Тибет. Кора.
Дарчен ничем не примечателен кроме одного обстоятельства - отсюда начинается парикрама. В дорогу дождь. Облачились в разноцветные дождевики, спрятав рюкзаки ближе к телу. Стали похожи на игрушечных Квазимодо. Впереди четыре дня пути - замкнутая кривая вокруг священной горы длинной 53км. Идётся легко. Первый треккинг отработал свою задачу. Физически мы готовы, но духовно территория Кайлаша, очерченная нашим маршрутом - персональная terra incognita. Сознательной корой отрабатывается карма - это не догма, а закономерный процесс испытаний и преобразований (правильней сказать перерождений). Процесс, который выуживает из недр души на поверхность самые потаённые состояния и переживания. Подтверждений тому предостаточно. Осознанность на этом пути - лучший навигатор, благодаря йоге всегда в положении «on».
Шагаем тесной вереницей. Такая плотность обоснована единственным обстоятельством: дорога ведёт вдоль тибетского кладбища, действующего и поныне. Ритуал неизменный в веках выглядит примерно так…
От того вдоль тропы дежурят стаи прикормленных собак. Их отношение к путникам нейтральное лишь внешне, их носы развёрнуты в нашу сторону. По численности мы сильно уступаем ожидающим добычи прайдам. Навстречу в волнующей близости пробегают очень не маленькие псы. Животы их подтянуты в уддияна бандхе, морды не страшные, нет, разве что свисающая нитью слюна привлекает внимание. Наша пёстрая гусеница предусмотрительно ощетинивается палками в сторону очередной такой симпатяги. Оставив позади опасный отрезок пути мы бросили наши уцелевшие кости на расстеленные коврики и занялись йогой у подножия южной стены.
Гора была скрыта нимбом из плотных белых облаков, вот уже несколько дней оставаясь недосягаемой взорам многочисленных паломников. Наше желание увидеть Кайлаш зарождалось в безысходности, созревало от появляющегося солнца, ветра и вдохновения, проявлялось молитвой и ожиданием чуда. Вероятно, мы так искренне и громко хотели, что Гора постепенно полностью открылась нам во всей своей спиритической красоте и мощи. На нас смотрели беспристрастно-снежные «Всевидящие глаза Будды». Под их пристальным взглядом мы прошли через Врата Пути, символизирующие начало новой жизни и поднялись к монастырю на склоне соседней горы.
Ночлег! За последние несколько дней это слово обогатилось образом самой мягкой, самой уютной и самой тёплой перины. Реальность оставалась спартанской. Бетонные пол и стены, не менянное постельное бельё в кондиции «при смерти», туалет «на вынос» или «на исход». Ночью холодно, да и днём не лето совсем, разведённая вода в тазике или в пластиковой бутылке. Стандартный румсервис - здоровенный термос горячей воды, которую в отсутствии электричества кипятят двумя … способами. Один из них можно отнести к технологии будущего, другой же бережно хранится со времён пращуров. В таких условиях спальный мешок аскетичная замена всех мечт. Не перина, но спать можно. Можно даже выспаться, если не цепляться за желание лечь покомфортней. Всё познаётся в сравнении, друзья…!
Поверьте, этой ночью нам было, что с чем сравнить! Пищи для размышлений хватило на весь следующий день, а воспоминаний хватит на все оставшиеся. Наша новорожденная жизнь шокирующе отличалась от предыдущей. Формула ночлега на сей раз оказалась такой: «спасибо гостеприимные хозяева тибетцы, за то, что уступили нам свои кровати». Надо признаться, моя благодарность болезненно зрела от саркастической до сердечной и уважительной. Нынешний кров, как и многие другие на пути коры, оказался большой истлевшей брезентовой палаткой, установленной на утоптанной грязи с узором из самого разного мусора. Мозаика на полу подробно живописала быт тибетцев. В центре палатки скудно, но желанно излучала тепло приземистая ржавая печь. Топливом служило всё, что горит. Преимущественно каки - ячьи и козьи. Прогорали они быстро и когда новые кизяки засыпали из коробки в топку, то часть их просыпалась мимо - экономные хозяева руками сгребали топливо в огонь. Запах - непередаваемый «аромат» ячьего масла надёжно блокировал все остальные. Его здесь добавляют в горячую воду и вместе с солью взбивают в узкой длинной деревянной ступе, чтобы потом разлить полученную смесь по стаканам и выпить… Такой напиток - настоящий, безыскусный тибетский чай. Кто пробовал, тот знает. Любовь к нему надо выстрадать. Следует заметить, что тибетцы так и остались кочевниками. В их менталитете заложено лишь то, что позволяет выживать в этих тяжёлых условиях и ничего более. Они не усложняют свою жизнь накоплениями благ, изысканным гардеробом и туалетом. Они вообще не моются, меняют одежду только к новому сезону и к празднику. Легенда, запущенная нашим рулевым Виталием Литвиновым для упокоения клинических страхов гласит: «В условиях высокогорья микробы не выживают». Уверовать комфортнее. Детские штаны между ног не зашиваются и не застёгиваются. Бельё отсутствует. Туалеты с амбразурами дырок в полу выстроены специально для туристов сильно не везде. У местных жителей они популярностью не пользуются. Чистое пространство - уже возможность туалета. Они на эту тему, как и на многие другие, не заморачиваются ни разу.
Вернёмся под дырявую крышу нашего благословенного дома. Днём он оправдывает своё существование как кафе. Путников потчуют лапшой доширак в твёрдой и мягкой упаковке. Тарелок не полагается, кипяток заливают прям в пакеты. Опять же тибетский чаёк по спецзаказу. Зачастую пилигримы достают из засаленных котомок свой провиант - кости яка с остатками вяленого мяса, которое они соскабливают ножами и кидают в лапшу. Почти все едят руками, смачно чавкают, облизывают пальцы и рыгают. Вот такой этнический аттракцион мы наблюдали, сбившись в кучку на матрасе, рисунок которого ещё можно было различить. Не согласен - оставайся на природе среди голодных собачек. Обречённо расстелив корематы поверх… матрасов, все организованно забрались в спальники и прикрылись сверху дождевиками от пущей непогоды. Нам синхронно не спалось. Самое тяжелое - это принять тот факт, что в данном случае правила устанавливаем не мы, а обстоятельства. Все сусликами сидели по своим кроватям - их оказалось как раз восемь, точно по числу голов в нашей группе. Поток паломников был неиссякаем, и хозяева - люди добродушные и гостеприимные, принимали всех оголодавших. Те поедали лапшу, удивленно разглядывая семерых белых женщин, наполовину скрытых спальниками, и уходили восвояси. Пик восприятия пришелся на момент, когда в свете работающей от аккумулятора лампы нарисовались два абсолютно одинаковых паломника. Оба в клеенчатых фартуках простиральцев, с всклокоченными волосами, полностью покрытые слоем грязи. Только глаза высверкивали из темноты в нашу сторону, оттеняя черное от белого. Тут-то главный вопрос и разрешился. Где истинно белое, а где - черное. Эти люди, под молитвы ползущие простираниями вокруг Кайлаша пятнадцать-двадцать дней в любую погоду, - так ли они грязны? Так ли мы чисты, если истерично ржем над неловкой ситуацией? (один из двоих полез за своей котомкой, спрятанной за ближайшей койкой, невзирая на претензии дамы, которая её занимала) Тогда было смешно, сейчас - стыдно. Хозяева легли спать здесь же, на узких лавках. Встали они не с первыми лучами солнца, а с первыми посетителями, где-то в 5.30. Снова зажгли лампу…
Новая жизнь давалась тяжело. Я болезненно перерождалась из белого человека в человека. Весь следующий день я пыталась изгнать белизну из своих мозгов. Симптомы тяжелого мозгового штурма снял Кайлаш. Он вновь явился в предрассветных сумерках накануне третьего, самого тяжелого, этапа пути. Силуэт его излучал стабильность и могучую силу. Я стояла, пригвождённая этим потоком. Глаза и дыхание принимали, как будто через них в меня проникали вера, спокойствие и вдохновение. Мне казалось, что я пью их и не могу оторваться - настолько животворной была эта триединая сила. Похоже, что это она подняла меня на заветные 5600. Усталости не было, как не было ощущения тела. Дыхание стало циклическим потоком морозного воздуха. Я шла в искрящемся солнечном потоке, смакуя каждое мгновение. Ничего подобного в своей жизни я не испытывала. Все молитвы слились в одну и звенели на какой-то особенно светлой и пронзительной частоте…
Дальше все было как положено: привычный спуск, монотонные 15-20 километров пути, но что-то все же было иначе. Я пока еще не знаю что. Поживем - увидим.
Шагаем тесной вереницей. Такая плотность обоснована единственным обстоятельством: дорога ведёт вдоль тибетского кладбища, действующего и поныне. Ритуал неизменный в веках выглядит примерно так…
От того вдоль тропы дежурят стаи прикормленных собак. Их отношение к путникам нейтральное лишь внешне, их носы развёрнуты в нашу сторону. По численности мы сильно уступаем ожидающим добычи прайдам. Навстречу в волнующей близости пробегают очень не маленькие псы. Животы их подтянуты в уддияна бандхе, морды не страшные, нет, разве что свисающая нитью слюна привлекает внимание. Наша пёстрая гусеница предусмотрительно ощетинивается палками в сторону очередной такой симпатяги. Оставив позади опасный отрезок пути мы бросили наши уцелевшие кости на расстеленные коврики и занялись йогой у подножия южной стены.
Гора была скрыта нимбом из плотных белых облаков, вот уже несколько дней оставаясь недосягаемой взорам многочисленных паломников. Наше желание увидеть Кайлаш зарождалось в безысходности, созревало от появляющегося солнца, ветра и вдохновения, проявлялось молитвой и ожиданием чуда. Вероятно, мы так искренне и громко хотели, что Гора постепенно полностью открылась нам во всей своей спиритической красоте и мощи. На нас смотрели беспристрастно-снежные «Всевидящие глаза Будды». Под их пристальным взглядом мы прошли через Врата Пути, символизирующие начало новой жизни и поднялись к монастырю на склоне соседней горы.
Ночлег! За последние несколько дней это слово обогатилось образом самой мягкой, самой уютной и самой тёплой перины. Реальность оставалась спартанской. Бетонные пол и стены, не менянное постельное бельё в кондиции «при смерти», туалет «на вынос» или «на исход». Ночью холодно, да и днём не лето совсем, разведённая вода в тазике или в пластиковой бутылке. Стандартный румсервис - здоровенный термос горячей воды, которую в отсутствии электричества кипятят двумя … способами. Один из них можно отнести к технологии будущего, другой же бережно хранится со времён пращуров. В таких условиях спальный мешок аскетичная замена всех мечт. Не перина, но спать можно. Можно даже выспаться, если не цепляться за желание лечь покомфортней. Всё познаётся в сравнении, друзья…!
Поверьте, этой ночью нам было, что с чем сравнить! Пищи для размышлений хватило на весь следующий день, а воспоминаний хватит на все оставшиеся. Наша новорожденная жизнь шокирующе отличалась от предыдущей. Формула ночлега на сей раз оказалась такой: «спасибо гостеприимные хозяева тибетцы, за то, что уступили нам свои кровати». Надо признаться, моя благодарность болезненно зрела от саркастической до сердечной и уважительной. Нынешний кров, как и многие другие на пути коры, оказался большой истлевшей брезентовой палаткой, установленной на утоптанной грязи с узором из самого разного мусора. Мозаика на полу подробно живописала быт тибетцев. В центре палатки скудно, но желанно излучала тепло приземистая ржавая печь. Топливом служило всё, что горит. Преимущественно каки - ячьи и козьи. Прогорали они быстро и когда новые кизяки засыпали из коробки в топку, то часть их просыпалась мимо - экономные хозяева руками сгребали топливо в огонь. Запах - непередаваемый «аромат» ячьего масла надёжно блокировал все остальные. Его здесь добавляют в горячую воду и вместе с солью взбивают в узкой длинной деревянной ступе, чтобы потом разлить полученную смесь по стаканам и выпить… Такой напиток - настоящий, безыскусный тибетский чай. Кто пробовал, тот знает. Любовь к нему надо выстрадать. Следует заметить, что тибетцы так и остались кочевниками. В их менталитете заложено лишь то, что позволяет выживать в этих тяжёлых условиях и ничего более. Они не усложняют свою жизнь накоплениями благ, изысканным гардеробом и туалетом. Они вообще не моются, меняют одежду только к новому сезону и к празднику. Легенда, запущенная нашим рулевым Виталием Литвиновым для упокоения клинических страхов гласит: «В условиях высокогорья микробы не выживают». Уверовать комфортнее. Детские штаны между ног не зашиваются и не застёгиваются. Бельё отсутствует. Туалеты с амбразурами дырок в полу выстроены специально для туристов сильно не везде. У местных жителей они популярностью не пользуются. Чистое пространство - уже возможность туалета. Они на эту тему, как и на многие другие, не заморачиваются ни разу.
Вернёмся под дырявую крышу нашего благословенного дома. Днём он оправдывает своё существование как кафе. Путников потчуют лапшой доширак в твёрдой и мягкой упаковке. Тарелок не полагается, кипяток заливают прям в пакеты. Опять же тибетский чаёк по спецзаказу. Зачастую пилигримы достают из засаленных котомок свой провиант - кости яка с остатками вяленого мяса, которое они соскабливают ножами и кидают в лапшу. Почти все едят руками, смачно чавкают, облизывают пальцы и рыгают. Вот такой этнический аттракцион мы наблюдали, сбившись в кучку на матрасе, рисунок которого ещё можно было различить. Не согласен - оставайся на природе среди голодных собачек. Обречённо расстелив корематы поверх… матрасов, все организованно забрались в спальники и прикрылись сверху дождевиками от пущей непогоды. Нам синхронно не спалось. Самое тяжелое - это принять тот факт, что в данном случае правила устанавливаем не мы, а обстоятельства. Все сусликами сидели по своим кроватям - их оказалось как раз восемь, точно по числу голов в нашей группе. Поток паломников был неиссякаем, и хозяева - люди добродушные и гостеприимные, принимали всех оголодавших. Те поедали лапшу, удивленно разглядывая семерых белых женщин, наполовину скрытых спальниками, и уходили восвояси. Пик восприятия пришелся на момент, когда в свете работающей от аккумулятора лампы нарисовались два абсолютно одинаковых паломника. Оба в клеенчатых фартуках простиральцев, с всклокоченными волосами, полностью покрытые слоем грязи. Только глаза высверкивали из темноты в нашу сторону, оттеняя черное от белого. Тут-то главный вопрос и разрешился. Где истинно белое, а где - черное. Эти люди, под молитвы ползущие простираниями вокруг Кайлаша пятнадцать-двадцать дней в любую погоду, - так ли они грязны? Так ли мы чисты, если истерично ржем над неловкой ситуацией? (один из двоих полез за своей котомкой, спрятанной за ближайшей койкой, невзирая на претензии дамы, которая её занимала) Тогда было смешно, сейчас - стыдно. Хозяева легли спать здесь же, на узких лавках. Встали они не с первыми лучами солнца, а с первыми посетителями, где-то в 5.30. Снова зажгли лампу…
Новая жизнь давалась тяжело. Я болезненно перерождалась из белого человека в человека. Весь следующий день я пыталась изгнать белизну из своих мозгов. Симптомы тяжелого мозгового штурма снял Кайлаш. Он вновь явился в предрассветных сумерках накануне третьего, самого тяжелого, этапа пути. Силуэт его излучал стабильность и могучую силу. Я стояла, пригвождённая этим потоком. Глаза и дыхание принимали, как будто через них в меня проникали вера, спокойствие и вдохновение. Мне казалось, что я пью их и не могу оторваться - настолько животворной была эта триединая сила. Похоже, что это она подняла меня на заветные 5600. Усталости не было, как не было ощущения тела. Дыхание стало циклическим потоком морозного воздуха. Я шла в искрящемся солнечном потоке, смакуя каждое мгновение. Ничего подобного в своей жизни я не испытывала. Все молитвы слились в одну и звенели на какой-то особенно светлой и пронзительной частоте…
Дальше все было как положено: привычный спуск, монотонные 15-20 километров пути, но что-то все же было иначе. Я пока еще не знаю что. Поживем - увидим.