом иметь хоть какую-то половую жизнь.
Всё это приняли к сведению и скотоложца не казнили. Ему отрубили правую руку и изгнали из города.
Венеция была уникальна среди итальянских городов, преследовавших содомию, тем, что активные участники актов считались однозначно преступниками, а пассивные - в общем-то, жертвами. Вина субъекта в разы превышала вину объекта. Действия активных происходили из ясного злонамеренного умысла надругаться над установленным богом порядком, а их партнёры поддавались насилию, принуждению - либо своим вялым греховным позывам. Ещё одна шутейная фраза - «Он сам ко мне пришёл» - суммирует суть показаний, данных «пассивом» следствию. Активные часто бывали влюблены в своих партнёров и говорили на разбирательстве, что те во время актов спали, были без сознания, не участвовали сознательно никак. Пассив иногда принимал эстафету благородства и возражал: нет, я всё понимал, ощущал и поддался страсти осознанно. Часто пытали обоих, но это была обычная форма дознания. Правда, пытку иногда признавали достаточным наказанием для пассивного участника, и его отпускали без дальнейших репрессий.
Паренька 16-ти лет, пассивного, приговорили к двум годам заключения и трём годам изгнания - всё это меры довольно мягкие, как кажется. Но он сбежал из тюрьмы задолго до окончания срока. Отец отыскал ребёнка там, где тот скрывался, и стал уговаривать его вернуться, досидеть - так лучше. Сын отказывался, отец сердился, и тогда партнёр гея, там же присутствовавший, попросил юношу показать родителю последствия пыток и отсидки. Оказалось, что левая рука «мягко наказанного» изуродована так, что её нужно ампутировать, а тело при пытках и в тюрьме получило увечья, сделавшие шестнадцатилетнего подростка инвалидом.
Случался «греческий» вариант наставнической дружбы между мужчиной и юношей - включающей секс. Помню описание первого контакта между герольдом на службе у Сеньории и его молодым учеником. Оба стояли в зале, в толпе, чего-то ожидая, и герольд - наверное, заскучав - прямо среди собравшихся, задрал полу одежды стоявшего прямо перед ним юноши, спустил ему штаны, выпростал свой член и попытался вставить его в анус ученика. Ничего не вышло - герольд после пожаловался следствию на то, что импотенция всё чаще его поражает - твёрдости не хватило, и он смог лишь …эээ…обкончать парню булки. Рассказ этой пары об их отношениях - что-то вроде истории стареющего супруга и его понимающей жены, «муж» пытается, но чаще всего ничего энергичного не происходит, «жена» же относится к ситуации с пониманием.
Юношей считали самыми вероятными жертвами содомии, Совет Десяти принял законы, снижающие вероятность вовлечения: школы всякой гимнастики, пластики и музыки полагалось закрывать с наступлением темноты, не устраивать там комнат для приватного учительства, открывать такие заведения не на укромной окраине, а исключительно вблизи Риальто и Пьяццы Сан-Марко, в районах людных, постоянно патрулируемых, открытых досмотру.
Вот это вообще очень большая тема…Борьба с содомией как народившейся, укрепляющейся и крайне нежелательной для республики субкультуры началась системно в начале 15-го века - с переходом борьбы этой в ведение Совета Десяти.
Когда девиации расследовала ночная полиция, картина была совсем другая - выявлялись единичные случаи, активных содомитов всех (кроме священников) сжигали, пассивных наказывали мягче. Поворотным моментом стало раскрытие группы из 15-ти аристократов и 18-ти cittadini, граждан. Signori di Notte, «менты» были всегда подвержены воздействию влиятельных венецианцев, давлению и/или подкупу. Их можно было убедить записать содомита из благородной семья пассивным участником сношений - и спасти ему жизнь. Трое из ноблей вообще заявили, что они, оказывается, священники, а значит, Республика может лишь изгнать их, а Церковь, если захочет, посадить пожизненно в тюрьму на хлеб и воду. Но Церковь такого обычно не хотела, наоборот - выбивала всякие послабления.
Неблагородных (но не исключено, что влиятельных и богатых) граждан, проходивших по делу обвиняемыми, уже вовсю жгли на Пьяцетте, а членов главных венецианских семей полицейские частично записали в пассив, обнаружили принадлежность других к священничеству, для всех находились какие-то послабления, и власти поняли, что ситуация складывается взрывная. Граждане могли не подвергать сомнению правильность сожжения их родственников (удивительна буквальность, с какой венецианцы того времени принимали угрозу нисхождения с неба испепеляющего огня - точно того же, что сжёг Содом), но почему другие члены мужеложеского клуба, носившие звучные фамилии, не горят рядом?
В Венеции у власти всегда были прагматики, эффективность намеченных мер чаще всего убирала все прочие соображения. Совет Десяти ясно понимал, что «менты» не могут действовать иначе, при всех своих полномочиях люди они малые. А «десятку» возглавляет сам дож, подле него - самые могущественные люди Республики, они, как минимум, равны ходатаям, а чаще - превосходят их влиянием и прочими ресурсами.
Совет Десяти забрал дело у ночной полиции, материалы следствия «обнулили».
Когда за принадлежность к духовному сану одного из арестованных, Кларио Контарини, поручился сам патриарх Кастелло, Республика ходатайствовала перед папой о передаче этого вопроса в ведение более граждански настроенного иерарха. Из Рима пришло письмо, показавшееся Десяти недостаточно ясным, уклончивым, они тут же запросили у понтифика другое, с чётким изложением его позиции.
Разумеется, такие демарши были бы немыслимы, останься расследование у «ментов».
Имевший возможность повлиять на судьбу родственника другой Контарини, занимавший важный пост, был нейтрализован. Другой иерарх не признал Кларио священником, и арестованного тут же сожгли - после полугода попыток семейства спасти ему жизнь.
Брожение утихло - все аристократы получили ровно такое же наказание, как cittadini,
Как это часто бывало в венецианской истории (Совет Десяти сам появился как временная комиссия, а после продлений стал постоянным органом) разовая мера обернулась прочным установлением, преследование содомии перешло в ведение «десятки».
И тут проявилась разница подходов. Совет Десяти занимался проблемами, угрожающими безопасности Республики, выявлял и искоренял их системно. Он уже не смотрел на содомию, как на россыпь отдельных эпизодов, целью его было уничтожение явления.
Тут сложно понять, стало ли более частое появление перед следствием групп результатом того, что Совет Десяти «глубоко копал» - или и в самом деле субкультура укоренялась и распространялась в городе. В большинстве дел фигурировали флорентийцы. Похоже, содомия была частью «ренессансного пакета», комплекса идей возрождения античности, который Флоренция генерировала и распространяла.
В середине 15 века была проведена опись персон с подозрением на гомосексуальность или тягу к анальным сношениям с женщинами. Для этого в каждом приходе было назначено двое следователей, которые в течение года выявляли и записывали всех лиц, подозреваемых в девиациях, чтоб после внести их в общегородской список. Их искали, как ищут шпионов, теми же методами: за наводку, закончившуюся арестом и осуждением содомита, доносчик получал очень крупное вознаграждение.
В список подозрительных мест попали школы изящных искусств, аптеки и цирюльни. Цирюльники особо часто оказывались гомосексуалистами и сводниками для других девиантов. Рассадниками голубой субкультуры признали кондитерские, в неге поедания сластей рождались содомские позывы, а при заведении находились помещеньица для их удовлетворения. Кондитерским «десятка» рекомендовала быстрое обслуживание клиентов - «купил, скушал, вышел».
Сейчас в Венеции остались лишь две церкви с пристроенным к ним навесом (Сан Джакомо ди Риальто и Сан Николо дей Мендиколи), а прежде такие портики были почти у каждой, и укромная тьма некоторых из них скрывала свидания геев. Совет Десяти постановил затягивать проход под те навесы цепями - как только стемнеет.
Узнав, что содомиты облюбовали павильон торговцев драпировкою у Риальто, «десятка» с обычной венецианской точностью и тщательностью назначила четыре точки, где надлежало подвесить яркие лампы и держать их всегда зажжёнными, лишая геев укрытия.
Желание устранить мужеложество на флоте привело к решению Совета Десяти считать все венецианские корабли территорией Республики, где бы они не находились. Прежде содомиты могли резвится в дальних морях, вне юрисдикции республики, сейчас же их акты подпадали под действие венецианских законов везде.
У монахов, особенно нищенствующих орденов, имелась потребность публичного заголения, раздеванием они показывали, что отринули всё мирское - и это очень не нравилось гражданским властям. Как-то раз «десятке» доложили, что по городу идут четверо совершенно голых францисканцев, а за ними - толпа горожан. Церковным властям после этого очень веско заявили, что такие проявления христианского рвения для города крайне нежелательны.
В другой раз в церкви разделись молодые аристократы, а друзья стали хлестать их, усмиряя плоть. Всех участников действа тут же арестовали. Флагеллянтов в Венеции не любили издавна, запрещали их проникновение в город (после допустили, но со множеством оговорок и ограничений), акция оголившихся нобилей показалась «десятке» и вовсе похабством - пожалуй, это не было паранойей, можно вспомнить, как сильно были погружены в сексуальные девиации русские хлысты.
Так что даже в таких, не совсем ясных, случаях, власти были строги, а уж если сношение между мужчинами установлено, политика одна - zero tolerance, даже в неоднозначных эпизодах. Известна история некого Rolandino Ronchaia, имевшего признаки обоих полов, но, несмотря на женские формы и грудь, социализированного как мужчина. Он женился, но жизнь с женщиной не задалась, и Роландино уехал из города. На новом месте он сошёлся с мужчиной и, похоже, понял, что быть женщиной ему комфортнее. Уже под именем Роландины гермафродит вернулся в Венецию и занялся проституцией. Его физическая особенность привела к нему множество клиентов, но слух о феномене дошёл до агентов «десятки». Роландину задержали, осмотрели. Увидели писюльку. И, отмечая странность набора, всё же признали мужчиной. Сношающимся с другими мужчинами. Исход был этим определён - курьёзное существо сожгли меж столбов на Пьяцетте.
Война с содомией велась всерьёз, список наказанных - полный срез венецианского общества, от нищего до нобля, сотни гурманов сгорели на Пьяцетте - кто заживо, кто после отсечения головы, а всё равно финала не случилось, и к началу 20 века, когда в Венеции устраивали своё сафари Барон Корво с единомышленниками, гей-жизнь была изобильна.
Оригинал взят у sashha в Содомия в Венеции.
Один из первых записанных случаев наказания содомитов в Венеции отмечен в 1348 году, и год этот более известен людским мором в гораздо большем масштабе: в город впервые пришла чума. Пару имевших сношения мужчин тогда сожгли заживо между колонн на Пьяцетте. Считалось, что при таком основательном уничтожении телесной оболочки духу будет легче избежать проклятия, спастись. К тому же власти следовали тут примеру бога, испепелившего Содом и Гоморру, два представителя содомского племени последовали за своими собратьями в грехе. Богу словно сигналили: - Не нужно сжигать весь город, явление - штучное, мы сами сожжём оказавшихся среди нас содомитов. -
Опасались венецианцы и за судьбу кораблей, где случалось мужеложество. Бог не будет поражать виновных выборочно, утопит всё судно - для острастки.
Чума считалась наказанием за неправедный образ жизни вообще, и в списке грехов содомия была одним из главных.
Помимо религиозных соображений, были и цивильные. Фраза «семья - ячейка общества» сейчас звучит шуточно, но в Венеции это была максима, нечто бесспорное. Во время эпидемий больше трети населения вымирала, островные жители пополнялись пришлыми: с материка, с terrafermа, славянами из Долмации. А при сильнейшем ощущение венецианцами своей особости, такая примесь была нежеланна. Естественный прирост - гораздо предпочтительнее. Мастурбация считалась нормальным способом снятия сексуального напряжения, но если у мужчины есть жена, а он её тянет в зад, будучи гурманом или избегая её беременности, такой изыск осуждался. Правда, наказание для мужей было мягким, иногда - символическим. Всё ж мужчина - хозяин своей жены, как он её использует в интимном обиходе - это по большей части его дело. Конечно, городу желательно было б ежегодно получать будущего работника, матроса или воина, но принуждать граждан к такому смогла бы лишь какая-н. деспотия восточного типа.
Однако, анальный секс даже между супругами фиксировался и осуждался. В последней трети 15 века медиков и цирюльников обязали сообщать в органы обо всех случаях обращения к ним женщин и юношей с травмированным анусом, докладывать в тот же день или - самое позднее - на следующий. Каждый эпизод расследовали, начинали с расспроса пассивного участника, выявляли активного.
При сотрудничестве со следствием женщины и юноши могли отделаться лишь порицанием или какой-н. мелочью вроде десятка ударов кнутом (мелочью - в сравнении с сожжением заживо). Чем младше «пассив» - там мягче наказание. При аресте некого кружка гомосексуалистов десятилетнего мальчика десять раз протянули плёткой, а восемнадцатилетний содомит получил 25 ударов, его заставили присутствовать при сожжении партнёра, а после там же отрезали нос и приказали стоять меж столбов целый час - в назидание собравшимся.
Выбор носа для отъёма очень характерен: мужчин обычно лишали глаз или правой руки, умаляя их ценность как работников, а главным достоянием женщины считалась красота, поэтому им резали нос. Лишение юноши именно носа - признание его фемининности, предупреждение новых эпизодов.
Так же нестрого отнеслись к двум двенадцатилетним проституткам, которые были ещё неспособны обслуживать клиентов фронтально - да и в зад, наверное, а поэтому производили всякие иные манипуляции. Их выслали из Венето на пять лет - для того, чтоб вернуться они могли уже сформировавшимися женщинами, полноценными секс-работницами.
Что интересно, помимо анального сношения между мужчинами существовала другая форма контакта, и похоже, распространена она была первое время больше классической жопоёбли. В этом варианте один мужчина ложился на другого и тёр свою эрекцию меж ляжек партнёра, до эякуляции.
Нам этот вариант может казаться менее брутальным, но для венецианцев здесь очень много значили религиозные коннотации. В христианстве всякая дьявольщина часто принимает форму злой пародии на христианский обряд, атрибутику, извращаются священные для верующего формы и формулы. Таким глумлением могло смотреться «возлежание на брачном ложе с женою», где вместо жены - мужчина.
Очень занятно читать, как «смягчались нравы». Жестокость сожжения заживо казалось избыточной даже тем, кто считал процедуру эту необходимой для спасения и города - от уничтожения богом, и самого грешника от вечной погибели души. Предлагалось техническое нововведение - жертву нужно плотно закрепить цепью за шею к вертикальной поверхности, и когда сгорит доска, на которой он стоит, содомит утратит опору, опадёт - и тут же будет задушен цепью. Так - гуманнее. Хоть и не намного.
Предложение это не утвердили, но сожжение заживо всё ж было заменено на отсечение головы и последующее сжигание то ли внутренностей, то ли всего тела.
Преследование девиантов было передано из компетенции ночной полиции, Signori di Notte, в введение Совета Десяти, и отчёты о расследованиях изменились: в 14-ом веке полиция фиксировала все детали сношений подробно, без сглаживания и иносказаний, а в веке 15-ом язык докладов стал гораздо менее конкретным. Лишь иногда содеянное казалось расследователям настолько возмутительным, что они считали необходимым максимально точное изложение.
Очень занятны описания следственных экспериментов: власти не убивали виновных сразу же при установлении их вины, содомитов выслушивали. Те, желая спасти жизнь, называли всякие причины девиации. Скажем, если некто говорил, что не может получить эрекцию при виде женских органов, его показывали врачам - числом не меньше двух - которые обследовали его член. Вызывались также проститутки, которые должны были профессионально его «разогреть». Если медики не находили никаких видимых патологий, а член обвиняемого вставал вблизи явленных женских гениталий, заявления арестованного считалось ложью.
Был случай, когда обвинённый в сношениях с козою горожанин сообщил, что вот уже три года он не имеет сексуального облегчения - и не может иметь. Врачи установили, что эрекция возможна, но эякуляция - нет. Так что онанизм исключался, а для женщин он считал себя не годным. Коза была для него единственным вариантом иметь хоть какую-то половую жизнь.
Всё это приняли к сведению и скотоложца не казнили. Ему отрубили правую руку и изгнали из города.
Венеция была уникальна среди итальянских городов, преследовавших содомию, тем, что активные участники актов считались однозначно преступниками, а пассивные - в общем-то, жертвами. Вина субъекта в разы превышала вину объекта. Действия активных происходили из ясного злонамеренного умысла надругаться над установленным богом порядком, а их партнёры поддавались насилию, принуждению - либо своим вялым греховным позывам. Ещё одна шутейная фраза - «Он сам ко мне пришёл» - суммирует суть показаний, данных «пассивом» следствию. Активные часто бывали влюблены в своих партнёров и говорили на разбирательстве, что те во время актов спали, были без сознания, не участвовали сознательно никак. Пассив иногда принимал эстафету благородства и возражал: нет, я всё понимал, ощущал и поддался страсти осознанно. Часто пытали обоих, но это была обычная форма дознания. Правда, пытку иногда признавали достаточным наказанием для пассивного участника, и его отпускали без дальнейших репрессий.
Паренька 16-ти лет, пассивного, приговорили к двум годам заключения и трём годам изгнания - всё это меры довольно мягкие, как кажется. Но он сбежал из тюрьмы задолго до окончания срока. Отец отыскал ребёнка там, где тот скрывался, и стал уговаривать его вернуться, досидеть - так лучше. Сын отказывался, отец сердился, и тогда партнёр гея, там же присутствовавший, попросил юношу показать родителю последствия пыток и отсидки. Оказалось, что левая рука «мягко наказанного» изуродована так, что её нужно ампутировать, а тело при пытках и в тюрьме получило увечья, сделавшие шестнадцатилетнего подростка инвалидом.
Случался «греческий» вариант наставнической дружбы между мужчиной и юношей - включающей секс. Помню описание первого контакта между герольдом на службе у Сеньории и его молодым учеником. Оба стояли в зале, в толпе, чего-то ожидая, и герольд - наверное, заскучав - прямо среди собравшихся, задрал полу одежды стоявшего прямо перед ним юноши, спустил ему штаны, выпростал свой член и попытался вставить его в анус ученика. Ничего не вышло - герольд после пожаловался следствию на то, что импотенция всё чаще его поражает - твёрдости не хватило, и он смог лишь …эээ…обкончать парню булки. Рассказ этой пары об их отношениях - что-то вроде истории стареющего супруга и его понимающей жены, «муж» пытается, но чаще всего ничего энергичного не происходит, «жена» же относится к ситуации с пониманием.
Юношей считали самыми вероятными жертвами содомии, Совет Десяти принял законы, снижающие вероятность вовлечения: школы всякой гимнастики, пластики и музыки полагалось закрывать с наступлением темноты, не устраивать там комнат для приватного учительства, открывать такие заведения не на укромной окраине, а исключительно вблизи Риальто и Пьяццы Сан-Марко, в районах людных, постоянно патрулируемых, открытых досмотру.
Вот это вообще очень большая тема…Борьба с содомией как народившейся, укрепляющейся и крайне нежелательной для республики субкультуры началась системно в начале 15-го века - с переходом борьбы этой в ведение Совета Десяти.
Когда девиации расследовала ночная полиция, картина была совсем другая - выявлялись единичные случаи, активных содомитов всех (кроме священников) сжигали, пассивных наказывали мягче. Поворотным моментом стало раскрытие группы из 15-ти аристократов и 18-ти cittadini, граждан. Signori di Notte, «менты» были всегда подвержены воздействию влиятельных венецианцев, давлению и/или подкупу. Их можно было убедить записать содомита из благородной семья пассивным участником сношений - и спасти ему жизнь. Трое из ноблей вообще заявили, что они, оказывается, священники, а значит, Республика может лишь изгнать их, а Церковь, если захочет, посадить пожизненно в тюрьму на хлеб и воду. Но Церковь такого обычно не хотела, наоборот - выбивала всякие послабления.
Неблагородных (но не исключено, что влиятельных и богатых) граждан, проходивших по делу обвиняемыми, уже вовсю жгли на Пьяцетте, а членов главных венецианских семей полицейские частично записали в пассив, обнаружили принадлежность других к священничеству, для всех находились какие-то послабления, и власти поняли, что ситуация складывается взрывная. Граждане могли не подвергать сомнению правильность сожжения их родственников (удивительна буквальность, с какой венецианцы того времени принимали угрозу нисхождения с неба испепеляющего огня - точно того же, что сжёг Содом), но почему другие члены мужеложеского клуба, носившие звучные фамилии, не горят рядом?
В Венеции у власти всегда были прагматики, эффективность намеченных мер чаще всего убирала все прочие соображения. Совет Десяти ясно понимал, что «менты» не могут действовать иначе, при всех своих полномочиях люди они малые. А «десятку» возглавляет сам дож, подле него - самые могущественные люди Республики, они, как минимум, равны ходатаям, а чаще - превосходят их влиянием и прочими ресурсами.
Совет Десяти забрал дело у ночной полиции, материалы следствия «обнулили».
Когда за принадлежность к духовному сану одного из арестованных, Кларио Контарини, поручился сам патриарх Кастелло, Республика ходатайствовала перед папой о передаче этого вопроса в ведение более граждански настроенного иерарха. Из Рима пришло письмо, показавшееся Десяти недостаточно ясным, уклончивым, они тут же запросили у понтифика другое, с чётким изложением его позиции.
Разумеется, такие демарши были бы немыслимы, останься расследование у «ментов».
Имевший возможность повлиять на судьбу родственника другой Контарини, занимавший важный пост, был нейтрализован. Другой иерарх не признал Кларио священником, и арестованного тут же сожгли - после полугода попыток семейства спасти ему жизнь.
Брожение утихло - все аристократы получили ровно такое же наказание, как cittadini,
Как это часто бывало в венецианской истории (Совет Десяти сам появился как временная комиссия, а после продлений стал постоянным органом) разовая мера обернулась прочным установлением, преследование содомии перешло в ведение «десятки».
И тут проявилась разница подходов. Совет Десяти занимался проблемами, угрожающими безопасности Республики, выявлял и искоренял их системно. Он уже не смотрел на содомию, как на россыпь отдельных эпизодов, целью его было уничтожение явления.
Тут сложно понять, стало ли более частое появление перед следствием групп результатом того, что Совет Десяти «глубоко копал» - или и в самом деле субкультура укоренялась и распространялась в городе. В большинстве дел фигурировали флорентийцы. Похоже, содомия была частью «ренессансного пакета», комплекса идей возрождения античности, который Флоренция генерировала и распространяла.
В середине 15 века была проведена опись персон с подозрением на гомосексуальность или тягу к анальным сношениям с женщинами. Для этого в каждом приходе было назначено двое следователей, которые в течение года выявляли и записывали всех лиц, подозреваемых в девиациях, чтоб после внести их в общегородской список. Их искали, как ищут шпионов, теми же методами: за наводку, закончившуюся арестом и осуждением содомита, доносчик получал очень крупное вознаграждение.
В список подозрительных мест попали школы изящных искусств, аптеки и цирюльни. Цирюльники особо часто оказывались гомосексуалистами и сводниками для других девиантов. Рассадниками голубой субкультуры признали кондитерские, в неге поедания сластей рождались содомские позывы, а при заведении находились помещеньица для их удовлетворения. Кондитерским «десятка» рекомендовала быстрое обслуживание клиентов - «купил, скушал, вышел».
Сейчас в Венеции остались лишь две церкви с пристроенным к ним навесом (Сан Джакомо ди Риальто и Сан Николо дей Мендиколи), а прежде такие портики были почти у каждой, и укромная тьма некоторых из них скрывала свидания геев. Совет Десяти постановил затягивать проход под те навесы цепями - как только стемнеет.
Узнав, что содомиты облюбовали павильон торговцев драпировкою у Риальто, «десятка» с обычной венецианской точностью и тщательностью назначила четыре точки, где надлежало подвесить яркие лампы и держать их всегда зажжёнными, лишая геев укрытия.
Желание устранить мужеложество на флоте привело к решению Совета Десяти считать все венецианские корабли территорией Республики, где бы они не находились. Прежде содомиты могли резвится в дальних морях, вне юрисдикции республики, сейчас же их акты подпадали под действие венецианских законов везде.
У монахов, особенно нищенствующих орденов, имелась потребность публичного заголения, раздеванием они показывали, что отринули всё мирское - и это очень не нравилось гражданским властям. Как-то раз «десятке» доложили, что по городу идут четверо совершенно голых францисканцев, а за ними - толпа горожан. Церковным властям после этого очень веско заявили, что такие проявления христианского рвения для города крайне нежелательны.
В другой раз в церкви разделись молодые аристократы, а друзья стали хлестать их, усмиряя плоть. Всех участников действа тут же арестовали. Флагеллянтов в Венеции не любили издавна, запрещали их проникновение в город (после допустили, но со множеством оговорок и ограничений), акция оголившихся нобилей показалась «десятке» и вовсе похабством - пожалуй, это не было паранойей, можно вспомнить, как сильно были погружены в сексуальные девиации русские хлысты.
Так что даже в таких, не совсем ясных, случаях, власти были строги, а уж если сношение между мужчинами установлено, политика одна - zero tolerance, даже в неоднозначных эпизодах. Известна история некого Rolandino Ronchaia, имевшего признаки обоих полов, но, несмотря на женские формы и грудь, социализированного как мужчина. Он женился, но жизнь с женщиной не задалась, и Роландино уехал из города. На новом месте он сошёлся с мужчиной и, похоже, понял, что быть женщиной ему комфортнее. Уже под именем Роландины гермафродит вернулся в Венецию и занялся проституцией. Его физическая особенность привела к нему множество клиентов, но слух о феномене дошёл до агентов «десятки». Роландину задержали, осмотрели. Увидели писюльку. И, отмечая странность набора, всё же признали мужчиной. Сношающимся с другими мужчинами. Исход был этим определён - курьёзное существо сожгли меж столбов на Пьяцетте.
Война с содомией велась всерьёз, список наказанных - полный срез венецианского общества, от нищего до нобля, сотни гурманов сгорели на Пьяцетте - кто заживо, кто после отсечения головы, а всё равно финала не случилось, и к началу 20 века, когда в Венеции устраивали своё сафари Барон Корво с единомышленниками, гей-жизнь была изобильна.