«Про это»
Две цитаты.
Одна из них попалась мне в книге «Школы под парусами» с неделю назад, когда мой, и так воспалённый темой парусного флота, мозг был дополнительно стимулирован постом u_96.
Олег Павлович Ванденко, который много лет был капитаном барка «Товарищ», прилагавший в постсоветское время поистине героические усилия, чтобы сохранить «Товарища» для Украины (и не его вина, что это оказалось «никому не нужно»), в одном из давних интервью так ответил на вопрос о том, зачем будущим морякам в наш век электроники и атомной энергетики проходить практику на парусных судах:
«На паруснике моряк и море - глаза в глаза, здесь гораздо острее, каждой жилкой чувствуешь ежесекундное взаимодействие судна, ветра и воли, здесь в повседневном тяжёлом труде взращиваются в человеке ценнейшие качества: коллективизм, взаимовыручка, умение не теряться в сложных переделках...»
А сейчас Александр Юрьевич Гарнаев в сообществе interactiveavia заставил снова вспомнить любимый кусок из «Планеты лодей» Сент-Экзюпери:
Мне горько одно - ваше горе, - а больше я ни о чем не жалею. В последнем счете мне выпала завидная участь. Если б я вернулся, опять начал бы сначала. Я хочу настоящей жизни. А в городах люди о ней забыли. Дело вовсе не в авиации. Самолет - не цель, только средство. Жизнью рискуешь не ради самолета. Ведь не ради плуга пашет крестьянин. Но самолет помогает вырваться из города, от счетоводов и письмоводителей, и вновь обрести ту истину, которой живет крестьянин.
Возвращаешься к человеческому труду и к человеческим заботам. Сходишься лицом к лицу с ветром, со звездами и ночью, с песками и морем. Стараешься перехитрить стихии. Ждешь рассвета, как садовник ждет весны. Ждешь аэродрома, как земли обетованной, и ищешь свою истину по звездам…»
И дальше:
«Ни о чем не жалею. Я играл - и проиграл. Такое у меня ремесло. А все же я дышал вольным ветром, ветром безбрежных просторов.
Кто хоть раз глотнул его, тому не забыть его вкус. Не так ли, товарищи мои? И суть не в том, чтобы жить среди опасностей. Это всего лишь громкая фраза. Тореадоры мне не по душе. Я люблю не опасности. Я знаю, что я люблю. Люблю жизнь.»
Казалось бы, о разном говорят и по разным поводам. И всё же об одном: о том ощущении истинности, неподдельности жизни, реальности нашего взаимодействия с окружающим миром, которое так часто заслоняется от нас благами цивилизации. Это ощущение, это понимание необходимости выкладываться по полной, без дураков, роднит всех «служителей стихий», будь то море, небо, огонь или... земля. Потому, что то же ощущение и тот же уровень требований несёт в себе и такой обычный, «неромантичный» и «банальный» земледельческий труд.
Одна из них попалась мне в книге «Школы под парусами» с неделю назад, когда мой, и так воспалённый темой парусного флота, мозг был дополнительно стимулирован постом u_96.
Олег Павлович Ванденко, который много лет был капитаном барка «Товарищ», прилагавший в постсоветское время поистине героические усилия, чтобы сохранить «Товарища» для Украины (и не его вина, что это оказалось «никому не нужно»), в одном из давних интервью так ответил на вопрос о том, зачем будущим морякам в наш век электроники и атомной энергетики проходить практику на парусных судах:
«На паруснике моряк и море - глаза в глаза, здесь гораздо острее, каждой жилкой чувствуешь ежесекундное взаимодействие судна, ветра и воли, здесь в повседневном тяжёлом труде взращиваются в человеке ценнейшие качества: коллективизм, взаимовыручка, умение не теряться в сложных переделках...»
А сейчас Александр Юрьевич Гарнаев в сообществе interactiveavia заставил снова вспомнить любимый кусок из «Планеты лодей» Сент-Экзюпери:
Мне горько одно - ваше горе, - а больше я ни о чем не жалею. В последнем счете мне выпала завидная участь. Если б я вернулся, опять начал бы сначала. Я хочу настоящей жизни. А в городах люди о ней забыли. Дело вовсе не в авиации. Самолет - не цель, только средство. Жизнью рискуешь не ради самолета. Ведь не ради плуга пашет крестьянин. Но самолет помогает вырваться из города, от счетоводов и письмоводителей, и вновь обрести ту истину, которой живет крестьянин.
Возвращаешься к человеческому труду и к человеческим заботам. Сходишься лицом к лицу с ветром, со звездами и ночью, с песками и морем. Стараешься перехитрить стихии. Ждешь рассвета, как садовник ждет весны. Ждешь аэродрома, как земли обетованной, и ищешь свою истину по звездам…»
И дальше:
«Ни о чем не жалею. Я играл - и проиграл. Такое у меня ремесло. А все же я дышал вольным ветром, ветром безбрежных просторов.
Кто хоть раз глотнул его, тому не забыть его вкус. Не так ли, товарищи мои? И суть не в том, чтобы жить среди опасностей. Это всего лишь громкая фраза. Тореадоры мне не по душе. Я люблю не опасности. Я знаю, что я люблю. Люблю жизнь.»
Казалось бы, о разном говорят и по разным поводам. И всё же об одном: о том ощущении истинности, неподдельности жизни, реальности нашего взаимодействия с окружающим миром, которое так часто заслоняется от нас благами цивилизации. Это ощущение, это понимание необходимости выкладываться по полной, без дураков, роднит всех «служителей стихий», будь то море, небо, огонь или... земля. Потому, что то же ощущение и тот же уровень требований несёт в себе и такой обычный, «неромантичный» и «банальный» земледельческий труд.