Харольд

[shaulina]

Харольд, Харольд... Лес хрустит, переминаясь с лапы на лапу, вздрагивает шкурой, загривок вздыбливает, а не идет. Пугает только. За дальними порогами восходит луна, невидная из-за леса. Наверное, восходит. Должна же восходить луна. Чернокрылая туча неслышно и твердо разрывает небо пополам, рассыпая за собой перья от натуги. Вся твердь теперь в этих перьях.

Харольд, Харольд... Со степи тянет гарью и смертью. А может жизнь так пахнет, только в вязком ожидании тонет и прячется. А ожидание, Харольд, тяжелее дубовой лавки, которую ты рубил когда-то. Рубил и ласкал рукой. Грел пальцами сцепы, тер ладонью узловатую доску. На этой лавке мягко спать и без перин, когда ночь тепла и пьяна пряным травным духом. Хватать ртом этот дух, как мед из бортя, дыхание перехватывает, грудь немеет, Харольд. Сладко. А теперь - не присесть на нее. Так, для виду, чтобы простенок не пустой. Холодом от нее, как от могильных домовин.

Харольд, Харольд... Ночи теперь тусклы. Звезды в небесной гуще - ложкой не размешать, пестом не проткнуть. Закислились, вспенились. Квашенные нынче ночи, оскомные. Глаза не глядят, Харольд. Одна звезда на севере, жирная золотая муха, прилипла к квашенному небу и томит.

И я одна, Харольд. А ты - не приходи. Отпускать тебя лучше один раз в жизни.