Интервью с чеченской правозащитницей Хедой Саратовой
Этот текст для меня очень важен. Если вас интересует то, что происходит в Чечне, советую прочитать, несмотря на объем, и не спешить с выводами.
С Хедой Саратовой, легендой чеченского правозащитного движения, мы встретились в торговом центре "Гранд-Парк" в Грозном, на проспекте Ахмата Кадырова. Гремел посудой ресторанный дворик, мимо нас проходили длинноволосые девушки в коротких юбках, и странно было представлять, что еще совсем недавно город лежал в руинах. Но в каждом слове моей собеседницы, казалось, слышны были отзвуки смолкшей канонады, и становилось ясно, что мир не дается сам по себе. За него нужно постоянно бороться, даже когда вокруг небоскребы и уютные ресторанчики. И это касается отнюдь не только Чечни.
- На войне я работала со многими журналистами, в том числе, иностранными. Вместе с Натальей Эстемировой стояла у истоков ингушского Правозащитного центра "Мемориал" и провела там почти два года, но мне не нравилось, когда мне указывали, что позволительно, а что - нет. Я сидела под бомбами, хоронила соседей и видела, насколько несправедлива война. Убивали, в основном, мирных жителей. Я собрала в своем доме женщин, в том числе русскоязычных старушек, которые не могли уехать и остались в Грозном. Доставала им еду, даже не задумываясь, кто эти бабушки по национальности. Поэтому сейчас мне особенно тяжело, когда кричат: "Россия для русских!" и "Хватит кормить Кавказ!"
- Какое отношение было к русским во время войны?
- Разное. Дудаев тогда выпустил зэков. Естественно, они делали свои черные дела. А простой народ к любым другим народам относится очень уважительно. Говорить иначе - грех. Сегодня центральные СМИ сеют рознь между кавказцами и славянами, а потом все пожинают преступления с обеих сторон. Мы сейчас пытаемся собрать всех, кого возможно, и осудить действия главы следственного комитета, который при каждой возможности говорит: "преступник - чеченской национальности". А когда месяца два назад в Москве убили и расчленили кавказцев, все промолчали. Наша молодежь это видит, слышит, так что могут произойти новые столкновения.
Мой младший сын - дитя войны, 1995 года. Он родился под грохот канонады, без врача. Во вторую войну дядя забрал его в Шатойский район. Дорогу в ущелье перекрыли, и они оставались там пять месяцев, как в каменном мешке. Все это время я не знала, жив ли он. Потом я его повезла в Москву, к моей русской подруге. У нее пять дочек. По дороге я сказала сыну - надо учить русский. Ребенок пяти лет посмотрел на меня так, что этого взгляда я никогда не забуду.
- Русский? Ни за что! Они плохие, они нас убивают.
Он видел зачистки, видел русские самолеты, сбрасывавшие бомбы. Для меня, имеющей друзей во всем мире, это было большой проблемой. Я не знала, как ему объяснить. Но вот мы приехали, остановились у Вики. Ему там очень понравилось. Через несколько дней он спросил меня на ушко:
- Мама, а Вика - точно русская?
- Да, - ответила я.
С тех пор он стал учить русский язык. Понял, что не все русские плохие.
Почему, думаете, каждые полвека происходят войны? Потому, что из нового поколения не выбили ксенофобию. Мы с Наташей Эстемировой таскали с собой детей, Лану и Шамиля, в их рюкзаках прятали отснятые кассеты. Дедушка и дядя моего сына погибли. Очень страшно, что дети вынуждены жить с этим. Поэтому мы все обязаны работать с молодежью, чтобы между нами не было ненависти.
- Я, к моему удивлению, в Чечне ни разу не сталкивался с ненавистью. Хотя мог ожидать.
- Слава богу, но не факт, что не повстречаете. Вообще, чеченцы сами по себе - добрые люди. У моего отца столько друзей было! Русские учились с нами, приходили в наш дом, и все было хорошо. Мы молимся по-разному, говорим по-разному, но все созданы одним богом.
- Можно нескромный вопрос? Во время войны вы зарабатывали, возя журналистов. А как сейчас финансируется правозащитная деятельность?
- Я своим братьям, наверное, надоела. Что ни проводим, они мне помогают. За четыре года существования моей организации я не получила поддержки ни в одном фонде. Многие московские коллеги сидят на кормушке, а те, кто работает на местах, совсем не у дел. Сейчас я трачу собственные деньги и средства моих родственников. Ко мне обращается множество людей, у которых нарушены права. Не обязательно политика, в основном - социалка. Есть нужные рычаги - например, Совет при президенте. Сейчас встречаемся с Рамзаном, будем озвучивать проблемы...
- А как он сам к этому относится?
- Я не поклонник Кадырова. И не сторонник... Но как не сторонник? Я - сторонник всего хорошего. Вот, мы сидим в замечательном здании. Для человека, пережившего ужасы войны, это воспринимается иначе. Что бы про Кадырова ни говорили, я ему благодарна за то, что у нас сейчас мир, что не бомбят, что дети могут учиться. Но я - не патриот из клуба "Рамзан". Когда есть обращения, что кто-то из окружения Кадырова нарушил права человека, мы это озвучиваем. Тонко, аккуратно, с особым подходом. Чтобы был результат, чтобы я смогла помочь несчастной женщине, у которой без вины посадили сына. Год назад в селении Ассиновская пятеро молодых ребят ходили за черемшой и нарвались на боевиков. Те сказали - одного из вас задержим, а остальные пусть купят нам батарейки и продукты. Те так и сделали, потом мальчика отпустили и все вернулись домой. Тут же про это узнали спецслужбы, в дом ввалилась куча военных, ребят забрали. На процессе женщин попросили выйти, чтобы мы не слушали, что творили с этими шестнадцатилетними мальчишками. Один из них мне просто сказал: "Я лучше пойду по этапу, лишь бы меня больше не трогали. Обратно к следователю я не хочу".
Вот погубленные жизни. Нечистоплотные сотрудники на этом навариваются. Обычно Рамзан критикует силовые структуры, что нет результата. Никого не поймал - значит, плохо работаешь. Поэтому они отлавливают невинных и вешают на них нераскрытые дела. А что происходит в российских тюрьмах с кавказцами, вы и сами знаете.
- Удается чего-нибудь добиться?
- Да, результаты есть. Недавно к нам обратились родственники задержанной женщины. Полицейские ее от нас прятали, тогда мы позвонили Рамзану. К вечеру она была дома. Там было много нарушений, но нам было не до того. Главного мы добились. Рамзан - незлой человек. Может заплакать при виде больного ребенка. Та женщина действительно нарушила закон - сделала преступникам удостоверение, с которым их потом задержали. Но у нее дочка маленькая была. Инвалид. Она могла заснуть лишь лежа на руке матери. Все три дня, пока та была в тюрьме, девочка не спала. Мы сказали об этом Рамзану. Он сразу возмутился: "Вы защищаете преступников!" И бросил трубку. Но потом перезвонил и сказал: "Ради ребенка я ее отпущу".
Московские правозащитники не понимают, что здесь все немножко по-другому. Они нас осуждают: вы разговариваете с Кадыровым, общаетесь с властью, продались... Сейчас сюда постоянно приезжает мобильная группа. Они себя считают самыми крутыми, у них гранты до миллиона долларов, но они живут здесь посменно, по неделе. А мы круглосуточно принимаем звонки, общаемся и с Кадыровым, и с начальником МВД, приносим пользу. По-другому у нас не получается. Они, упрекающие нас в продажности, публикуют книжечки о нарушении прав человека в Чечне, но помощи реальным людям нет. Сейчас председатель совета Мемориала Олег Орлов обвинил Кадырова в убийстве Натальи Эстемировой и на этом заработал у западных грантодателей очень большие очки. Я не могу обвинить человека в том, доказательств чего у меня нет. Конечно, у меня мало денег. Но я - со своим народом.
Я не собиралась становиться правозащитником. Просто так получилось. Из-за войны. Я практик, и на практике увидела все, чем я живу. Я знаю, как работать в боевых условиях, брала интервью и у бригадных генералов, и у Масхадова. Но все думала - закончится война, и буду заниматься домом. У меня четыре брата, я - единственная сестра, ни в чем не нуждалась. Сейчас меня спрашивают, зачем мне это нужно, а я не знаю, что ответить. Это - состояние моей души. То, чем я заболела в войну, чему посвятила всю свою молодость. За эти двадцать лет я обошла всю Чечню. Была там, где очень опасно. Люди покидали села, а мы с Наташей придумывали на постах разные басни и под видом обычных жителей шли им навстречу. Братья меня все время ругают. Мои дети меня не видят. Я ухожу - они спят, прихожу - снова спят. Одного сына я родила вечером после целого дня на митинге. Вся моя жизнь в этом, а сегодня меня упрекают, что я продалась. Конечно, нас многие не любят. Любое неправильно сказанное слово может обернуться трагедией для меня и моих детей. Родственники переживают, но они знают меня - в угоду кому-либо я ничего не сделаю. Многие из Москвы, Пономарев тот же, говорят: "Ах, ты в совете у Кадырова!" Я отвечаю: "Да. Кадыров является главой Чеченской республики. Нравится он мне или нет, я должна с этим считаться. Чем лучше Путин?" Чтобы попасть в Совет при президенте РФ, они чуть ли рубашки на себе не рвут, а мне нельзя. Людмила Михайловна Алексеева, легенда правозащитного движения, всегда повторяет: "С властью надо работать. Чем она хуже, тем больше, поскольку и нарушения прав людей значительней".
- А Политковскую вы знали?
- Мы с Наташей сопровождали Аню во всех поездках. Только однажды я не смогла присутствовать на ее встрече с Рамзаном, поскольку была в Москве. Перед тем, как с ней случилось несчастье, она оставила у моей мамы туфли. Я их привезла ей в Москву, и мы договорились встретиться на Пушкинской. Она пришла задерганная, по сторонам глядит. На материалы, что я принесла, даже смотреть боялась. Все твердила, что это очень опасно. Я Аню такой никогда не видела. Ее обычно держать надо было, говорить: "Аня, туда нельзя!" Когда иностранки приезжали, мы на них платки надевали, старались как-то скрыть. А ее даже под платок не спрячешь. Она слепая была, очки снять невозможно, а по ним ее моментально узнавали. Потом я поняла, что в Чечне она чувствовала нашу поддержку. Я и мои коллеги скорее бы дали себя убить, чем дотронуться до Ани. Поэтому она себя так смело вела. А в столице ей помощи неоткуда было ждать. И убили ее в Москве... Как я теперь могу покинуть страну, в которой отдали жизни близкие мне люди? Клянусь, у меня была возможность уехать в Англию, по приглашению Йоркского университета. Но я решила остаться в Чечне. Если суждено умереть, я здесь умру. А пока буду работать.
- Хотелось бы узнать о положении женщин в республике. Распространено мнение, что все они - рабыни, не имеющие никакой свободы выбора...
- Все зависит от того, как сама женщина себя поставит. Понятное дело, что позволительно женщинам центральной части России, непозволительно нам, вайнашкам. Но это не так уж волнует тех. кто сумел себя найти. Большинство женщин живут в современной Чечне неплохо, никакие мы не рабыни. Вы же сами видели...
- Я-то видел. Но мне говорят, что я мужчина и ничего не понимаю.
- Ну и зря. Я себя чувствую свободной.
- А с похищением невест как обстоят дела?
- С этим теперь очень строго. И выдачу замуж до 18 лет тоже, к счастью, остановили. Шамилю моему восемнадцать. Не дай бог, он завтра женится - я просто повешусь.
- Хеда, в Чечне я почти не вижу инвалидов. Что странно - после войны их должно быть много. Где они все?
- У нас есть организация "Ламанан Аз" для инвалидов, занимающихся разными видами спорта. Они даже международные чемпионаты выигрывают. Все эти люди нашли себе применение. Может, они по городу и не ходят, но ни один инвалид в республике не остался без внимания. Могу дать контакты, сами убедитесь, что они не чувствуют себя ущемленными. В финансовом плане им даже лучше, чем здоровым, так как ни один праздник не обходится без материальной поддержки. То же и с сиротами. Если у ребенка погибли родители, родственник обязан его забрать. Иначе - позор. Поэтому в Чечне нет детских домов. Моих сыновей отец особо не содержит, но я купила рядом с его дядей дом, поскольку знаю - я всегда могу рассчитывать на помощь. Если со мной что-нибудь случится, дети ни в чем не будут нуждаться. Мне кажется, в войну мы из-за этого и выжили. А приезжаю в Москву, и всякий раз в шоке. Люди не знают своих соседей! Никто друг к другу на чай не заходит!
- Я читаю ваш фейсбук. Там много критики того, что происходит в Ингушетии, Дагестане, Москве, и очень мало критики того, что происходит в Чечне.
- Это не потому, что я боюсь Кадырова. Проблемы есть, но чем критиковать, я их лучше буду решать. Если я стану огульно ругать Рамзана, то буду вынуждена оставить работу и уехать отсюда. Уж лучше я мирно договорюсь с этими людьми, чтобы помогать другим. Евкурова, президента Ингушетии, я тоже нигде не ругаю. Там со свободой слова - полный порядок. Журналисты могут говорить что угодно. У нас такой возможности нет. Когда мы готовились к Единому Кавказскому Форуму, Рамзан мне лично обещал помочь. А потом его помощник перезвонил и говорит: "Хеда, как вы могли в интервью сказать, что со свободой слова в Чечне - катастрофа, и в реальности ее имеет только Рамзан Кадыров?" Я отвечаю: "Если сейчас начну вам пересказывать все нарушенные права, вы ужаснетесь. Может, в высоком кресле вы далеко улетели от народа? Почему бедным людям надо жаловаться Рамзану через инстаграм, чтобы чиновники выполнили свою работу?" Конечно, окружение Рамзана закрыло его для общества, к нему очень сложно попасть, тяжело дозвониться. И это дает повод его ругать.
- Он же сам создал такое окружение!
- Рамзан на этот путь встал молодым мальчишкой, на которого свалилось многое и сразу. Конечно, он не может за всем уследить. К тому же, его приближенные раньше были в окружении его отца, он им доверяет. Многие из них его просто подставляют, хотя на самом деле он немало делает для мира и процветания республики. Мне жалко этого парня. Чиновники готовы, чтобы не потерять свои кресла, его утопить. С тем же форумом столько негатива было, препятствий со всех сторон, а потом удалось пробиться к Рамзану, он дал команду - и все. Я здесь каждый дом и двор знаю, помню, в каком состоянии они были, и не могу не быть благодарной тому, кто вернул нам мир. Восстановить в короткие сроки республику, пережившую две войны, дать людям возможность жить нормально, не хуже других - это достойно уважения.
- При этом люди, я заметил, боятся.
- Да, боятся. У нас была полнейшая анархия. Никакой власти. Надо было действовать жестко - и жестоко. Люди, которые это пережили, не хотят возвращения ужаса, и думают - если сейчас мне дают жить, зачем лезть в бутылку? Лучше я закрою глаза на правонарушения. Это даже не страх, а осторожность. В самой России тоже не все хорошо.
- Но в Москве любой может кричать "Ненавижу Путина!", и никто еще от этого не исчез.
- Митингующих на Болотной посадили.
- Относительно мягко. А здесь...
- В Москве не было войны.
- Люди рассказывали, что к ним приезжали и угрожали, чтобы они забрали свои заявления в суд.
- Это - не Кадыров, а те, кто перед ним выслуживаются. Если донести до Рамзана этот факт, все будет иначе. На инстаграме столько людей просят помощи! Он через него уже многих чиновников уволил.
- Может, это традиционная русская забава под названием "Добрый царь и злые бояре"?
- Называйте как хотите, но это - наши сегодняшние реалии. Если вам нужен негатив, вы его получите. Если будете абсолютно честны перед собой и передо мной, то вы поймете, что я хочу сказать. Конечно, люди боятся. Многие за собой чувствуют вину. Ко мне обращались две мамы, у которых были задержаны сыновья. Они в СИЗО сидят, их пытали. Такие ужасы расписывали! Я во время разговора выпила кучу валерьянки, начала шуметь. И тут поняла, что лично знаю следователя, о котором они рассказывали. Позвонила ему и говорю: "Ты что, совсем оборзел? " Он ко мне в офис подъехал и рассказывает: "Хеда, если бы эти ребята меня убили, ты, как правозащитник, и слова бы не сказала". И он был прав, потому что мы меньше говорим об убитых сотрудниках безопасности, чем о тех, кто к нам обращается. Выяснилось, что его машину заминировали, он мог погибнуть. Ты, говорю, их пытал? - Нет, только по морде врезал, когда тот сказал: "Мой дядя, генерал, погиб на войне, и я за это мщу". Потом выяснилось, что другого полицейского они убили, а поймали одного из них с поличным, когда он проверял невзорвавшийся фугас, обезвреженный спецслужбами на рынке "Беркат". Тогда я пошла к этим мамам и сказала: "Я ваших детей защищать не буду. Следствие разберется". И таких людей, рассказывающих жалостные истории, куча. А может, злоупотребление и вправду было, но не по команде сверху. Однажды пропал юноша. Мы забили тревогу, принялись искать его, и через некоторое время узнали, что следователь держал в подвале молодых ребят, отращивал им бороды, а потом выдавал за боевиков. Одного, который ни под чем не подписывался, он повел в лес и собирался застрелить, но тут его взяли. Лишили всех наград, погон, шикарных домов и куда-то скрыли, чтобы сохранить жизнь. У нас ведь и кровная месть существует. Люди в ответе не только перед властью, но и перед родственниками. Конечно, он все равно не спасется. Но если б его отпустили, он бы уже давно погиб.
- Я слышал, что устроили замирение кровников.
- Да. Многие простили друг друга. Но постоянно возникают новые случаи. Если не замирить, человек отсиживает срок, выходит, и прямо у стен тюрьмы его убивают.
- Неужели не видели, что обычный следователь живет в шикарном доме?
- На это здесь особо не обращают внимание. У нас депутат местного самоуправления где-нибудь в деревне просто купается в роскоши. Рамзан даже как-то высказался - мы ругаем наших чиновников за их шикарную жизнь, а я это приветствую. Потому, что если он голодный, то будет обирать людей. Он, правда, и так обирает...
Я в Ичкерии, при той власти, не видела ничего хорошего. На народ им было плевать. Многие бригадные генералы бросили ребят, втянутых ими же в войну, и благополучно уехали с семьями за рубеж. Я сейчас с ними спорю до хрипоты в социальных сетях. "Посмотри, Хеда, под каким флагом ты стоишь, какой герб у тебя на печатях!" А я пишу в ответ: "Мы тогда вместе с вами защищали свою землю. Но вы нас бросили и сбежали. Вы хотели поменять этот флаг, но вам не удалось. Вот и приходится мне под ним стоять. Куда я денусь? Мы сейчас готовы хоть с папой Римским, только бы сберечь остаток народа".
С Хедой Саратовой, легендой чеченского правозащитного движения, мы встретились в торговом центре "Гранд-Парк" в Грозном, на проспекте Ахмата Кадырова. Гремел посудой ресторанный дворик, мимо нас проходили длинноволосые девушки в коротких юбках, и странно было представлять, что еще совсем недавно город лежал в руинах. Но в каждом слове моей собеседницы, казалось, слышны были отзвуки смолкшей канонады, и становилось ясно, что мир не дается сам по себе. За него нужно постоянно бороться, даже когда вокруг небоскребы и уютные ресторанчики. И это касается отнюдь не только Чечни.
- На войне я работала со многими журналистами, в том числе, иностранными. Вместе с Натальей Эстемировой стояла у истоков ингушского Правозащитного центра "Мемориал" и провела там почти два года, но мне не нравилось, когда мне указывали, что позволительно, а что - нет. Я сидела под бомбами, хоронила соседей и видела, насколько несправедлива война. Убивали, в основном, мирных жителей. Я собрала в своем доме женщин, в том числе русскоязычных старушек, которые не могли уехать и остались в Грозном. Доставала им еду, даже не задумываясь, кто эти бабушки по национальности. Поэтому сейчас мне особенно тяжело, когда кричат: "Россия для русских!" и "Хватит кормить Кавказ!"
- Какое отношение было к русским во время войны?
- Разное. Дудаев тогда выпустил зэков. Естественно, они делали свои черные дела. А простой народ к любым другим народам относится очень уважительно. Говорить иначе - грех. Сегодня центральные СМИ сеют рознь между кавказцами и славянами, а потом все пожинают преступления с обеих сторон. Мы сейчас пытаемся собрать всех, кого возможно, и осудить действия главы следственного комитета, который при каждой возможности говорит: "преступник - чеченской национальности". А когда месяца два назад в Москве убили и расчленили кавказцев, все промолчали. Наша молодежь это видит, слышит, так что могут произойти новые столкновения.
Мой младший сын - дитя войны, 1995 года. Он родился под грохот канонады, без врача. Во вторую войну дядя забрал его в Шатойский район. Дорогу в ущелье перекрыли, и они оставались там пять месяцев, как в каменном мешке. Все это время я не знала, жив ли он. Потом я его повезла в Москву, к моей русской подруге. У нее пять дочек. По дороге я сказала сыну - надо учить русский. Ребенок пяти лет посмотрел на меня так, что этого взгляда я никогда не забуду.
- Русский? Ни за что! Они плохие, они нас убивают.
Он видел зачистки, видел русские самолеты, сбрасывавшие бомбы. Для меня, имеющей друзей во всем мире, это было большой проблемой. Я не знала, как ему объяснить. Но вот мы приехали, остановились у Вики. Ему там очень понравилось. Через несколько дней он спросил меня на ушко:
- Мама, а Вика - точно русская?
- Да, - ответила я.
С тех пор он стал учить русский язык. Понял, что не все русские плохие.
Почему, думаете, каждые полвека происходят войны? Потому, что из нового поколения не выбили ксенофобию. Мы с Наташей Эстемировой таскали с собой детей, Лану и Шамиля, в их рюкзаках прятали отснятые кассеты. Дедушка и дядя моего сына погибли. Очень страшно, что дети вынуждены жить с этим. Поэтому мы все обязаны работать с молодежью, чтобы между нами не было ненависти.
- Я, к моему удивлению, в Чечне ни разу не сталкивался с ненавистью. Хотя мог ожидать.
- Слава богу, но не факт, что не повстречаете. Вообще, чеченцы сами по себе - добрые люди. У моего отца столько друзей было! Русские учились с нами, приходили в наш дом, и все было хорошо. Мы молимся по-разному, говорим по-разному, но все созданы одним богом.
- Можно нескромный вопрос? Во время войны вы зарабатывали, возя журналистов. А как сейчас финансируется правозащитная деятельность?
- Я своим братьям, наверное, надоела. Что ни проводим, они мне помогают. За четыре года существования моей организации я не получила поддержки ни в одном фонде. Многие московские коллеги сидят на кормушке, а те, кто работает на местах, совсем не у дел. Сейчас я трачу собственные деньги и средства моих родственников. Ко мне обращается множество людей, у которых нарушены права. Не обязательно политика, в основном - социалка. Есть нужные рычаги - например, Совет при президенте. Сейчас встречаемся с Рамзаном, будем озвучивать проблемы...
- А как он сам к этому относится?
- Я не поклонник Кадырова. И не сторонник... Но как не сторонник? Я - сторонник всего хорошего. Вот, мы сидим в замечательном здании. Для человека, пережившего ужасы войны, это воспринимается иначе. Что бы про Кадырова ни говорили, я ему благодарна за то, что у нас сейчас мир, что не бомбят, что дети могут учиться. Но я - не патриот из клуба "Рамзан". Когда есть обращения, что кто-то из окружения Кадырова нарушил права человека, мы это озвучиваем. Тонко, аккуратно, с особым подходом. Чтобы был результат, чтобы я смогла помочь несчастной женщине, у которой без вины посадили сына. Год назад в селении Ассиновская пятеро молодых ребят ходили за черемшой и нарвались на боевиков. Те сказали - одного из вас задержим, а остальные пусть купят нам батарейки и продукты. Те так и сделали, потом мальчика отпустили и все вернулись домой. Тут же про это узнали спецслужбы, в дом ввалилась куча военных, ребят забрали. На процессе женщин попросили выйти, чтобы мы не слушали, что творили с этими шестнадцатилетними мальчишками. Один из них мне просто сказал: "Я лучше пойду по этапу, лишь бы меня больше не трогали. Обратно к следователю я не хочу".
Вот погубленные жизни. Нечистоплотные сотрудники на этом навариваются. Обычно Рамзан критикует силовые структуры, что нет результата. Никого не поймал - значит, плохо работаешь. Поэтому они отлавливают невинных и вешают на них нераскрытые дела. А что происходит в российских тюрьмах с кавказцами, вы и сами знаете.
- Удается чего-нибудь добиться?
- Да, результаты есть. Недавно к нам обратились родственники задержанной женщины. Полицейские ее от нас прятали, тогда мы позвонили Рамзану. К вечеру она была дома. Там было много нарушений, но нам было не до того. Главного мы добились. Рамзан - незлой человек. Может заплакать при виде больного ребенка. Та женщина действительно нарушила закон - сделала преступникам удостоверение, с которым их потом задержали. Но у нее дочка маленькая была. Инвалид. Она могла заснуть лишь лежа на руке матери. Все три дня, пока та была в тюрьме, девочка не спала. Мы сказали об этом Рамзану. Он сразу возмутился: "Вы защищаете преступников!" И бросил трубку. Но потом перезвонил и сказал: "Ради ребенка я ее отпущу".
Московские правозащитники не понимают, что здесь все немножко по-другому. Они нас осуждают: вы разговариваете с Кадыровым, общаетесь с властью, продались... Сейчас сюда постоянно приезжает мобильная группа. Они себя считают самыми крутыми, у них гранты до миллиона долларов, но они живут здесь посменно, по неделе. А мы круглосуточно принимаем звонки, общаемся и с Кадыровым, и с начальником МВД, приносим пользу. По-другому у нас не получается. Они, упрекающие нас в продажности, публикуют книжечки о нарушении прав человека в Чечне, но помощи реальным людям нет. Сейчас председатель совета Мемориала Олег Орлов обвинил Кадырова в убийстве Натальи Эстемировой и на этом заработал у западных грантодателей очень большие очки. Я не могу обвинить человека в том, доказательств чего у меня нет. Конечно, у меня мало денег. Но я - со своим народом.
Я не собиралась становиться правозащитником. Просто так получилось. Из-за войны. Я практик, и на практике увидела все, чем я живу. Я знаю, как работать в боевых условиях, брала интервью и у бригадных генералов, и у Масхадова. Но все думала - закончится война, и буду заниматься домом. У меня четыре брата, я - единственная сестра, ни в чем не нуждалась. Сейчас меня спрашивают, зачем мне это нужно, а я не знаю, что ответить. Это - состояние моей души. То, чем я заболела в войну, чему посвятила всю свою молодость. За эти двадцать лет я обошла всю Чечню. Была там, где очень опасно. Люди покидали села, а мы с Наташей придумывали на постах разные басни и под видом обычных жителей шли им навстречу. Братья меня все время ругают. Мои дети меня не видят. Я ухожу - они спят, прихожу - снова спят. Одного сына я родила вечером после целого дня на митинге. Вся моя жизнь в этом, а сегодня меня упрекают, что я продалась. Конечно, нас многие не любят. Любое неправильно сказанное слово может обернуться трагедией для меня и моих детей. Родственники переживают, но они знают меня - в угоду кому-либо я ничего не сделаю. Многие из Москвы, Пономарев тот же, говорят: "Ах, ты в совете у Кадырова!" Я отвечаю: "Да. Кадыров является главой Чеченской республики. Нравится он мне или нет, я должна с этим считаться. Чем лучше Путин?" Чтобы попасть в Совет при президенте РФ, они чуть ли рубашки на себе не рвут, а мне нельзя. Людмила Михайловна Алексеева, легенда правозащитного движения, всегда повторяет: "С властью надо работать. Чем она хуже, тем больше, поскольку и нарушения прав людей значительней".
- А Политковскую вы знали?
- Мы с Наташей сопровождали Аню во всех поездках. Только однажды я не смогла присутствовать на ее встрече с Рамзаном, поскольку была в Москве. Перед тем, как с ней случилось несчастье, она оставила у моей мамы туфли. Я их привезла ей в Москву, и мы договорились встретиться на Пушкинской. Она пришла задерганная, по сторонам глядит. На материалы, что я принесла, даже смотреть боялась. Все твердила, что это очень опасно. Я Аню такой никогда не видела. Ее обычно держать надо было, говорить: "Аня, туда нельзя!" Когда иностранки приезжали, мы на них платки надевали, старались как-то скрыть. А ее даже под платок не спрячешь. Она слепая была, очки снять невозможно, а по ним ее моментально узнавали. Потом я поняла, что в Чечне она чувствовала нашу поддержку. Я и мои коллеги скорее бы дали себя убить, чем дотронуться до Ани. Поэтому она себя так смело вела. А в столице ей помощи неоткуда было ждать. И убили ее в Москве... Как я теперь могу покинуть страну, в которой отдали жизни близкие мне люди? Клянусь, у меня была возможность уехать в Англию, по приглашению Йоркского университета. Но я решила остаться в Чечне. Если суждено умереть, я здесь умру. А пока буду работать.
- Хотелось бы узнать о положении женщин в республике. Распространено мнение, что все они - рабыни, не имеющие никакой свободы выбора...
- Все зависит от того, как сама женщина себя поставит. Понятное дело, что позволительно женщинам центральной части России, непозволительно нам, вайнашкам. Но это не так уж волнует тех. кто сумел себя найти. Большинство женщин живут в современной Чечне неплохо, никакие мы не рабыни. Вы же сами видели...
- Я-то видел. Но мне говорят, что я мужчина и ничего не понимаю.
- Ну и зря. Я себя чувствую свободной.
- А с похищением невест как обстоят дела?
- С этим теперь очень строго. И выдачу замуж до 18 лет тоже, к счастью, остановили. Шамилю моему восемнадцать. Не дай бог, он завтра женится - я просто повешусь.
- Хеда, в Чечне я почти не вижу инвалидов. Что странно - после войны их должно быть много. Где они все?
- У нас есть организация "Ламанан Аз" для инвалидов, занимающихся разными видами спорта. Они даже международные чемпионаты выигрывают. Все эти люди нашли себе применение. Может, они по городу и не ходят, но ни один инвалид в республике не остался без внимания. Могу дать контакты, сами убедитесь, что они не чувствуют себя ущемленными. В финансовом плане им даже лучше, чем здоровым, так как ни один праздник не обходится без материальной поддержки. То же и с сиротами. Если у ребенка погибли родители, родственник обязан его забрать. Иначе - позор. Поэтому в Чечне нет детских домов. Моих сыновей отец особо не содержит, но я купила рядом с его дядей дом, поскольку знаю - я всегда могу рассчитывать на помощь. Если со мной что-нибудь случится, дети ни в чем не будут нуждаться. Мне кажется, в войну мы из-за этого и выжили. А приезжаю в Москву, и всякий раз в шоке. Люди не знают своих соседей! Никто друг к другу на чай не заходит!
- Я читаю ваш фейсбук. Там много критики того, что происходит в Ингушетии, Дагестане, Москве, и очень мало критики того, что происходит в Чечне.
- Это не потому, что я боюсь Кадырова. Проблемы есть, но чем критиковать, я их лучше буду решать. Если я стану огульно ругать Рамзана, то буду вынуждена оставить работу и уехать отсюда. Уж лучше я мирно договорюсь с этими людьми, чтобы помогать другим. Евкурова, президента Ингушетии, я тоже нигде не ругаю. Там со свободой слова - полный порядок. Журналисты могут говорить что угодно. У нас такой возможности нет. Когда мы готовились к Единому Кавказскому Форуму, Рамзан мне лично обещал помочь. А потом его помощник перезвонил и говорит: "Хеда, как вы могли в интервью сказать, что со свободой слова в Чечне - катастрофа, и в реальности ее имеет только Рамзан Кадыров?" Я отвечаю: "Если сейчас начну вам пересказывать все нарушенные права, вы ужаснетесь. Может, в высоком кресле вы далеко улетели от народа? Почему бедным людям надо жаловаться Рамзану через инстаграм, чтобы чиновники выполнили свою работу?" Конечно, окружение Рамзана закрыло его для общества, к нему очень сложно попасть, тяжело дозвониться. И это дает повод его ругать.
- Он же сам создал такое окружение!
- Рамзан на этот путь встал молодым мальчишкой, на которого свалилось многое и сразу. Конечно, он не может за всем уследить. К тому же, его приближенные раньше были в окружении его отца, он им доверяет. Многие из них его просто подставляют, хотя на самом деле он немало делает для мира и процветания республики. Мне жалко этого парня. Чиновники готовы, чтобы не потерять свои кресла, его утопить. С тем же форумом столько негатива было, препятствий со всех сторон, а потом удалось пробиться к Рамзану, он дал команду - и все. Я здесь каждый дом и двор знаю, помню, в каком состоянии они были, и не могу не быть благодарной тому, кто вернул нам мир. Восстановить в короткие сроки республику, пережившую две войны, дать людям возможность жить нормально, не хуже других - это достойно уважения.
- При этом люди, я заметил, боятся.
- Да, боятся. У нас была полнейшая анархия. Никакой власти. Надо было действовать жестко - и жестоко. Люди, которые это пережили, не хотят возвращения ужаса, и думают - если сейчас мне дают жить, зачем лезть в бутылку? Лучше я закрою глаза на правонарушения. Это даже не страх, а осторожность. В самой России тоже не все хорошо.
- Но в Москве любой может кричать "Ненавижу Путина!", и никто еще от этого не исчез.
- Митингующих на Болотной посадили.
- Относительно мягко. А здесь...
- В Москве не было войны.
- Люди рассказывали, что к ним приезжали и угрожали, чтобы они забрали свои заявления в суд.
- Это - не Кадыров, а те, кто перед ним выслуживаются. Если донести до Рамзана этот факт, все будет иначе. На инстаграме столько людей просят помощи! Он через него уже многих чиновников уволил.
- Может, это традиционная русская забава под названием "Добрый царь и злые бояре"?
- Называйте как хотите, но это - наши сегодняшние реалии. Если вам нужен негатив, вы его получите. Если будете абсолютно честны перед собой и передо мной, то вы поймете, что я хочу сказать. Конечно, люди боятся. Многие за собой чувствуют вину. Ко мне обращались две мамы, у которых были задержаны сыновья. Они в СИЗО сидят, их пытали. Такие ужасы расписывали! Я во время разговора выпила кучу валерьянки, начала шуметь. И тут поняла, что лично знаю следователя, о котором они рассказывали. Позвонила ему и говорю: "Ты что, совсем оборзел? " Он ко мне в офис подъехал и рассказывает: "Хеда, если бы эти ребята меня убили, ты, как правозащитник, и слова бы не сказала". И он был прав, потому что мы меньше говорим об убитых сотрудниках безопасности, чем о тех, кто к нам обращается. Выяснилось, что его машину заминировали, он мог погибнуть. Ты, говорю, их пытал? - Нет, только по морде врезал, когда тот сказал: "Мой дядя, генерал, погиб на войне, и я за это мщу". Потом выяснилось, что другого полицейского они убили, а поймали одного из них с поличным, когда он проверял невзорвавшийся фугас, обезвреженный спецслужбами на рынке "Беркат". Тогда я пошла к этим мамам и сказала: "Я ваших детей защищать не буду. Следствие разберется". И таких людей, рассказывающих жалостные истории, куча. А может, злоупотребление и вправду было, но не по команде сверху. Однажды пропал юноша. Мы забили тревогу, принялись искать его, и через некоторое время узнали, что следователь держал в подвале молодых ребят, отращивал им бороды, а потом выдавал за боевиков. Одного, который ни под чем не подписывался, он повел в лес и собирался застрелить, но тут его взяли. Лишили всех наград, погон, шикарных домов и куда-то скрыли, чтобы сохранить жизнь. У нас ведь и кровная месть существует. Люди в ответе не только перед властью, но и перед родственниками. Конечно, он все равно не спасется. Но если б его отпустили, он бы уже давно погиб.
- Я слышал, что устроили замирение кровников.
- Да. Многие простили друг друга. Но постоянно возникают новые случаи. Если не замирить, человек отсиживает срок, выходит, и прямо у стен тюрьмы его убивают.
- Неужели не видели, что обычный следователь живет в шикарном доме?
- На это здесь особо не обращают внимание. У нас депутат местного самоуправления где-нибудь в деревне просто купается в роскоши. Рамзан даже как-то высказался - мы ругаем наших чиновников за их шикарную жизнь, а я это приветствую. Потому, что если он голодный, то будет обирать людей. Он, правда, и так обирает...
Я в Ичкерии, при той власти, не видела ничего хорошего. На народ им было плевать. Многие бригадные генералы бросили ребят, втянутых ими же в войну, и благополучно уехали с семьями за рубеж. Я сейчас с ними спорю до хрипоты в социальных сетях. "Посмотри, Хеда, под каким флагом ты стоишь, какой герб у тебя на печатях!" А я пишу в ответ: "Мы тогда вместе с вами защищали свою землю. Но вы нас бросили и сбежали. Вы хотели поменять этот флаг, но вам не удалось. Вот и приходится мне под ним стоять. Куда я денусь? Мы сейчас готовы хоть с папой Римским, только бы сберечь остаток народа".