- Слушаюсь! Понятно! - несколько раз почтительно отвечал слуга.
- Можешь идти, - сказал ему Цзя Чжэнь, и снова спросил: - Почему не видно Цзя Чжуна?
/семья, шествуя из города, по жаре, длинной утомительной процессией, прибыла на жертвоприношение в храм/
Только он произнес эти слова, как тут же увидел сына, выбежавшего из боковой колокольни.
- Полюбуйтесь-ка! Рассердился Цзя Чжэнь. - Я здесь стою на солнцепеке и мне не жарко. А он, видите ли, поскорее в тень!
Он крикнул слугам, чтобы те плюнули на Цзя Жуна. Зная крутой нрав Цзя Чжэня, слуги не осмелились перечить, и один мальчик-слуга подбежал и плюнул Цзя Чжэню в лицо. Так как Цзя Чжэнь всё еще продолжал гневаться, слуга закричал Цзя Жуну:
- Ведь сам господин не боится жары! Как это вы осмелились спрятаться в тень?
Цзя Жун стоял навытяжку, не смея произнести ни слова.
Гнев Цзя Чжэна напугал не только Цзя Юня, Цзя Пина и Цзя Циня, но и Цзя Ляня, Цзя Цяня, Цзя Цюна и других, они тоже встревожились, и один за другим постарались незаметно ускользнуть из тени под монастырской стеной, где только что устроились на отдых.
- Ну, чего стоишь? - снова обрушился Цзя Чжэнь на сына. - Живо садись на коня и езжай домой за оставшимися там служанками! Старая госпожа со всеми барышнями здесь, пусть и они едут сюда прислуживать.
Цзя Жун бросился со двора, крича на ходу, чтобы подали коня. А сам про себя возмущался: "Все бродили кто где, никто не знал, что делать, а придрались только ко мне!"
- Что у тебя, руки связаны? - заорал он на слугу. - Коня не можешь как следует подать!
Ехать в город Цзя Чжуну не хотелось, и у него даже мелькнула мысль послать вместо себя слугу, но он побаивался, что, если это выяснится, ему несдобровать. Поэтому он вскочил в седло и поскакал.
/Допустим, перевод Панасюка содержит погрешности - объективно, не передает печатную узорность китайского текста. Говорит марксистски-сознательным языком лучших времен Мосфильма. А мои фантазии, все эти феодально-пепельные кружева последней династии, не дают просто сосредоточиться на русском тексте. Везде видится какое-то искажение, ходульность, брак. Может, меня глючит, и для восприятия таких текстов вовсе не надо особого логического лекала, наложенного на наш "русско-тургеневский" ход мысли.../
Когда-то даос Чжан был одним из доверенных лиц старейшины дома Жунго. Цзя Чжэнь знал, что даже покойный император пожаловал ему должность главы даосского управления, с титулом "Бессмертного из Великого Цаства Грез". А нынешний государь возвел его в звание "Праведника, достигшего совершенства", за что ваны, гуны и управляющие отдаленных провинций величали его святым. Поэтому и Цзя Чжэнь относился к даосу с уважением:
- Да мы же здесь все свои люди! И вы еще просите у меня разрешения войти? Поробуйте-ка еще завести подобные речи - я вас хорошенько за бороду оттаскаю. Идемте!
Цзя Чжэнь привел даоса к матушке Цзя и поклонился ей.
- Почтенный наставник Чжан пришел справится о вашем здоровье, госпожа.
- Пусть подойдет, - ответила матушка Цзя.
Цзя Чжэнь подвел даоса. Чжан хихикнул и произнес:
- О, всевидящий Будда! как я рад видеть Вас, госпожа! Надеюсь, все ваши здравствуют и наслаждаются счастьем? Позвольте мне пожелать счастливой жизни всем вашим барышням. Давно я уже не приходил к вам во дворец справляться о здоровье! Между прочим, вы, госпожа, выглядите лучше, чем раньше!
- А как вы себя чувствуете, святой отец? - с улыбкой осведомилась матушка Цзя.
- Вашими милостями пока здоров, - смренно ответил даос. - А как себя чувствуют ваши домашние?
и т.д.