Гооп Аскотт "Семь мудрых школяров". Глава 4. "Законный наследник" (часть 2)
Так и хочется воскликнуть : "О, времена! О, нравы!"
Мне лично, сюжет и вытекающая из него мораль показались весьма и весьма сомнительными. Смесь а-ля "Принц и нищий" и "Табачный капитан", но общее впечатление какое-то неоднозначное.
Особенно "жжот" ВЕЛИКИЙ педагог! Одного распустил донельзя - не беда, есть другой. Заменим по-тихому, и дело с концом:
Прям месье Акакий из "Табачного капитана" в исполнении Н.Трофимова:"Ты со мной сколько учеников посылал? Десять? Десять. А я тебе сколько капитанов привёз? Десять. Так чего ж ты ругаешься?"
А уж тезис о пользе телесных наказаний для здорового цвета лица и общего тонуса организма...
Итак, под катом читаем 2-ую часть главы 4, которая называется
ЗАКОННЫЙ НАСЛЕДНИК
II.
Во время экзекуции герцог приказал давать светлейшему палочку лакрицы за испытываемое им беспокойство, которое он должен был чувствовать при виде страданий за него сверстника, и Бобус так сильно пристрастился к этому лакомству, что всеми силами старался как можно чаще доставить Бубусу случай исполнить свою прямую обязанность. Поэтому получить "палку» имело совсем различное значение для этих двух мальчиков. При этом Бобус никогда не делился с Бубусом каким-нибудь лакомством, хотя бы после вынесенной последним незаслуженной экзекуции. Напротив, вместо того, чтобы пожалеть его, он насмешливо улыбался, глядя, как Бубус корчился под ударами наставника.
- Вот так! Хорошенько его! - кричал он, смеясь и потирая себе руки. - Сколько синяков у него будет завтра! Крепче, сэр, бейте крепче, - за него некому затупиться! Ну, сейчас он наверное заревёт благим матом! - продолжал Бобус, ожидая, что его сверстник закричит от боли.
Но Бубус терпеливо сносил наказание, зная. Что криком делу не поможешь. На злые насмешки Бобуса он отвечал молчанием; ему казалось, что блага земные неправильно распределены, и что ленивые дураки, вроде Бобуса, незаслуженно пользуются наградами и уважением, а на долю таких, как он, несправедливо выпадают более чем следует крепкие удары. Так было и во всём. Если, например, светлейшему прописывалось лекарство, состоявшее из какой-нибудь чёрной микстуры или противного порошка, Бубус должен был за него принять его, между тем, как Бобус съедал кусок пирожного или ложку варенья, а когда у Бобуса болели зубы, Бубусу вырывали здоровый зуб, причём тот не без удовольствия замечал, что больному от этого не делалось легче.
Во время игр Бубус всегда должен был быть лошадкой, предоставляя Бобусу быть кучером, а играя в крокет, Бобус вне очереди подкатывал шар, утверждая, что имеет на это право. Когда же они боролись, что часто случается с мальчиками, и Бубус одолевал Бобуса, наблюдавший за ними наставник или слуга спешил разнять их. В таких случаях Бубус получал порку, а если у Бобуса оказывался подбитым глаз, то двойную, тогда как пострадавший получал для утешения две палочки лакрицы.
Всё это Бубус сносил молча; но нам не трудно представить себе, что он думал в это время. Впрочем, Бобус никогда не интересовался знать, что чувствует его бессловесный слуга. Когда же Бобус бывал в хорошем расположении духа, то барабанил по спине Бубуса кулаками так же, как делал это наставник камышёвкой, и снисходительно говорил ему:
- Ты славный малый, Бубус! Когда я сделаюсь герцогом, ты будешь моим камердинером или лордом, или чем-нибудь другим в этом роде!
Время шло. Светлейший рос и становился с каждым днём всё более ленивым и злым, между тем как Бубус делал отличные успехи под руководством своего превосходного учителя. Можно ли было великому Джиглампсикусу поставить в вину, что, несмотря на столь тяжкие наказания, какие должен был выносить Бубус, нельзя было заставить Бобуса учиться? Его можно было порицать только за то, что он скрывал от герцога плохие успехи своего знатного ученика и всё время посылал во дворец самые лучшие отзывы о нём, как-то: классики - хорошо, математика - полная отметка, иностранные языки - превосходно, поведение - в высшей степени удовлетворительно, и т.д. Все работы Бобуса исполнял Бубус; он писал на лучшей бумаге с золотым обрезом карандашом, а затем Бобус выводил чернилами буквы, после чего следы карандаша стирались, пятна и кляксы выводились, насколько это было возможно, и работа отсылалась во дворец, где придворные по целым часам восхищались ею.
Прошло несколько лет, в течение которых внешность мальчиков сильно изменилась. Прежний краснощёкий Бобус сделался бледным, хилым и болезненным, вероятно, от большого количества употребляемых им сластей и другой нездоровой пищи, между тем как Бубус превратился в цветущего и круглого как пудинг юношу, чему. Должно быть, сильно способствовало умеренное питание и быстрое кровообращение, вызываемое частыми экзекуциями; в то время как Бобус всласть объедался разными лакомыми блюдами, Бубусу давали есть впроголодь и всегда отказывали даже в порции пудинга. Одевали их одинаково, с той лишь разницей, что платья Бобуса были сшиты из более тонкого сукна. Тем не менее они были очень похожи друг на друга, и посторонние несомненно приняли бы светлейшего за Бубуса, если бы он не носил на груди осыпанного бриллиантами значка, указывавшего на его высокий сан. Случалось, что сам наставник, когда бывал без очков, иногда не мог отличить их и не раз налагал свою грозную руку на Бобуса.
Но случалось ли это всегда по ошибке? Дело в том, что Бубус, старавшийся всячески льстить своему сверстнику, в то же время так усердно заискивал расположения своего наставника, что вскоре сделался его тайным любимцем.
Старик перестал обращать внимание на Бобуса, находя. Что напрасно тратит с ним время, и всецело занялся Бубусом, которым гордился, как многообещающим учеником, хотя и не скупился наказывать его по-прежнему. Бубус принимал ежедневно, как неизбежное зло, известную порцию ударов, тумаков, щелчков и толчков, но обращал на это столько же внимания, как если бы его причёсывали или чистили щёткой. Дошло до того, что он под розгами ухитрялся выучить урок или решить алгебраическую задачу, между тем как изнеженный Бобус не выносил даже малейшей боли и плакал и ревел из-за каждой царапины.
Когда Бобусу минуло шестнадцать лет, он был всё тот же хилый, вялый юноша, не знавший, что делать со своими длинными неуклюжими руками о ногами, тогда как Бубус за то же время очень окреп, возмужал и сделался настоящим джентльменом, но, к сожалению, этот способный юноша был очень честолюбив; он всячески заискивал у всех и потому находил себе повсюду друзей, тогда как Бобус возбуждал к себе всеобщую, хотя и тайную, ненависть своим чрезмерным высокомерием и злобой.
- Увидим, как вы будете говорить, когда я сделаюсь герцогом! - говорил он, когда его наставник отваживался противоречить ему. - Посмотрю я тогда, как вы будете тереть свой красный нос об пол, ползая передо мною!
- Ваша светлость забываете своё высокое достоинство! - возражал наставник, стараясь проглотить оскорбление.
- Ваша светлость забываетесь перед нашим уважаемым наставником! - замечал в таких случаях Бубус.
- Не суйся не в своё дело!.. Впрочем, это и вправду твоё дело, Бубус! - злорадно смеялся Бобус. - Ты в праве читать мне нотации, потому что тебе ведь приходится отвечать за меня, когда мне угодно быть неблагоразумным. Но, чтобы приучить тебя держать язык за зубами, я устрою тебе сейчас такую порку, какой ты еще никогда не имел.
И, схватив свечу, Бобус быстро поджёг парик своего наставника. Ошеломлённый Джиглампсикус подскочил от боли и, хватаясь с криком за свою пылавшую голову, как угорелый забегал по комнате.
Но едва миновала опасность, как он, вне себя от гнева, бросился на Бобуса, чтобы выдрать его за уши. В ту же минуту по всему замку раздались громкие крики:
- Герцог скончался! Да здравствует герцог!
Багровое от гнева лицо наставника мгновенно сделалось пепельно-серым. Он выпустил своего злого ученика и, опускаясь на колени, пробормотал в смущении:
- Смилуйтесь надо мною, ваша светлость!
Таким образом Бобус, за минуту перед тем барахтавшийся на полу с криком: «Простите! Не бейте! Никогда не буду!» вдруг очутился на высоте власти. Но он не сознавал ещё вполне великой перемены, происшедшей в его судьбе, и продолжал, тихо всхлипывая, утирать себе кулаком слёзы, с недоумением поглядывая на сбегавшихся со всего замка слуг, спешивших выразить ему свою покорность!
Мудрый Джиглампсикус не растерялся при вести, и у него блеснула счастливая мысль. Оказалось, что подагра сделалась роковой для престарелого герцога, завещавшего все свои владения своему единственному наследнику.
- Смилуйтесь надо мною, ваша светлость! - повторял наставник, продолжая стоять на коленях. - Пусть ваш первый шаг на пути к величию ознаменуется актом милости.
- Хорошо, - ответил Бобус высокомерно, - я дарую тебе жизнь с тем, чтобы ты завтра утром строго наказал Бубуса!
Это первая речь юного герцога была выслушана всеми с подобострастным вниманием.
- Ваше милостивое желание для меня закон, - ответил наставник, украдкой потирая свою опалённую голову.
Бубус тоже низко поклонился в знак согласия, хотя по лицу его можно было заметить, что он был очень недоволен.
Успокоенный этими знаками покорности, Бобус предался мечтам. Покойного герцога он редко видел и потому не мог питать к нему особенно нежных чувств. Поэтому, когда со всех сторон раздались крики: «Да здравствует герцог!» он высоко подбросил свою шляпу и громче всех прокричал «ура!». Весь день он находился в таком радостном упоении, что к вечеру его с трудом уговорили лечь спать, и, хотя его заботливо закутали в великолепное стёганое одеяло, он всю ночь не сомкнул глаз.
Но в эту ночь не он один страдал бессонницей. Если бы Бобус догадался спуститься под тёмные своды, где находилась кухня и прочие службы, он застал бы там в сборе всех своих мнимо-верных слуг с великим Джимлампсикусом во главе, которые совещались о чём-то и произносили ужасные клятвы; но об этом будет речь впереди.
Следует упомянуть, что Бобуса держали в таком строгом заточении, что лишь немногие слуги знали его в лицо, а у них он, понятно, не пользовался любовью.
На следующее утро в замок прибыла многочисленная свита придворных и сановников, чтобы передать наследнику регалии и сопровождать его во дворец его предков.
Первым вошёл в покои Бубус с герцогской мантией в руках и почтительно спросил своего господина, не соблаговолит ли он встать.
- О, Боже! - воскликнул Бобус, пораженный блестящим одеянием, в которое ему предстояло облачиться.
- Не прикажете ли мне, ваша светлость, одеть эту мантию, чтобы вы могли судить, к лицу ли она вам? - спросил коварный Бубус.
- Хорошо, одень, - ответил Бобус. - Я думаю, ты будешь недурным манекеном.
Бубус одел шёлковые чулки, бархатные панталоны, вышитый золотом камзол, прикрепил к груди множество блестящих знаков отличия и рыцарских орденов, великим магистром которых так внезапно сделался его счастливый господин, и набросил на себя богатую мантию, не забыв перед тем заботливо
Причесать себе волосы и напомадить пробивавшийся над губой лёгкий пушок.
Бубус был прекрасен в этом наряде. Бобус глядел на него с завистью и сгорал от нетерпения надеть этот роскошный костюм.
- Ну, снимай скорей! - приказал он. - Как завяжешь мне башмаки, можешь идти и получить обещанную порку. Надеюсь, наш толстяк отличится напоследок, потому что с этого дня я прекращаю всякие уроки и более не нуждаюсь в тебе.
- Хорошо; кстати, сегодня истекает срок моей семилетней службы, - ответил Бубус.
Не снимая с себя наряда, он ещё раз осмотрел себя в зеркале и вдруг, три раза топнув ногой, крикнул:
- Эй, кто там!
На этот зов дверь распахнулась, и в комнату вошёл великий Джиглампсикус; он нёс на бархатной подушке украшенную бриллиантами шляпу, а за ним следовали покорные слуги с мечом и другими знаками герцогского достоинства.
- преданные слуги вашей светлости ждут вас во двор! - обратился у Бубусу с низким поклоном вероломный наставник.
- Хорошо, мы сейчас выйдем, - ответил Бубус, величественно выпрямляясь во весь рост.
- Это что такое? - вскричал Бобус, поднимаясь на постели и с изумлением глядя на них.
- Тсс… тсс… - раздалось со всех сторон, и все с негодованием взглянули на него, как бы удивляясь такой неслыханной дерзости.
Тем временем Бубус надел шляпу, опоясался драгоценным мечом и, окинув себя ещё раз в зеркале гордым взглядом, направился к выходу.
- Эта шутка заходит слишком далеко! - вскричал Бобус, вскакивая с постели в одной сорочке. - Сними сейчас всё, наглый плут! Слышишь?
- наш верный козёл отпущения лишился ума. Теряя свою должность. - заметил Бубус с сострадательно улыбкой, и, перекинувшись многозначительным взглядом со своим наставником, он направился к выходу.
Все расступились перед ним с низким поклоном. Озадаченный Бобус бросился за ним с криком:
- Стой!.. Вор!.. Измена!.. Эй, стража!!.. Полиция!.. И это в вашем присутствии! В кандалы его! Бейте его! Я герцог! Он самозванец… шарлатан… негодяй… О-о-о!..
Тут голос его оборвался. Задыхаясь от гнева. Он хотел было бежать за самозванцем, но стража грубо остановила его. В ту же минуту со двора раздались оглушительные крики, которыми толпа приветствовала появление мнимого герцога.
Все сановники бросились вперёд, опрокидывая друг друга в грязь, чтобы поцеловать руку Бубуса, не сомневаясь, что перед ними находится их настоящий герцог, с портретом которого Бубус был теперь более схож, чем сам оригинал. Впрочем, это последнее обстоятельство следует приписать медвежьей услуге художников, которые из глупой лести изобразили юного герцога прекраснее, чем он был на самом деле.
В то время, как Бубус ехал во дворец в сопровождении блестящей свиты, несчастного Бобуса связали и, невзирая на его крики, угрозы и мольбы, потащили по мрачной лестнице и тёмным коридорам в комнату для наказаний, где его уже ожидал палач в маске, под пыткою которого он должен был уяснить себе всю пропасть своего падения.
Чьё грозное лицо скрывалось под этой чёрной маской - осталось в истории неизвестным; но нам не трудно догадаться, что выведенный из терпения педагог захотел наконец отомстить Бобусу за все годы вынужденной рабской покорности.
Приспешники палача тотчас разложили Бобуса, а палач принялся с таким усердием за работу, что в короткое время переломал на спине Бобуса все запасы розог, прутьев и палок, так что в какие-нибудь ужасные полчаса юноша с избытком перенёс все те наказания, от которых так несправедливо был избавляем в течение семи лет. Он корчился и кричал, что было мочи, но палачи не обращали на его вопли и крики ни малейшего внимания.
Расправившись так жестоко со своим господином, они бросили его в подземелье и предоставили ему там на свободе предаваться грустным размышлениям о несправедливости и суете мирской.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Мне лично, сюжет и вытекающая из него мораль показались весьма и весьма сомнительными. Смесь а-ля "Принц и нищий" и "Табачный капитан", но общее впечатление какое-то неоднозначное.
Особенно "жжот" ВЕЛИКИЙ педагог! Одного распустил донельзя - не беда, есть другой. Заменим по-тихому, и дело с концом:
Прям месье Акакий из "Табачного капитана" в исполнении Н.Трофимова:"Ты со мной сколько учеников посылал? Десять? Десять. А я тебе сколько капитанов привёз? Десять. Так чего ж ты ругаешься?"
А уж тезис о пользе телесных наказаний для здорового цвета лица и общего тонуса организма...
Итак, под катом читаем 2-ую часть главы 4, которая называется
ЗАКОННЫЙ НАСЛЕДНИК
II.
Во время экзекуции герцог приказал давать светлейшему палочку лакрицы за испытываемое им беспокойство, которое он должен был чувствовать при виде страданий за него сверстника, и Бобус так сильно пристрастился к этому лакомству, что всеми силами старался как можно чаще доставить Бубусу случай исполнить свою прямую обязанность. Поэтому получить "палку» имело совсем различное значение для этих двух мальчиков. При этом Бобус никогда не делился с Бубусом каким-нибудь лакомством, хотя бы после вынесенной последним незаслуженной экзекуции. Напротив, вместо того, чтобы пожалеть его, он насмешливо улыбался, глядя, как Бубус корчился под ударами наставника.
- Вот так! Хорошенько его! - кричал он, смеясь и потирая себе руки. - Сколько синяков у него будет завтра! Крепче, сэр, бейте крепче, - за него некому затупиться! Ну, сейчас он наверное заревёт благим матом! - продолжал Бобус, ожидая, что его сверстник закричит от боли.
Но Бубус терпеливо сносил наказание, зная. Что криком делу не поможешь. На злые насмешки Бобуса он отвечал молчанием; ему казалось, что блага земные неправильно распределены, и что ленивые дураки, вроде Бобуса, незаслуженно пользуются наградами и уважением, а на долю таких, как он, несправедливо выпадают более чем следует крепкие удары. Так было и во всём. Если, например, светлейшему прописывалось лекарство, состоявшее из какой-нибудь чёрной микстуры или противного порошка, Бубус должен был за него принять его, между тем, как Бобус съедал кусок пирожного или ложку варенья, а когда у Бобуса болели зубы, Бубусу вырывали здоровый зуб, причём тот не без удовольствия замечал, что больному от этого не делалось легче.
Во время игр Бубус всегда должен был быть лошадкой, предоставляя Бобусу быть кучером, а играя в крокет, Бобус вне очереди подкатывал шар, утверждая, что имеет на это право. Когда же они боролись, что часто случается с мальчиками, и Бубус одолевал Бобуса, наблюдавший за ними наставник или слуга спешил разнять их. В таких случаях Бубус получал порку, а если у Бобуса оказывался подбитым глаз, то двойную, тогда как пострадавший получал для утешения две палочки лакрицы.
Всё это Бубус сносил молча; но нам не трудно представить себе, что он думал в это время. Впрочем, Бобус никогда не интересовался знать, что чувствует его бессловесный слуга. Когда же Бобус бывал в хорошем расположении духа, то барабанил по спине Бубуса кулаками так же, как делал это наставник камышёвкой, и снисходительно говорил ему:
- Ты славный малый, Бубус! Когда я сделаюсь герцогом, ты будешь моим камердинером или лордом, или чем-нибудь другим в этом роде!
Время шло. Светлейший рос и становился с каждым днём всё более ленивым и злым, между тем как Бубус делал отличные успехи под руководством своего превосходного учителя. Можно ли было великому Джиглампсикусу поставить в вину, что, несмотря на столь тяжкие наказания, какие должен был выносить Бубус, нельзя было заставить Бобуса учиться? Его можно было порицать только за то, что он скрывал от герцога плохие успехи своего знатного ученика и всё время посылал во дворец самые лучшие отзывы о нём, как-то: классики - хорошо, математика - полная отметка, иностранные языки - превосходно, поведение - в высшей степени удовлетворительно, и т.д. Все работы Бобуса исполнял Бубус; он писал на лучшей бумаге с золотым обрезом карандашом, а затем Бобус выводил чернилами буквы, после чего следы карандаша стирались, пятна и кляксы выводились, насколько это было возможно, и работа отсылалась во дворец, где придворные по целым часам восхищались ею.
Прошло несколько лет, в течение которых внешность мальчиков сильно изменилась. Прежний краснощёкий Бобус сделался бледным, хилым и болезненным, вероятно, от большого количества употребляемых им сластей и другой нездоровой пищи, между тем как Бубус превратился в цветущего и круглого как пудинг юношу, чему. Должно быть, сильно способствовало умеренное питание и быстрое кровообращение, вызываемое частыми экзекуциями; в то время как Бобус всласть объедался разными лакомыми блюдами, Бубусу давали есть впроголодь и всегда отказывали даже в порции пудинга. Одевали их одинаково, с той лишь разницей, что платья Бобуса были сшиты из более тонкого сукна. Тем не менее они были очень похожи друг на друга, и посторонние несомненно приняли бы светлейшего за Бубуса, если бы он не носил на груди осыпанного бриллиантами значка, указывавшего на его высокий сан. Случалось, что сам наставник, когда бывал без очков, иногда не мог отличить их и не раз налагал свою грозную руку на Бобуса.
Но случалось ли это всегда по ошибке? Дело в том, что Бубус, старавшийся всячески льстить своему сверстнику, в то же время так усердно заискивал расположения своего наставника, что вскоре сделался его тайным любимцем.
Старик перестал обращать внимание на Бобуса, находя. Что напрасно тратит с ним время, и всецело занялся Бубусом, которым гордился, как многообещающим учеником, хотя и не скупился наказывать его по-прежнему. Бубус принимал ежедневно, как неизбежное зло, известную порцию ударов, тумаков, щелчков и толчков, но обращал на это столько же внимания, как если бы его причёсывали или чистили щёткой. Дошло до того, что он под розгами ухитрялся выучить урок или решить алгебраическую задачу, между тем как изнеженный Бобус не выносил даже малейшей боли и плакал и ревел из-за каждой царапины.
Когда Бобусу минуло шестнадцать лет, он был всё тот же хилый, вялый юноша, не знавший, что делать со своими длинными неуклюжими руками о ногами, тогда как Бубус за то же время очень окреп, возмужал и сделался настоящим джентльменом, но, к сожалению, этот способный юноша был очень честолюбив; он всячески заискивал у всех и потому находил себе повсюду друзей, тогда как Бобус возбуждал к себе всеобщую, хотя и тайную, ненависть своим чрезмерным высокомерием и злобой.
- Увидим, как вы будете говорить, когда я сделаюсь герцогом! - говорил он, когда его наставник отваживался противоречить ему. - Посмотрю я тогда, как вы будете тереть свой красный нос об пол, ползая передо мною!
- Ваша светлость забываете своё высокое достоинство! - возражал наставник, стараясь проглотить оскорбление.
- Ваша светлость забываетесь перед нашим уважаемым наставником! - замечал в таких случаях Бубус.
- Не суйся не в своё дело!.. Впрочем, это и вправду твоё дело, Бубус! - злорадно смеялся Бобус. - Ты в праве читать мне нотации, потому что тебе ведь приходится отвечать за меня, когда мне угодно быть неблагоразумным. Но, чтобы приучить тебя держать язык за зубами, я устрою тебе сейчас такую порку, какой ты еще никогда не имел.
И, схватив свечу, Бобус быстро поджёг парик своего наставника. Ошеломлённый Джиглампсикус подскочил от боли и, хватаясь с криком за свою пылавшую голову, как угорелый забегал по комнате.
Но едва миновала опасность, как он, вне себя от гнева, бросился на Бобуса, чтобы выдрать его за уши. В ту же минуту по всему замку раздались громкие крики:
- Герцог скончался! Да здравствует герцог!
Багровое от гнева лицо наставника мгновенно сделалось пепельно-серым. Он выпустил своего злого ученика и, опускаясь на колени, пробормотал в смущении:
- Смилуйтесь надо мною, ваша светлость!
Таким образом Бобус, за минуту перед тем барахтавшийся на полу с криком: «Простите! Не бейте! Никогда не буду!» вдруг очутился на высоте власти. Но он не сознавал ещё вполне великой перемены, происшедшей в его судьбе, и продолжал, тихо всхлипывая, утирать себе кулаком слёзы, с недоумением поглядывая на сбегавшихся со всего замка слуг, спешивших выразить ему свою покорность!
Мудрый Джиглампсикус не растерялся при вести, и у него блеснула счастливая мысль. Оказалось, что подагра сделалась роковой для престарелого герцога, завещавшего все свои владения своему единственному наследнику.
- Смилуйтесь надо мною, ваша светлость! - повторял наставник, продолжая стоять на коленях. - Пусть ваш первый шаг на пути к величию ознаменуется актом милости.
- Хорошо, - ответил Бобус высокомерно, - я дарую тебе жизнь с тем, чтобы ты завтра утром строго наказал Бубуса!
Это первая речь юного герцога была выслушана всеми с подобострастным вниманием.
- Ваше милостивое желание для меня закон, - ответил наставник, украдкой потирая свою опалённую голову.
Бубус тоже низко поклонился в знак согласия, хотя по лицу его можно было заметить, что он был очень недоволен.
Успокоенный этими знаками покорности, Бобус предался мечтам. Покойного герцога он редко видел и потому не мог питать к нему особенно нежных чувств. Поэтому, когда со всех сторон раздались крики: «Да здравствует герцог!» он высоко подбросил свою шляпу и громче всех прокричал «ура!». Весь день он находился в таком радостном упоении, что к вечеру его с трудом уговорили лечь спать, и, хотя его заботливо закутали в великолепное стёганое одеяло, он всю ночь не сомкнул глаз.
Но в эту ночь не он один страдал бессонницей. Если бы Бобус догадался спуститься под тёмные своды, где находилась кухня и прочие службы, он застал бы там в сборе всех своих мнимо-верных слуг с великим Джимлампсикусом во главе, которые совещались о чём-то и произносили ужасные клятвы; но об этом будет речь впереди.
Следует упомянуть, что Бобуса держали в таком строгом заточении, что лишь немногие слуги знали его в лицо, а у них он, понятно, не пользовался любовью.
На следующее утро в замок прибыла многочисленная свита придворных и сановников, чтобы передать наследнику регалии и сопровождать его во дворец его предков.
Первым вошёл в покои Бубус с герцогской мантией в руках и почтительно спросил своего господина, не соблаговолит ли он встать.
- О, Боже! - воскликнул Бобус, пораженный блестящим одеянием, в которое ему предстояло облачиться.
- Не прикажете ли мне, ваша светлость, одеть эту мантию, чтобы вы могли судить, к лицу ли она вам? - спросил коварный Бубус.
- Хорошо, одень, - ответил Бобус. - Я думаю, ты будешь недурным манекеном.
Бубус одел шёлковые чулки, бархатные панталоны, вышитый золотом камзол, прикрепил к груди множество блестящих знаков отличия и рыцарских орденов, великим магистром которых так внезапно сделался его счастливый господин, и набросил на себя богатую мантию, не забыв перед тем заботливо
Причесать себе волосы и напомадить пробивавшийся над губой лёгкий пушок.
Бубус был прекрасен в этом наряде. Бобус глядел на него с завистью и сгорал от нетерпения надеть этот роскошный костюм.
- Ну, снимай скорей! - приказал он. - Как завяжешь мне башмаки, можешь идти и получить обещанную порку. Надеюсь, наш толстяк отличится напоследок, потому что с этого дня я прекращаю всякие уроки и более не нуждаюсь в тебе.
- Хорошо; кстати, сегодня истекает срок моей семилетней службы, - ответил Бубус.
Не снимая с себя наряда, он ещё раз осмотрел себя в зеркале и вдруг, три раза топнув ногой, крикнул:
- Эй, кто там!
На этот зов дверь распахнулась, и в комнату вошёл великий Джиглампсикус; он нёс на бархатной подушке украшенную бриллиантами шляпу, а за ним следовали покорные слуги с мечом и другими знаками герцогского достоинства.
- преданные слуги вашей светлости ждут вас во двор! - обратился у Бубусу с низким поклоном вероломный наставник.
- Хорошо, мы сейчас выйдем, - ответил Бубус, величественно выпрямляясь во весь рост.
- Это что такое? - вскричал Бобус, поднимаясь на постели и с изумлением глядя на них.
- Тсс… тсс… - раздалось со всех сторон, и все с негодованием взглянули на него, как бы удивляясь такой неслыханной дерзости.
Тем временем Бубус надел шляпу, опоясался драгоценным мечом и, окинув себя ещё раз в зеркале гордым взглядом, направился к выходу.
- Эта шутка заходит слишком далеко! - вскричал Бобус, вскакивая с постели в одной сорочке. - Сними сейчас всё, наглый плут! Слышишь?
- наш верный козёл отпущения лишился ума. Теряя свою должность. - заметил Бубус с сострадательно улыбкой, и, перекинувшись многозначительным взглядом со своим наставником, он направился к выходу.
Все расступились перед ним с низким поклоном. Озадаченный Бобус бросился за ним с криком:
- Стой!.. Вор!.. Измена!.. Эй, стража!!.. Полиция!.. И это в вашем присутствии! В кандалы его! Бейте его! Я герцог! Он самозванец… шарлатан… негодяй… О-о-о!..
Тут голос его оборвался. Задыхаясь от гнева. Он хотел было бежать за самозванцем, но стража грубо остановила его. В ту же минуту со двора раздались оглушительные крики, которыми толпа приветствовала появление мнимого герцога.
Все сановники бросились вперёд, опрокидывая друг друга в грязь, чтобы поцеловать руку Бубуса, не сомневаясь, что перед ними находится их настоящий герцог, с портретом которого Бубус был теперь более схож, чем сам оригинал. Впрочем, это последнее обстоятельство следует приписать медвежьей услуге художников, которые из глупой лести изобразили юного герцога прекраснее, чем он был на самом деле.
В то время, как Бубус ехал во дворец в сопровождении блестящей свиты, несчастного Бобуса связали и, невзирая на его крики, угрозы и мольбы, потащили по мрачной лестнице и тёмным коридорам в комнату для наказаний, где его уже ожидал палач в маске, под пыткою которого он должен был уяснить себе всю пропасть своего падения.
Чьё грозное лицо скрывалось под этой чёрной маской - осталось в истории неизвестным; но нам не трудно догадаться, что выведенный из терпения педагог захотел наконец отомстить Бобусу за все годы вынужденной рабской покорности.
Приспешники палача тотчас разложили Бобуса, а палач принялся с таким усердием за работу, что в короткое время переломал на спине Бобуса все запасы розог, прутьев и палок, так что в какие-нибудь ужасные полчаса юноша с избытком перенёс все те наказания, от которых так несправедливо был избавляем в течение семи лет. Он корчился и кричал, что было мочи, но палачи не обращали на его вопли и крики ни малейшего внимания.
Расправившись так жестоко со своим господином, они бросили его в подземелье и предоставили ему там на свободе предаваться грустным размышлениям о несправедливости и суете мирской.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…