(no subject)
Это был сон, в котором я лежу на полу, а моя бывшая любовница вдруг неожиданно заходит в комнату и ложится рядом прямо в белом офисном костюме в неестественной позе. Я поворачиваю голову и понимаю,что она превратилась в манекен и, дабы в этом удостовериться, я разрываю её блузку и вижу пластиковые гладкие полусферы без сосков. На стенах начинают проступать гадкие смеющиеся лица в виде карандашных набросков, их нарисованные волосы отделяются от обоев, сплетаются в бледный серый канат и обвиваются вокруг моей шеи. Всё это происходит в абсолютной тишине. Я продолжаю задыхаться до тех пор, пока не просыпаюсь.
Длинная тельняшка на голое тело заменяет повседневную домашнюю одежду. По утрам ещё витает иллюзия, что я живу одна. Головка душа, кое-как обмотанная чёрной изолентой, стегает по бедру ледяной струёй неожиданной траектории. Это помогает сбросить остатки ночного кошмара и облачиться в колючую реальность.
Маленькое окно с приоткрытой форточкой, заботливо удерживаемой детским беззубым ксиллофончиком, открывает вид на узенькую крышу дома напротив. По ней вальяжно прогуливается откормленная чайка, время от времени издавая величественный крик, похожий на одновременный стон десяти дверей с несмазанными петлями. Эта пернатая - единственный очевидец моей ежеутренней войны с душем.
Моя мама всегда учила меня делать укладку концами вовнутрь, дескать, так аккуратнее, но теперь я живу отдельно и мне соовсем не хочется куда - либо гнуть волосы ради сомнительной красоты, поэтому я просто сушу их феном, позволяя таким образом русой шевелюре самой решать, как ей расположиться на голове. Пшикаю остатки духов перед собой и вхожу в ароматное облако в чём мать родила (способ, о котором поведала миру великая Коко, если мне не изменяет память). Наспех натягиваю джинсы, футболку и олимпийку, обуваюсь, извлекаю из заднего кармана штанов деформированную сигаретную пачку и покидаю квартиру.
Мусорные бачки столпились у самого выхода из арки, подобно жестяным троллям, которых застал врасплох первый солнечный луч. Аккуратно обхожу их рифлёные бока и выбираюсь на оживлённый даже в такое время проспект. Невский проспект. Пройдя метров десять до Литейного, я останавливаюсь и жду когда загорится зелёный, перелистывая в голове свои детские воспоминания.
Когда я была маленькой,я уговаривала маму завести жирафёнка. По моим подсчётам, подогнув тонкие ножки и вытянув шейку, он вполне мог уместиться вдоль стены, где стояло ненавистное пианино, которое впоследствии стало моим закадычным другом. Вместо жирафёнка мы завели простую чёрную кошечку Анфису, хотя мысли об экзотическом пятнистом друге со смешными кожстыми рожками не покидают меня и до сих пор..
Длинная тельняшка на голое тело заменяет повседневную домашнюю одежду. По утрам ещё витает иллюзия, что я живу одна. Головка душа, кое-как обмотанная чёрной изолентой, стегает по бедру ледяной струёй неожиданной траектории. Это помогает сбросить остатки ночного кошмара и облачиться в колючую реальность.
Маленькое окно с приоткрытой форточкой, заботливо удерживаемой детским беззубым ксиллофончиком, открывает вид на узенькую крышу дома напротив. По ней вальяжно прогуливается откормленная чайка, время от времени издавая величественный крик, похожий на одновременный стон десяти дверей с несмазанными петлями. Эта пернатая - единственный очевидец моей ежеутренней войны с душем.
Моя мама всегда учила меня делать укладку концами вовнутрь, дескать, так аккуратнее, но теперь я живу отдельно и мне соовсем не хочется куда - либо гнуть волосы ради сомнительной красоты, поэтому я просто сушу их феном, позволяя таким образом русой шевелюре самой решать, как ей расположиться на голове. Пшикаю остатки духов перед собой и вхожу в ароматное облако в чём мать родила (способ, о котором поведала миру великая Коко, если мне не изменяет память). Наспех натягиваю джинсы, футболку и олимпийку, обуваюсь, извлекаю из заднего кармана штанов деформированную сигаретную пачку и покидаю квартиру.
Мусорные бачки столпились у самого выхода из арки, подобно жестяным троллям, которых застал врасплох первый солнечный луч. Аккуратно обхожу их рифлёные бока и выбираюсь на оживлённый даже в такое время проспект. Невский проспект. Пройдя метров десять до Литейного, я останавливаюсь и жду когда загорится зелёный, перелистывая в голове свои детские воспоминания.
Когда я была маленькой,я уговаривала маму завести жирафёнка. По моим подсчётам, подогнув тонкие ножки и вытянув шейку, он вполне мог уместиться вдоль стены, где стояло ненавистное пианино, которое впоследствии стало моим закадычным другом. Вместо жирафёнка мы завели простую чёрную кошечку Анфису, хотя мысли об экзотическом пятнистом друге со смешными кожстыми рожками не покидают меня и до сих пор..