(no subject)
Некогда один гуманист и романтик, и даже, некоторым образом, идеалист, имя которого никто и не упомнит уже, продолжительное время занимался добродетелями - помогал, утешал и спасал, но потом разочаровался в людях - они лгали, предавали и крали безо всякого стеснения. Оставил он их и пошёл в коммерцию, где дела у него шли не сказать, что хорошо, но и не плохо, жить было можно. Однако скоро негоцианство его поразило тем, как там люди управлялись и использовались. Горько ему стало, он заплакал и покинул его.
Пошёл романтик по парагуманистическому направлению, чтобы хоть как-то, хоть краем, но делать добро - такое в нём стремление сохранялось. Но там, на краю, он увидел такие подлости, о которых даже в хороших книжках не читал никогда, и снова разуверился. Да что же это такое, думает, буду теперь заниматься только техникой и железками всякими и никаких больше людей. Но за эту работу ему денег не давали, только “спасибо” говорили, да и то не всегда.
Прошло время, человек странствовал, болел и страдал.
Вернулся он к людям, которым прежде делал добро, худой и оборванный, и попросил еду. Но люди не дали ему ничего, прогнали и собак вслед спустили. Нам, говорят, разочарованные совершенно ни к чему, с вами каши не сваришь.
А куда он потом делся никто не знает. Опустил голову безмолвно и ушёл. Осенью сумерки наступают рано. Долго его огонёк мерцал в воцаряющейся темноте, а потом и вовсе пропал.
Заставит ли кого-нибудь эта печальная история задуматься. Врядли. А если кто и задумается, то не изменится. Так уж человек устроен. Нам ли, мизантропам, об этом не знать.