Гадкий утёнок наоборот
Грустная сказка из реальной жизни
I.
В эту весну я потерял работу, и чтобы хоть немного смягчить стремительное низвержение в нищету, собирал и продавал оплодотворённые яйца своих гусей. Такие яйца называют инкубационными и используют для закладки в инкубатор. Инкубационные яйца ценятся выше столовых, используемых для еды, поэтому при хорошей яйценоскости гусей и, главное, активном спросе покупателей, можно заработать немного денег.
В начале мая я перестал изымать у гусей яйца на продажу, им пора было садиться на гнёзда. Я решил, что соберу ещё двенадцать яиц для инкубатора, продезинфицирую стайку, принесу свежего сена и оставлю моих кормилиц в покое. Пусть наполняют свои гнёзда последними в этом сезоне яйцами и спокойно высиживают потомство.
Но тут вдруг резко похолодало, и гусыни начали нестись плохо. С трудом насобирал я за первую декаду мая лишь восемь яиц. Для комплекта не хватало ещё четырёх, но у первых яиц заканчивался уже срок годности - эмбриончики в них собирались покинуть этот мир, остановившись в развитии. Поэтому я решил закладывать в инкубатор то, что есть. Достал из коробки блестящую электронную итальянскую наседку «River» (которой втайне очень горжусь и любуюсь), налил воды в поддон, выставил температуру 37,7 С, и дрожащими от волнения и удовольствия руками установил яйца на лоток.
Процесс был запущен. При этом я не терял надежды доложить в инкубатор ещё пару яиц, если гусыни вздумают меня порадовать в течение ближайших суток.
И вот, вечером того же дня, когда загонял гусей в стайку, я увидел, что кто-то из гусынь сидит на гнезде. Кто именно я не разглядел, но обрадовался, потому что это означало, что снесено долгожданное яйцо. Я тихонько подошёл к гусыне, и ласково с ней разговаривая, слегка подвинул и просунул руку под её брюшко. Увы, яйца в гнезде не оказалось. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что на гнезде сидит Милка. И это было странным, потому что Милка диковата. Она могла подойти ко мне, взять еду из рук, но к гнезду никогда так спокойно не подпускала. Даже ручная Соня шипела на меня, когда сидела на гнезде. Из всех моих гусынь только Муся никогда и ни при каких обстоятельствах не проявляла ко мне агрессии или недоверия. Я подумал, что ошибся и это не Милка. Немного посидел рядом, поговорил, погладил Милку, называя её Мусей.
Затем я загнал гусей в стайку, и наступила ночь. Этой ночью Милка и умерла; там же на гнезде, где она год назад родилась; где я её в последний раз гладил. Но я ещё об этом не знал. Ночь была тёплой и тихой, гуси ни разу не вскрикнули. Хотя некоторые ночи проходят у них довольно шумно.
Утром я собирался в Шатуру за комбикормом для цыплят - других своих пернатых подопечных. Поэтому решил выпустить гусей пораньше.
Гуси как обычно шумно и радостно вывалились из дверей, и только одна гусыня продолжала сидеть на гнезде. Я снова обрадовался - теперь уже без сомнения я обнаружу там долгожданный джекпот. Так крепко гусыня сидит, когда только что снесла яйцо.
И лишь вот эта надежда найти яйцо и пополнить запущенный уже в работу инкубатор не позволила мне сразу уйти. В другой раз, опаздывая на электричку, я бы просто оставил её в покое, убедившись, что с ней и остальными гусями всё в порядке. А яйцо можно забрать и потом.
Но хотелось присовокупить его как можно раньше, чтобы меньше был разрыв между теми яйцами, что положил вчера.
Я приблизился к гусыне. Она смотрела на меня, подняв и слегка склонив голову. Всё как обычно, но что-то было в этом фрагменте моей жизни не так. Вот она сидит на гнезде… Глаза открыты, поблёскивают… Голова склонена, шея поднята и немного напряжена… Но как-то всё не реально… Я уже понимаю, что это всего лишь муляж, копия гусыни… никого живого существа на гнезде уже нет. Она не шевелилась. У неё была абсолютно естественная поза наседки. Но она не двигалась. Я присел и дотронулся до неё. Она была окоченевшей.
Как я различаю своих гусей? Серые гуси очень похожи. Вы ни за что не отличите незнакомых серых гусей друг от друга. Но я своих различаю. По разным признакам. Но самый быстрый - цветовая дифференциация клювов. У Муси кончик клюва розовый. И у Мартина тоже розовый. Но Мартин самец, он очень крупный, и его я различаю скорее по массе. У остальных гусынь - кончик клюва чёрный. Вот так мгновенно я отличаю Мусю от остальных гусынь.
У мёртвой гусыни кончик клюва был розовый. Значит, умерла Муся.
Я должен объяснить: несмотря на то, что я сейчас с болью и скорбью пишу о Милке, она не была моей любимой гусыней. Любимая гусыня у меня - это безалаберная Муся. Во-первых, это самая старая гусыня и самая первая, появившаяся у меня. Во-вторых, как я упоминал ранее, Муся самая добрая. В-третьих, так уж на душу легло. В целом я одинаково люблю всех своих подопечных, даже самую мелкую и хромоногую свою курицу. Потеря каждого - для меня утрата. Но потеря Муси - это для меня трагедия.
Мусю я один раз уже чуть не потерял. В январе дикие собаки прямо возле дома убили вожака стаи гусыню Валькирию. Остальные гуси в панике разлетелись по округе. С трудом я собрал всех, и только Муси нигде не было. Уже под вечер я нашёл её далеко в лесу. Я услышал, как она кричит и, продираясь к ней по пояс в снегу, шёл на этот крик. Муся сидела на большом сугробе и чистила пёрышки. Она была цела и невредима, только напугана...
Когда понял, что гусыня на гнезде мертва, я аккуратно взял её на руки и направился в дровяник, чтобы оставить там до возвращения из Шатуры. Когда вернуть - похороню в лесу.
Пока нёс, заметил, что открытые глаза её высохли - словно покрылись прозрачной пластиковой оболочкой. А ещё заметил, что она лёгкая. По весу ближе к кряковой утке, чем к гусыне.
Вернувшись, я ещё раз посмотрел на гусей, чтобы точно убедиться, что погибла именно Муся. Но… Муся как ни в чём не бывало, враскачку ходила по вольеру и деловито покрякивала. Мартин и Соня тоже были на месте и безмятежно фыркали, опустив клювы в поилку. Жива была и безымянная гусыня - злобная и пугливая сестра Милки, которую с сентября прошлого года не могу продать. И только Милки в вольере не было. А кончик клюва выцвел у неё уже после смерти, поэтому я и спутал её с Мусей.
II.
Гусята, появившиеся в гнезде, всегда дикие, пугливые и агрессивные в отличие от гусят, появившихся в инкубаторе. Потому что в гнезде у них есть мама, а всё остальное - опасность. У инкубаторских же «мама» - это человек, которого они увидели впервые, который их кормит, заботится, защищает.
Кто именно был мамой Милки - Валькирия или Муся, неизвестно. Потому что обе гусыни сидели на одном гнезде. И у обеих у них родилось шесть жёлтых пушистых детей на двоих. У одного гусёнка была вывернута ножка и он не мог ходить, а только ползал. Обычно в таких случаях я связываю ножки тряпочкой, как будто бы стреноживаю их, и через несколько дней сустав вправляется, и птенец начинает ходить самостоятельно. Этому гусёнку я тоже связал ножки, но нужно мне было до выздоровления оставить его дома, а я сразу вернул его обратно в гнездо. Утром он был уже мёртв. Скорее всего, кто-то из гусынь зацепился коготком за верёвку и наступил на гусёнка, случайно его убив. Ещё одного гусёнка мои неуклюжие гусыни тоже затоптали насмерть. Но четверо самых здоровых и юрких выжило. Недели через две один из этих четверых бесследно пропал. Я пересчитывал их после прогулки по двору и обнаружил, что одного нет. Я ходил вдоль речки и кромки леса, высматривал его, звал, а потом услышал тоскливый плач. Я побежал к мосту, пересёк реку, долго пробирался через кусты к поляне, где он сидел. Голос его был всё громче и громче. Вот сейчас расступится чаща, и я увижу потерявшегося гусёнка. Но на поляне никого не оказалось, и плач внезапно оборвался. А, может, его и не было. Может, мне это послышалось...
Из шести гусят, выведенных в гнезде, до осени дожило трое. Всех троих я выставил на продажу живьём. Но их никто не покупал. В ноябре одного самца пришлось пустить на мясо, так как его сильно забивал Мартин. Осталось двое. И эти двое перезимовали у меня. Я думал это самцы и только когда весной Мартин начал их крыть, понял, что это самки. Я даже обрадовался, потому что лишние самцы точно мне не нужны и пришлось бы мне их тоже забить на мясо. А я не люблю убивать своих подопечных. За всё время, что держу гусей, убил всего троих. У одного болели и почти сгнили обмороженные лапки. Другой напоролся во дворе на сухой, острый сук в мусорной куче, оставленной мне предыдущими хозяевами, и истекал кровью, порвав себе печень. Я остановил мучения, перерезав гусёнку горло. И в третий раз вынуждено убрал брата Милки, с которым и без меня расправился бы Мартин.
Я очень обрадовался и даже умилился, что самый ласковый и любознательный гусёнок из тех, что появились в гнезде, оказался девочкой. За мягкость, весёлость и доброту я дал ей имя Милка.
Чем сильнее вступала в свои права весна, тем жарче разгорался брачный сезон у моих гусей. И хоть было их у меня всего пять, а из этих пяти только один был самец и четверо самок, страсти кипели нешуточные. Гуси дрались, и особенно доставалось Милке. Она и так-то была самая маленькая, но сейчас стала стремительно худеть и ещё сильнее уменьшаться. Пропали её весёлость и любознательность. Животные не любят, когда кто-то в их сообществе отличается от остальных. Животные не признают весёлых, добрых, умных, ласковых и любознательных сородичей. В животном мире ты должен быть заурядным, сильным, наглым, хитрым; иметь хороший аппетит и регулярный обильный однородный стул.
Милка очень быстро превратилась в забитого и затравленного интроверта. Даже внешне стала очень некрасивой. Она стала персонажем сказки Андерсена «Гадкий утёнок» с точностью до наоборот. У Андерсена изгой превратился в прекрасного белого лебедя. А у меня же «прекрасный лебедь» - умное, ласковое и весёлое существо превратилось в «гадкого утёнка». Милка часто уходила в пустоту гусятника и словно безмолвный фантом подолгу сидела в темноте одна. Я впервые столкнулся с таким поведением у птиц. До этого был самец (тот самый с обмороженными лапками), которого тоже все травили, но он никогда не уединялся, не отбивался от стаи. Мне стоило бы отсадить её, но у меня нет безопасных помещений для этого. Я сам всего год назад переселился в полуразвалившийся, превращённый в помойку дом на пустыре. Я не успел ещё построить тут достаточно помещений для живности.
Интенсивнее всех Милку травил Мартин и её безымянная сестра. Нападала на неё и моя воспитанница - инкубаторская Соня. Милку отгоняли от поилки и кормушки. Ела и пила она всегда только украдкой.
III.
Вернувшись из Шатуры с мешком комбикорма для цыплят, я взял лопату, Милку и пошёл в лес, который начинается сразу за моим домом. И снова удивился, какая она лёгкая. Зимой я так же нёс хоронить Валькирию, но она лежала в мешке, этот мешок я закинул на плечо и согнулся под его тяжестью в три погибели. Милку же без усилий держал, прижав к себе, одной рукой.
Похоронил я её рядом с Валькирией - одной из двух её матерей. Но перед тем, как предать это многострадальное существо земле, уже там в лесу, я вспомнил одно вчерашнее происшествие, которое совсем вылетело у меня из головы, потому что казалось мне незначительным.
Вчера днём соседские дети отвязали маленькую собаку - шпица и играли с ней на улице. Этот шпиц умудрился пролезть под забором в большой временный вольер для гусей. Вольер недостроенный, одна из его секций не закреплена, а просто прислонена к стене дома. Так вот, этот шпиц начал гонять гусей и они в панике сдвинули эту незакреплённую секцию и выбежали во двор. Четверо гусей бросились в сад и только Милка, как обычно, отделилась от всех и убежала к реке - на край участка, где растёт самая большая берёза. Я услышал крики гусей и детей, которые ловили шпица, и выбежал во двор. Сначала мне на глаза попалась Милка, я побежал к ней… и тут давайте перемотаем и посмотрим в замедленной съёмке, потому что этот момент чуть позже окажется ключевым. Итак, замедленная съёмка: какой-то одинокий полусумасшедший любитель животных приближается к своей гусыне. Та и от природы немного диковата, и затравлена в последнее время своими сородичами, должна была испугаться, но как загипнотизированная стоит перед ним. Не убегает. Смотрим на предметы поблизости от неё. Что её ввело в ступор? Есть что-то рядом с ней? Может быть, какое-то инородное тело? Кроме шпица (которого уже поймали дети)? Что-то странное? Ощущается присутствие чего-то, но визуально всё как обычно - насмерть испуганная гусыня, впавшая в ступор, и спешащий на помощь взволнованный её хозяин. Стоп. Переключаем на обычную скорость воспроизведения. Ничего яркого и броского, но я прошу запомнить этот момент. Уже скоро мы к нему вернёмся.
Мне показалось странным, что Милка даже не пыталась от меня сбежать, что она отказалась самостоятельно идти домой, позволив взять себя на руки. Я отнёс её в вольер, а потом загнал туда остальных гусей, которые уже мирно паслись в саду.
Перед тем как похоронить Милку, я ещё раз осмотрел её внешне. Следов укуса собаки не было, да и не мог повредить её этот маленький и, в общем-то, безобидный шпиц. Но опять показалось, что очень уж Милка худая.
Я похоронил Милку, вернулся домой и начал мыть накопившуюся посуду. И всё думал о Милке, пытался разгадать тайну её внезапной смерти. Я даже вспомнил, что весь остаток дня она пролежала возле поилки. Впрочем, у гусей такое часто бывает: или едят, или гуляют, или лежат возле поилки.
От интенсивного мытья посуды наполнилось ведро под раковиной, и я пошёл выплеснуть его на край участка. На днях у меня вышел из строя сливной шланг, новый я ещё не купил, поэтому приходится выливать ведро на улицу. Выливаю я как раз в то место, куда убежала испуганная шпицем Милка. А ещё раньше - примерно неделю назад - я в том месте собирал мусор от предыдущих хозяев. Положил его в мешки и вывез на тележке в контейнер. Лишь несколько металлических предметов откинул в сторону - под большую берёзу. Металл я впоследствии складирую под крыльцом. Его можно сдать скупщикам. Вспомнилось вдруг, что когда убирал в этом месте мусор, обнаружил много старой змеиной кожи…
Так вот, мусор я вывез, а эти железки так и не убрал. А тем временем интенсивно поднимаются травы и скоро нужно их скашивать. Неубранные железки могут уйти в траву, а потом послужить причиной обрыва лески у косы. Я выплеснул ведро, поднял метал и когда уже распрямлялся встретился глазами с ледяным взглядом гадюки, которая вытянулась в нескольких сантиметрах от меня и даже не думала спасаться бегством. Старая, крупная, уверенная в себе убийца. Я медленно разогнулся и не делая резких движений, отступил назад. И, не отворачиваясь, начал двигаться к дому. Первая и самая дурацкая мысль, которая пришла мне в этой ситуации, - снять гадюку на камеру. Отойдя на безопасное расстояние, я побежал домой. Схватил видеокамеру, вернулся в большой берёзе, но гадюки уже нигде не было.
И вот через какое-то время у меня в голове стали складываться пазлы. Милку я обнаружил в том самом месте, где увидел сегодня гадюку и где несколько дней назад, убирая мусор, находил усохшие, сморщенные змеиные оболочки. Под этой старой берёзой поселилась гадюка. Может, и не одна. И Милка вчера, в панике убегая от шпица, могла случайно наступить на гадюку, или приблизиться к ней слишком близко. И гадюка, защищаясь, инстинктивно укусила её.
Эта версия самая реальная и правдоподобная. Но это всего лишь версия. Милка могла проглотить какую-нибудь тряпку, и у неё забился зоб или желудок. Не зря же она была такой худой. Реальную причину гибели моего непутёвого «гадкого утёнка», не узнает уже никто.
А жизнь тем временем продолжается. В ней происходят новые необъяснимые события, новые смерти и новые рождения.
I.
В эту весну я потерял работу, и чтобы хоть немного смягчить стремительное низвержение в нищету, собирал и продавал оплодотворённые яйца своих гусей. Такие яйца называют инкубационными и используют для закладки в инкубатор. Инкубационные яйца ценятся выше столовых, используемых для еды, поэтому при хорошей яйценоскости гусей и, главное, активном спросе покупателей, можно заработать немного денег.
В начале мая я перестал изымать у гусей яйца на продажу, им пора было садиться на гнёзда. Я решил, что соберу ещё двенадцать яиц для инкубатора, продезинфицирую стайку, принесу свежего сена и оставлю моих кормилиц в покое. Пусть наполняют свои гнёзда последними в этом сезоне яйцами и спокойно высиживают потомство.
Но тут вдруг резко похолодало, и гусыни начали нестись плохо. С трудом насобирал я за первую декаду мая лишь восемь яиц. Для комплекта не хватало ещё четырёх, но у первых яиц заканчивался уже срок годности - эмбриончики в них собирались покинуть этот мир, остановившись в развитии. Поэтому я решил закладывать в инкубатор то, что есть. Достал из коробки блестящую электронную итальянскую наседку «River» (которой втайне очень горжусь и любуюсь), налил воды в поддон, выставил температуру 37,7 С, и дрожащими от волнения и удовольствия руками установил яйца на лоток.
Процесс был запущен. При этом я не терял надежды доложить в инкубатор ещё пару яиц, если гусыни вздумают меня порадовать в течение ближайших суток.
И вот, вечером того же дня, когда загонял гусей в стайку, я увидел, что кто-то из гусынь сидит на гнезде. Кто именно я не разглядел, но обрадовался, потому что это означало, что снесено долгожданное яйцо. Я тихонько подошёл к гусыне, и ласково с ней разговаривая, слегка подвинул и просунул руку под её брюшко. Увы, яйца в гнезде не оказалось. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что на гнезде сидит Милка. И это было странным, потому что Милка диковата. Она могла подойти ко мне, взять еду из рук, но к гнезду никогда так спокойно не подпускала. Даже ручная Соня шипела на меня, когда сидела на гнезде. Из всех моих гусынь только Муся никогда и ни при каких обстоятельствах не проявляла ко мне агрессии или недоверия. Я подумал, что ошибся и это не Милка. Немного посидел рядом, поговорил, погладил Милку, называя её Мусей.
Затем я загнал гусей в стайку, и наступила ночь. Этой ночью Милка и умерла; там же на гнезде, где она год назад родилась; где я её в последний раз гладил. Но я ещё об этом не знал. Ночь была тёплой и тихой, гуси ни разу не вскрикнули. Хотя некоторые ночи проходят у них довольно шумно.
Утром я собирался в Шатуру за комбикормом для цыплят - других своих пернатых подопечных. Поэтому решил выпустить гусей пораньше.
Гуси как обычно шумно и радостно вывалились из дверей, и только одна гусыня продолжала сидеть на гнезде. Я снова обрадовался - теперь уже без сомнения я обнаружу там долгожданный джекпот. Так крепко гусыня сидит, когда только что снесла яйцо.
И лишь вот эта надежда найти яйцо и пополнить запущенный уже в работу инкубатор не позволила мне сразу уйти. В другой раз, опаздывая на электричку, я бы просто оставил её в покое, убедившись, что с ней и остальными гусями всё в порядке. А яйцо можно забрать и потом.
Но хотелось присовокупить его как можно раньше, чтобы меньше был разрыв между теми яйцами, что положил вчера.
Я приблизился к гусыне. Она смотрела на меня, подняв и слегка склонив голову. Всё как обычно, но что-то было в этом фрагменте моей жизни не так. Вот она сидит на гнезде… Глаза открыты, поблёскивают… Голова склонена, шея поднята и немного напряжена… Но как-то всё не реально… Я уже понимаю, что это всего лишь муляж, копия гусыни… никого живого существа на гнезде уже нет. Она не шевелилась. У неё была абсолютно естественная поза наседки. Но она не двигалась. Я присел и дотронулся до неё. Она была окоченевшей.
Как я различаю своих гусей? Серые гуси очень похожи. Вы ни за что не отличите незнакомых серых гусей друг от друга. Но я своих различаю. По разным признакам. Но самый быстрый - цветовая дифференциация клювов. У Муси кончик клюва розовый. И у Мартина тоже розовый. Но Мартин самец, он очень крупный, и его я различаю скорее по массе. У остальных гусынь - кончик клюва чёрный. Вот так мгновенно я отличаю Мусю от остальных гусынь.
У мёртвой гусыни кончик клюва был розовый. Значит, умерла Муся.
Я должен объяснить: несмотря на то, что я сейчас с болью и скорбью пишу о Милке, она не была моей любимой гусыней. Любимая гусыня у меня - это безалаберная Муся. Во-первых, это самая старая гусыня и самая первая, появившаяся у меня. Во-вторых, как я упоминал ранее, Муся самая добрая. В-третьих, так уж на душу легло. В целом я одинаково люблю всех своих подопечных, даже самую мелкую и хромоногую свою курицу. Потеря каждого - для меня утрата. Но потеря Муси - это для меня трагедия.
Мусю я один раз уже чуть не потерял. В январе дикие собаки прямо возле дома убили вожака стаи гусыню Валькирию. Остальные гуси в панике разлетелись по округе. С трудом я собрал всех, и только Муси нигде не было. Уже под вечер я нашёл её далеко в лесу. Я услышал, как она кричит и, продираясь к ней по пояс в снегу, шёл на этот крик. Муся сидела на большом сугробе и чистила пёрышки. Она была цела и невредима, только напугана...
Когда понял, что гусыня на гнезде мертва, я аккуратно взял её на руки и направился в дровяник, чтобы оставить там до возвращения из Шатуры. Когда вернуть - похороню в лесу.
Пока нёс, заметил, что открытые глаза её высохли - словно покрылись прозрачной пластиковой оболочкой. А ещё заметил, что она лёгкая. По весу ближе к кряковой утке, чем к гусыне.
Вернувшись, я ещё раз посмотрел на гусей, чтобы точно убедиться, что погибла именно Муся. Но… Муся как ни в чём не бывало, враскачку ходила по вольеру и деловито покрякивала. Мартин и Соня тоже были на месте и безмятежно фыркали, опустив клювы в поилку. Жива была и безымянная гусыня - злобная и пугливая сестра Милки, которую с сентября прошлого года не могу продать. И только Милки в вольере не было. А кончик клюва выцвел у неё уже после смерти, поэтому я и спутал её с Мусей.
II.
Гусята, появившиеся в гнезде, всегда дикие, пугливые и агрессивные в отличие от гусят, появившихся в инкубаторе. Потому что в гнезде у них есть мама, а всё остальное - опасность. У инкубаторских же «мама» - это человек, которого они увидели впервые, который их кормит, заботится, защищает.
Кто именно был мамой Милки - Валькирия или Муся, неизвестно. Потому что обе гусыни сидели на одном гнезде. И у обеих у них родилось шесть жёлтых пушистых детей на двоих. У одного гусёнка была вывернута ножка и он не мог ходить, а только ползал. Обычно в таких случаях я связываю ножки тряпочкой, как будто бы стреноживаю их, и через несколько дней сустав вправляется, и птенец начинает ходить самостоятельно. Этому гусёнку я тоже связал ножки, но нужно мне было до выздоровления оставить его дома, а я сразу вернул его обратно в гнездо. Утром он был уже мёртв. Скорее всего, кто-то из гусынь зацепился коготком за верёвку и наступил на гусёнка, случайно его убив. Ещё одного гусёнка мои неуклюжие гусыни тоже затоптали насмерть. Но четверо самых здоровых и юрких выжило. Недели через две один из этих четверых бесследно пропал. Я пересчитывал их после прогулки по двору и обнаружил, что одного нет. Я ходил вдоль речки и кромки леса, высматривал его, звал, а потом услышал тоскливый плач. Я побежал к мосту, пересёк реку, долго пробирался через кусты к поляне, где он сидел. Голос его был всё громче и громче. Вот сейчас расступится чаща, и я увижу потерявшегося гусёнка. Но на поляне никого не оказалось, и плач внезапно оборвался. А, может, его и не было. Может, мне это послышалось...
Из шести гусят, выведенных в гнезде, до осени дожило трое. Всех троих я выставил на продажу живьём. Но их никто не покупал. В ноябре одного самца пришлось пустить на мясо, так как его сильно забивал Мартин. Осталось двое. И эти двое перезимовали у меня. Я думал это самцы и только когда весной Мартин начал их крыть, понял, что это самки. Я даже обрадовался, потому что лишние самцы точно мне не нужны и пришлось бы мне их тоже забить на мясо. А я не люблю убивать своих подопечных. За всё время, что держу гусей, убил всего троих. У одного болели и почти сгнили обмороженные лапки. Другой напоролся во дворе на сухой, острый сук в мусорной куче, оставленной мне предыдущими хозяевами, и истекал кровью, порвав себе печень. Я остановил мучения, перерезав гусёнку горло. И в третий раз вынуждено убрал брата Милки, с которым и без меня расправился бы Мартин.
Я очень обрадовался и даже умилился, что самый ласковый и любознательный гусёнок из тех, что появились в гнезде, оказался девочкой. За мягкость, весёлость и доброту я дал ей имя Милка.
Чем сильнее вступала в свои права весна, тем жарче разгорался брачный сезон у моих гусей. И хоть было их у меня всего пять, а из этих пяти только один был самец и четверо самок, страсти кипели нешуточные. Гуси дрались, и особенно доставалось Милке. Она и так-то была самая маленькая, но сейчас стала стремительно худеть и ещё сильнее уменьшаться. Пропали её весёлость и любознательность. Животные не любят, когда кто-то в их сообществе отличается от остальных. Животные не признают весёлых, добрых, умных, ласковых и любознательных сородичей. В животном мире ты должен быть заурядным, сильным, наглым, хитрым; иметь хороший аппетит и регулярный обильный однородный стул.
Милка очень быстро превратилась в забитого и затравленного интроверта. Даже внешне стала очень некрасивой. Она стала персонажем сказки Андерсена «Гадкий утёнок» с точностью до наоборот. У Андерсена изгой превратился в прекрасного белого лебедя. А у меня же «прекрасный лебедь» - умное, ласковое и весёлое существо превратилось в «гадкого утёнка». Милка часто уходила в пустоту гусятника и словно безмолвный фантом подолгу сидела в темноте одна. Я впервые столкнулся с таким поведением у птиц. До этого был самец (тот самый с обмороженными лапками), которого тоже все травили, но он никогда не уединялся, не отбивался от стаи. Мне стоило бы отсадить её, но у меня нет безопасных помещений для этого. Я сам всего год назад переселился в полуразвалившийся, превращённый в помойку дом на пустыре. Я не успел ещё построить тут достаточно помещений для живности.
Интенсивнее всех Милку травил Мартин и её безымянная сестра. Нападала на неё и моя воспитанница - инкубаторская Соня. Милку отгоняли от поилки и кормушки. Ела и пила она всегда только украдкой.
III.
Вернувшись из Шатуры с мешком комбикорма для цыплят, я взял лопату, Милку и пошёл в лес, который начинается сразу за моим домом. И снова удивился, какая она лёгкая. Зимой я так же нёс хоронить Валькирию, но она лежала в мешке, этот мешок я закинул на плечо и согнулся под его тяжестью в три погибели. Милку же без усилий держал, прижав к себе, одной рукой.
Похоронил я её рядом с Валькирией - одной из двух её матерей. Но перед тем, как предать это многострадальное существо земле, уже там в лесу, я вспомнил одно вчерашнее происшествие, которое совсем вылетело у меня из головы, потому что казалось мне незначительным.
Вчера днём соседские дети отвязали маленькую собаку - шпица и играли с ней на улице. Этот шпиц умудрился пролезть под забором в большой временный вольер для гусей. Вольер недостроенный, одна из его секций не закреплена, а просто прислонена к стене дома. Так вот, этот шпиц начал гонять гусей и они в панике сдвинули эту незакреплённую секцию и выбежали во двор. Четверо гусей бросились в сад и только Милка, как обычно, отделилась от всех и убежала к реке - на край участка, где растёт самая большая берёза. Я услышал крики гусей и детей, которые ловили шпица, и выбежал во двор. Сначала мне на глаза попалась Милка, я побежал к ней… и тут давайте перемотаем и посмотрим в замедленной съёмке, потому что этот момент чуть позже окажется ключевым. Итак, замедленная съёмка: какой-то одинокий полусумасшедший любитель животных приближается к своей гусыне. Та и от природы немного диковата, и затравлена в последнее время своими сородичами, должна была испугаться, но как загипнотизированная стоит перед ним. Не убегает. Смотрим на предметы поблизости от неё. Что её ввело в ступор? Есть что-то рядом с ней? Может быть, какое-то инородное тело? Кроме шпица (которого уже поймали дети)? Что-то странное? Ощущается присутствие чего-то, но визуально всё как обычно - насмерть испуганная гусыня, впавшая в ступор, и спешащий на помощь взволнованный её хозяин. Стоп. Переключаем на обычную скорость воспроизведения. Ничего яркого и броского, но я прошу запомнить этот момент. Уже скоро мы к нему вернёмся.
Мне показалось странным, что Милка даже не пыталась от меня сбежать, что она отказалась самостоятельно идти домой, позволив взять себя на руки. Я отнёс её в вольер, а потом загнал туда остальных гусей, которые уже мирно паслись в саду.
Перед тем как похоронить Милку, я ещё раз осмотрел её внешне. Следов укуса собаки не было, да и не мог повредить её этот маленький и, в общем-то, безобидный шпиц. Но опять показалось, что очень уж Милка худая.
Я похоронил Милку, вернулся домой и начал мыть накопившуюся посуду. И всё думал о Милке, пытался разгадать тайну её внезапной смерти. Я даже вспомнил, что весь остаток дня она пролежала возле поилки. Впрочем, у гусей такое часто бывает: или едят, или гуляют, или лежат возле поилки.
От интенсивного мытья посуды наполнилось ведро под раковиной, и я пошёл выплеснуть его на край участка. На днях у меня вышел из строя сливной шланг, новый я ещё не купил, поэтому приходится выливать ведро на улицу. Выливаю я как раз в то место, куда убежала испуганная шпицем Милка. А ещё раньше - примерно неделю назад - я в том месте собирал мусор от предыдущих хозяев. Положил его в мешки и вывез на тележке в контейнер. Лишь несколько металлических предметов откинул в сторону - под большую берёзу. Металл я впоследствии складирую под крыльцом. Его можно сдать скупщикам. Вспомнилось вдруг, что когда убирал в этом месте мусор, обнаружил много старой змеиной кожи…
Так вот, мусор я вывез, а эти железки так и не убрал. А тем временем интенсивно поднимаются травы и скоро нужно их скашивать. Неубранные железки могут уйти в траву, а потом послужить причиной обрыва лески у косы. Я выплеснул ведро, поднял метал и когда уже распрямлялся встретился глазами с ледяным взглядом гадюки, которая вытянулась в нескольких сантиметрах от меня и даже не думала спасаться бегством. Старая, крупная, уверенная в себе убийца. Я медленно разогнулся и не делая резких движений, отступил назад. И, не отворачиваясь, начал двигаться к дому. Первая и самая дурацкая мысль, которая пришла мне в этой ситуации, - снять гадюку на камеру. Отойдя на безопасное расстояние, я побежал домой. Схватил видеокамеру, вернулся в большой берёзе, но гадюки уже нигде не было.
И вот через какое-то время у меня в голове стали складываться пазлы. Милку я обнаружил в том самом месте, где увидел сегодня гадюку и где несколько дней назад, убирая мусор, находил усохшие, сморщенные змеиные оболочки. Под этой старой берёзой поселилась гадюка. Может, и не одна. И Милка вчера, в панике убегая от шпица, могла случайно наступить на гадюку, или приблизиться к ней слишком близко. И гадюка, защищаясь, инстинктивно укусила её.
Эта версия самая реальная и правдоподобная. Но это всего лишь версия. Милка могла проглотить какую-нибудь тряпку, и у неё забился зоб или желудок. Не зря же она была такой худой. Реальную причину гибели моего непутёвого «гадкого утёнка», не узнает уже никто.
А жизнь тем временем продолжается. В ней происходят новые необъяснимые события, новые смерти и новые рождения.