Влетевшее в одну из извилин...
Прибой мерно и меланхолично набигал на берег - раз, два, пи, четыре… сто восемь, на этом счете прибой замирал, будто задумывался, но потом снова начинал гладить берег - раз, два, пи… Побережье рассеянно изогнулось то ли скобкой, то ли улыбкой, то ли луком, то ли просто старалось отодвинуться от моря, но это получилось только у небольшой части. Недалеко, буквально пара сотен метров и цолькинов, рос дуб, или фикус или ясень, или просто древний энт-триффид, в общем, что-то древовидное. Однажды на рассвете, когда солнце уже вылезло из-за горизонта, но еще не проснулось, к дереву подошёл человек. Путник скинул котомку, снял сандалии и расположился в оставшейся с вечера тени. Он сидел неподвижно, блаженно щурясь, он будто впитывал легкий игривый ветер. Сидел, рассеянно слушал кота, потом встал и повисел на дереве, посидел под ним, улыбнулся и погладил волка. Провёл пальцем по коре, будто писал - "Здесь завтра был...", палец застыл, человек задумался, прервал невидимую надпись, вздохнул, потом уронил - "Все иллюзия", поднял котомку и ушел. Кот посмотрел на Волка внизу, потом на оставшиеся от путника сандалии и грустно мяукнул - «Ну вот опять мусорят». Спустился, взял обувку и повесил её на одну из веток, потом осмотрел дерево, которое все было увешано сандалиями. Тут были и большие и детские, богатые и простые, новые и потрепанные, сандалии чуть покачивались под ветром. Раз, два, пи... сто восемь, на этом счете они превращались в желуди или наоборот желуди превращались в сандалии, но одно не менялось неумолимое набигание прибоя и покачивание обуви - раз, два, пи…