Капитанам дальнего плавания обязательно знание английского.
Что делать, если его изучение в школе и институте не придало мне уверенности в том, что я смогу объясниться, оказавшись за границей?
Этот пост Натальи, которая делится своим опытом, напомнил мне рекомендации моего первого учителя яхтенного дела, Калинина Владимира Алексеевича, - "Попадете на месяц в иностранный порт, нужда научит заговорить". Так у меня и получается.
Оригинал взят у
krugosvetka_spb в
Моя твоя понимай или иностранные языки. От наших читателей мы получили вопрос по поводу иностранных языков. Мол, какие рекомендации на этот счет могут дать кругосветчики и как мы сами эту задачу решаем. Спрашивали - отвечаем.
Ксения (Россия) и Лина (Германия) отлично общаются с помощью английского.
Знание иностранных языков в кругосветном путешествии на чем бы то ни было - вещь не только приятная, но и полезная. Проводя очень условные аналогии, бы даже сказала, что этот навык будет покруче наличия на яхте солнечных панелей и ветряка, которые снабжают обитателей судна электричеством и значительно повышает комфорт жизни.
Можно ли путешествовать на парусном судне без панелей и ветряка? Безусловно, можно. Еще лет пятьдесят назад о таких приспособлениях никто вообще не слышал, люди ходили на яхтах и без моторов и без автопилотов, и ничего, жили себе припеваючи. Можно-то оно, конечно, можно, но ведь насколько приятнее с мотором, панелями и автопилотом. Что-то подобное и относительно владения иностранными языками. Путешествовать по миру говоря только на своем родном и единственном, особенно если он сколь могуч, столь же экзотичен с точки зрения его полезности в мире, как русский, с некоторой натяжкой можно, но это лишит вас огромного количества бонусов путешествия. Ну, не обзавелись мы своими колониями в тропиках, как французы в Полинезии или англоговорящие на Карибах или испанцы в Латинской Америке, где все эти "буржуи-захватчики" чувствуют себя как дома. А зато у нас есть Сибирь! Наш язык перестает быть полезным с точки зрения международной коммуникации едва мы покидаем пределы России. Немцам вот тоже с этой точки зрения "не повезло", ну и славненько, такое положение дает нам карты в руки для освоения других языков, всячески способствуя тому, чтобы наш мозг работал и поддерживал нас в бодром и молодом состоянии.
Соответственно, имея в виду идею облегчить жизнь путешественнику, я бы дала такие рекомендации: уметь объясняться на английском - это необходимый минимум. Ну, не то, чтобы как иметь паруса на яхте, но, как скажем иметь на яхте электрическую систему. Хорошо говорить на английском - это нормально, ну, скажем, как иметь возможность заряжать свои батареи от солнечных батарей или движка или еще каким нибудь способом. Умение помимо английского говорить еще на каком-нибудь иностранном языке является очень полезным обеспечивает уже довольно большую степень комфорта. Возможность говорить на трех европейских распространенных языках делает вашу жизнь приятной, общение - доступным, решение возможных проблем - простым и эффективным. Я бы сказала, что три языка - это то, к чему надо стремится. Хотя два, это тоже не плохо. С одним тоже можно жить и радоваться. А совсем без иностранного языка, безусловно, тоже можно, но с большими сложностями и рисками попадать в трудноразрешимые ситуации.
Теперь, что касается нас.
Начну с себя. Если рассматривать мою жизнь с точки зрения моей кругосветной карьеры то можно сказать, что мне повезло с детства. В ленинградском захолустье между Охтой и Ржевкой, где я росла, уж не знаю из каких соображений была создана специализированная французская школа. Для кого оно там была построена остается загадкой, возможно в качестве будущих переводчиков с французского рассматривались отпрыски рабочих Арсенала и других заводов, расселённых из общежитий в хрущевки, возможно, дети среднеазиатского населения общежитий, котрых, впрочем, в школе не наблюдалось, и с которыми гопники нашей школы сходились стенка на стенку.
Как бы то ни было, французский я начала учить в восемь лет, что не помешало мне по окончании спец.школы испытывать колоссальные трудности с разговорным языком, но в тоже время знать его лучше всех в Институте культуры, где я изучала историю мировых культур и социологию культуры. После окончания Института культуры мой уровень владения французским показался мне недостаточным, поэтому я пошла на второе высшее в Институт иностранных языков продолжить грызть филологический гранит. А потом были курсы гидов-переводчиков, после чего, имея за плечами долгие годы изучения этого самого французского я увидела живого туриста, которому мне надо было вести экскурсию. Крепость постсоветского языкового барьера в моих мозгах была такой, что когда я первый раз сидела в автобусе и сжимала в потной руке микрофон, спиной чувствуя культурные упования в мой адрес от четверки интеллигентных бельгийских туристов, то где-то в районе Сенатской площади я почти потеряла сознание, осознавая, что почти ничего путного я выдавить из себя не могу.
Разговорилась я только на третий сезон, впереди было несколько лет работы гидом-переводчиком и просто переводчиков, которые, как говорится в пошловатом анекдоте, сделали из девочки-студентки женщину-переводчицу.
Одновременно я пошла на курсы английского, имея идею, что знать английский - это для грамотного человека, примерно, как уметь писать и читать, элементы базовой грамотности, так сказать. Сказать, что английский давался мне легко, было бы допустить огромное преувеличение. В голове плотно сидел французский, уверенно вытесняя английские конструкции. Попытки овладеть английской фонетикой были сродни потугам говорить со ртом, набитым овсянкой, к этому полезнейшему языку формировалось что-то вроде необоснованного отторжения, преодолеть которое мне удалось совсем недавно и то не до конца.
Меньше чем через год после начала мною кругосветного путешествия, мы оказались в испаноговорящей среде. Испанского я не знала совсем, как, впрочем, никто другой из экипажа. Но мне было проще - я знала французский, поэтому, когда катамаран Благовест расстаял в ночной дымке, оставив нам груду вещей, лежащих на пляже,у меня была некоторая надежда, что я не пропаду.
Позже, разговаривая с американцами, которые годами живя в испаноговорящих странах Латинской Америки и мучаясь с учебниками испанского, ничего путного кроме «Привет, как дела», выдавить на испанском из себя не могли, я делилась с ними секретом быстрого овладения языком. Надо просто поставить себя в зону смерти. Как это? А это когда-либо пан, либо пропал - либо ты заговоришь и быстро на этом языке, либо не будет тебе ну никакого счастья, но, напротив, будет одно несчастье.
В моем случае это выглядела примерно так. На восьми месяцах беременности я оказалась в колумбийском городке, где по-русски не говорил никто, а мы, соответственно, не говорили на испанском. У нас не было дома, мы хотели быстро купить яхту, при этом не знали, где мы будем рожать, но были полны амбиций в отношении родов «сделать все правильно». В результате в разгар туристического сезона нам удалось в недешевой Картахене найти жилье, в ситуации отсутствия традиций как родов в воду, так и родов на дому, найти акушерку, согласившуюся нам помочь с родами, которые должны были происходить дома и в воду. При этом я написала !на испанском есетсвенно! нашей мужественной акушерке целый список моих ожиданий от родов, где было прописано все, вплоть до времени обрезки пуповины. Естественно, до того, как вручить список, я озвучила ей теорию устно. Представляете, какая мощная языковая практика? И никто вокруг не говорит ни на французском, ни на английском - только язык Колумба и Бальбоа, завоевавших этот континент пять веков назад.
Думаю, излишним будет говорить, что в испанском я продвинулась быстро и уверенно. Я объяснялась в госпиталях, в администрациях, магазинах, иммиграционных офисах, кафе, такси и мастерских. Мы душевно общались с испаноязычными друзьями, в общем, сейчас, вспоминая Картахену, у нас не возникает ощущения, что в далеком 2006 мы не говорили были вне тамошней местной жизни по причине не владения языком. Напротив, у нас сохранились глубокие контакты с людьми, с которыми мы общались в тот период, и мои базовые навыки по приготовлению некоторых местных продуктов уходят корнями именно в картахенский период, когда наши друзья объясняли мне, как оптимальным образом варить рис, чистить ананас и делать сок из маракуйи.
Вскоре с испанским подтянулся и Макс, который после пары лет жизни в Панаме стал его любимым иностранным языком.
Что касается Максима, то он учил английский в обычной российской школе, потом изредка на уроках английского в универе занимался письменными переводами, относясь к изучению иностранного языка спустя рукава. Дело в том, что Максим был большим патриотом и считал, что изучать языки абсолютно незачем - ведь все лучшее, что можно себе представить из наследия мировой культуры и науки было либо сотворено на великом и могучем, либо было на него переведено.
А потом случилась кругосветка, и к моменту пересечения границы России в экипаже катамарана, который держал верный курс на буржуйскую Европу, Максим оказался единственным, кто был способен хотя бы как-то объясниться на ломаном английском. Это предопределило его судьбу переводчика и организатора, ему приходилось вести переговоры на английском по организации культурных акций Благовеста, в Лондоне Максим договорился о стоянке в самой дорогой центральной марине Лондона Санта-Катарина док, а в Корнуэле смог организовать сбор денег на новый двигатель для катамарана Благовест. Натренированное музыкальное ухо Максима помогло ему в воспроизведении тех самых английских фонем, которые давались мне поначалу с таким трудом. Богатое общение с яхтсменами, которое происходило исключительно на английском, дало возможность довольно лихо натренироваться и вскоре весьма уверенно себя чувствовать во время любых переговоров.
К середине нашей длительной стоянки в Панаме, Максим говорил на английском и испанском, чего абсолютно хватало для любого общения в том регионе. Я же в дополнение к этим языкам могла еще поболтать с французами, которые, как известно, в иностранных языках не сильны и очень радуются слыша родную речь.
Что касается детей. За время стоянки в Панаме они обе научились объясняться на испанском. Конечно, в гораздо большей степени преуспела Ксения, которая довольно лихо щебетала с подружками, говоря если и с ошибками, то без всякого акцента. Что касается английского, языка, который дети слышат вокруг постоянно, то я периодически читала на нем детям книжки, естественно с переводом, некоторые слова запоминались на слух из общения, в общем, готовилась база, накапливалась лексика.
Когда мы приехали во франкоговорящую Полинезию, запас французских слов у детей был невелик. Мы с ними выучили всю замечательную компьютерную игру «Баба Яга. Изучаем французский», за время перехода я натаскала Ксению на базовые фразы, типа, как зовут, сколько лет, где живет, семья, национальность и по прибытии отправила в школу, где говорят только на французском. Первую неделю дети переживали некоторые элементы языкового шока. Вторую неделю они еще разбирались, как и что устроено в школе, в чем стоит слушаться других детей, а в чем нет, как вписаться в детские игры и организовать взаимодействие с учительницей. После школы до самой ночи мы обсуждали все нюансы школьных историй, я разучивала с детьми фразы, без которых не обойтись. На исходе третьей недели дети выглядели уже вполне довольными, а Ксения была способна объясниться на элементарные темы с подружками.
Потом были рождественские каникулы и у детей появились новые подружки - немецкие девочки, общим языком с которыми стал весьма зачаточный английский. Я неоднократно наблюдала, как дети активно общаются на этом международном языке, поддерживая разговор на уровне: «Это - хорошо, а это - плохо, это мое - это твое, это для меня - это для тебя, дай мне это, мне это нравится, это мой дом» и т.д. и т.п. Такого рода общение трудно назвать развернутым, но тот ограниченный набор фраз, который детям доступен, они используют лихо и по полной программе, будучи в своих языковых и коммуникативных навыках значительно более успешными, чем я со своими первыми туристами.
На каникулах дети иногда общались и с франкоговорящими подружками, потом еще недельку - другую походили в школу, потом заболели. Сейчас общий школьный стаж составляет чуть больше месяца. Вечерами после школы я учу Ксению читать, мы закрепляем письмо на французском, я объясняю ей грамматику исходя из того, что обнаруживаю в тетради, гоняю по трех-четырехзначным числительным, которые во французском ого-го-го какие навороченные. Плюс к этому вечерами читаю им в основном на французском, подталкивая детей, чтобы они переводили сами, что могут, переводя после то, что они не поняли. Сегодня закончив уроки я перешла с Ксенией на французский, и минут сорок мы беседовали с ней на этом языке. То есть, сначала только я говорила на французском, а она отвечала на русском, переспрашивая, когда не понимала, потом и сама перешла на французский. Мы рассказали с ней друг другу пару историй, она великолепно выкручивалась, когда ей не хватало слов, которые я иногда подсказывала. Даже я со своей требовательностью и склонностью забегать вперед (ты что, не знаешь, как на французском ….? Позор!) отметила отличный результат. Пятилетняя Полина такими успехами похвастаться, конечно, не может, но тоже уже что-то да понимает.
В отношении отличий детей от взрослых по поводу освоения иностранных языков. Дети обычно более непостредсвенны, чем взрослые. Им важно не КАК они скажут, а удастся ли им передать нужную мысль. Поэтому они используют жесты, мимику и все доступные им слова. Они не боятся сделать ошибку. Они вслушиваются в иностранную речь. взрослые, которые используют теже технологии и не боятся, что над ними будут смеятся, что делает их способными начать объясняться на языке очень быстро. И пусть у всяких там граждан с закосом на филологический перфекционизим (типа меня :)) при этом сворачиваются уши, это ничего. Главное - не произвести впечатление, основное - это общение. Ведь именно ради этого многие из нас пускаются в дальние странствия.
Поддержи наш проект - добавь в друзья!