Это было 31-е октября. Андрея должны были судить перед Николаем Кавказским, но его адвокат - Светлана Сидоркина - опоздала, и заседания поменяли местами. Осталось человек 10, в том числе Виктор Иванович Савелов. Были мать и гражданская жена Андрея.
Барабанов - симпатичный парень, с теплыми глазами. Стрижка у него уже короткая, но не под такой ноль, как у Зимина или Ковязина. Когда его вели, мы хлопали, и он сразу начал улыбаться.
Судья Мушникова - толстая самоуверенная тетка - сначала накинулась на Сидоркину и устроила ей выволочку за опоздание. Выглядело неприятно.
Говорил и двигался Андрей достаточно медленно, так что трудно было вообразить его, наносящего ОМОНовцу удар ногой. В начале заседания следователь Андреев просил приобщить к делу медицинскую справку и протокол обыска дома у Барабанова. Папка бумаги была весьма толстой. Сидоркина передала её подзащитному, и тот долго читал, так что судья не выдержала и предложила сделать перерыв. Андрей сначала отказался, а когда судья не выдержала второй раз, неприязненным голосом сообщил, что ему нужно 5 минут.
Мы вышли в коридор и потом снова зашли. "Аргументы" следователя для продления ареста я уже устала переписывать, это просто цитата статьи 97 УПК без всяких доказательств.
Андрей Барабанов произвел на меня очень приятное впечатление, потому что он единственный делал то, что представлялось мне абсолютно логичным - смотрел в зал, а именно на жену и мать. И улыбался им. Остальные почему-то смотрят на судью, следователя, прокурора, как будто в них есть что-то интересное. Андрей же лишь изредка кидал туда взгляды довольно брезгливые взгляды, а большую часть времени он глазами разговаривал с дорогими ему людьми. Думаю, это правильно, потому что единственная польза от таких фарсовых процессов - повидаться с близкими и просто людьми, которые тебя поддерживают.
"Я обычный человек", - сказал Андрей, когда ему предоставили слово. - "У меня есть семья, есть гражданская жена, и я не собираюсь никуда скрываться. Что же касается расследования - вина по части 1 статьи 318 мною признана и я не понимаю, что здесь ещё расследовать".
И тут, как на каждом процессе, у меня появилось ощущение - а может, для него всё-таки сделают исключение и выпустят? Но исключения, конечно, не сделали. Во время приговора Андрей также смотрел на мать и жену. Мимика у него потрясающе выразительная. Когда судья нудила, что он совершил "тяжкое преступление против государственной власти", он медленно развел руками, как бы говоря: "вот штука со мной приключилась".
Когда народ выводили из зала, Андрей громко и четко сказал родным: "Я вас люблю! Не переживайте!", и за это я его вообще зауважала:)
Сегодня Анна Каретникова
разговаривала с Андреем в Бутырке. Он передает, что очень ждет писем. Отвечает всем (правда, мне тоже отвечал). И ему обидно, что пишут ему только один раз, он отвечает, а на его письмо ответа уже не приходит. Будто бы обязаловка, отписались - и всё.
Андрей производит впечатление человека, для которого очень важны социальные связи, доброта, моральная поддержка. Сам по себе он кажется приветливым, позитивным. Я думаю, ему надо писать. Только имейте в виду, что в Бутырке самый вредный цензор из всех СИЗО, поэтому насчет кровавого режима лучше не распинаться, а делать упор именно на моральную поддержку и простое общение.